Новый Мир ( № 7 2007) - Новый Мир Новый Мир

3

К. И. Чуковский — И. С. Шмелеву

7 ноября 1911 года.

Москва, Житная, 10.

Многоуважаемый Ив<ан> С<ергеевич>,

Ваша вещь поразительная!1 Я хожу из дому в дом и читаю ее вслух, и все восхищаются. Я взял ее с собою в вагон, когда ехал к Леониду Андрееву2, и в иных местах не мог от волнения читать. Говорил о ней Андрееву, — он тоже слышал о ней — и даже те отрывки, которые из нее напечатаны в разных газетных статьях, восхищают его. Мне кажется, что уже лет десять не читал ничего подобного. И, помимо чувства, какая умелость. Как мастерски сделаны первые главы.

Ваш Чуковский.

Сам я болел. Теперь — и развинчен. Ничего писать не умею. Свирепые бессонницы одолели меня. Чуть только поправлюсь, выскажу, как умею, свое восхищение — но [не?] в этом же дело.

1 Имеется в виду повесть Шмелева «Человек из ресторана».

2 Речь идет о поездке Чуковского в середине октября 1910 года к Л. Н. Андрееву на его дачу в Ваммельсуу.

4

И. С. Шмелев — К. И. Чуковскому

10 ноября 1911 года.

Многоуважаемый Корней Иванович,

Как обрадовали Вы меня, какую теплую и светлую каплю кинули на мое сердце. Не умею и сказать. Читал письмо, и дрожали руки, и сердце дрожало. Но не от удовольствия и удовлетворения дрожало, а от какого-то иного чувства, неизмеримо ценнейшего и неопределимого. Знаете, когда щекочет в глазах и ползут мурашки. Ну вот, вот и дождался, вот и потянулись к иному сердцу слова, выдавленные из души, ушли из тихой комнатки в жизнь, под небо, и нашли приют и привет. И не спугнули их шумы бойкой и хлесткой жизни, и не затоптали их на перекрестках. Я счастлив и благодарю, благодарю. Не прошло еще время, когда и тихие слова слышатся, когда биение мелкой жизни отзывается в родном сердце.

Счастливо сознание для меня, что могу говорить, что лежит в душе заветного, что легко принимается это заветное, что Вы его приняли. Вы, знающий тайну вышелушивания ядра писательского, хватающий сердце и суть среди побочных многих течений и пристроек авторской манеры и настроений, умеющий разом сыскать главное, то скрытое зеркальце, где отражается настоящее лицо, где ярче глаза, где особенно сильно отражается постукивание сердца. Вот так несправедливо забытый Альбов в Вас в наше время нашел главн<ым> образом своего толкователя1. Не зря я упоминаю Альбова. От него первого, милого, светлого и глубоко страдавшего, угрюмого, подавленного, узна­л я, что могу работать, что должен работать, что есть у меня чему послужить2. От него первого принял отзвук сердца истомленного, умевшего тихо плакать там, где можно или источать желчь, или злобно смеяться, или, плюнув на все, отдаться течениям бесшабашной веселости или самодовольства. И вот Вы — в строках понял я — сказали мне еще большое и доброе. И милый С. Н. Ценский сказал, чуткий и задумчиво-нежный, и глубокий3.

Я счастлив, очень счастлив. Примите эти слова в самом мягком тоне. И глубоко чувствую. И Вашу душевную искренность чую, и рад, рад.

Мечтал и желал боязливо — хоть бы лакеи человеческие, хоть бы невидные, скорбные, замызганные только бы прочитали и понесли что на сердце, боялся, что чадом и гарью кухонной и грязцой невидной запахнет от повести, и неприятно отвернутся, зажимая нос, те, что обычно читают и любят запахи более тонкие и глубокие. Но вот читают. О, не о чутких говорю, не о тех, кто принимает жизнь во всех ее сторонах, и не о тех, кто еще не приобрел удобного умения освежающее, гладкое и удобное видать в жизни и катится по гладким дорожкам без встрясок и толчков, а о тех, кто на кладбищах может выплясывать под гармошку, и в слезах и стонах ловить лишь прекрасное переживание, или ничего не видеть и ничего не слышать ввиду особо праздничного и ловкого устройства уха и глаза. Кто спешит и не задерживается, потому что дорого время и так прекрасна жизнь.

Рад потому я, что мелкое и жуткое в жизни еще встречает отклик в родной душе, еще не все облеклись в толстые кожи, еще воспринимает ухо писк и косноязычные слова. Воспринимает и чует за косноязычием больное и заветное, засыпанное мусором и плевками, окурками и кусками празднующих. Ловит еще писк в шумах и звонах рюмочного действия и в тонких мелодиях наджизненного и успокаивающего.

А как жутко было выйти на свет с лакеем Скороходовым4, который и говорить-то разучился по-человечески, а знает одно — «слушаю-сь» и «сей минут-с»... да «не извольте беспокоиться». Боялся, что и мне скажут -а-а... или даже этого не скажут, а так только... бровью... или пальцем. Или в лучшем случает выругают, что даже, пожалуй, лучше в некоем отношении. А то и так... Эй, Шепелев!.. Бывало и Шепелев и... из кавказской жизни (вм<есто> крымской) и... высокопокровительственное — ммм-да! И не разберешь — ругнули или плюнули. И еще хорошо бы, ежели бы плюнули с до­стоинством, так сказать, смело, звучно и уверенно, с открытыми глазами. А то и не видишь, кто плюнул и как он в лице, уверенно ли и даже с удовольствием и весом... а все больше таким боковым, скользким отплевыванием, через зубы вбок. Только слышишь — цыкнут так, между делом, походя — попадет, нет ли — все равно. Ну и жуть, и омерзение, и тоска. И не знаешь, стоит ли огород городить и людей в расходы вводить и в раздражение. Все-таки себя поберегли бы для хорошего дела и вообще.

Конечно, все это пустяки, пожалуй, и я слишком отчетливо принимал сердцем, но было тяжело. Утешало, что не я один такой, а в компании даже веселей. Но теперь радостно. Вот только бы иметь силы работать невзирая. И опять страх — есть ли что сказать у тебя. Самый едкий страх.

Простите, что так вот откровенно и сказал. Да еще Вам. Но потому и сказал, что Вам. И не знаю Вас лично, а знаю Вас. Может быть, сердце лежит, может быть, очень оттаял. И не раскаиваюсь. Вам это, знаете, не безразлично. Только Вы не обидитесь, я знаю. Вы же мне прямо сказали, что нравится Вам работа моя, широко сказали. Ну, и я тоже широко скажу, а потому, что Вы поняли нутро. Хоть и не сказали, что взяло Вас, а я чую. Спасибо, спасибо. Не за то, что поняли — это Ваше свойство, — а за то, что так прямо и широко сказали. А я от всего сердца скажу — будьте здоровы, поправьтесь от болезни, найдите равновесие душевное. Знаю я эти болезни.

Искренне уважающий Вас Ив. Шмелев.

1 Альбов М. Н. (1851 — 1911) — прозаик. Чуковский написал о его творчестве два отзыва: «Бунт слабого человека в произведениях Альбова« («Ежемесячное литературное приложение к журналу „Нива”», 1908, № 1) и «Подпольный байронизм» («Речь», 1907, 6 июня).

2 В письме к Шмелеву от 28 октября 1908 года М. Н. Альбов, характеризуя его произведения 1906 — 1907 годов, отметил их психологизм и способность молодого автора к яркой обрисовке «физиономии быта». «Я вижу в Вас недюжинную силу, — писал Альбов, — которая должна проявиться во всем своем размахе, и дай Бог, чтобы это сбылось поскорее» (РГБ, ф. 387, карт. 9, ед. хр. 28).

3 16 сентября 1911 года Шмелев сообщал критику А. Александровичу (Потеряхину), что С. Н. Сергеев-Ценский во время беседы с ним высоко отозвался о повести «Человек из ресторана» (РГАЛИ, ф. 2262, оп. 1, ед. хр. 86). Свой отзыв Сергеев-Ценский вскоре повторил в письме к писателю и критику К. Р. Миллю: «Читали, какую прелестную вещь написал Шмелев („Человек из рест<орана>”) и какой он оказался вообще талантливый!» («Русская литература», 1971, № 1, стр. 156).

4 Главный герой повести «Человек из ресторана».

5

К. И. Чуковский — И. С. Шмелеву

21 ноября 1911.

Москва, Житная, 10.

Многоуважаемый Иван Сергеевич,

Это моя вина — не перед Вами, а перед рус<ским> обществом, что я до сих пор не закричал в нашей «Речи»1 и в «Современном слове»2: смотрите, читайте, плачьте по поводу Вашей повести. Это мой долг, моя обязанность обрадовать русского читателя таким прекрасным праздником литературы — но я болел острым малокровием мозга, у меня трое детей — все сразу заболели, жена слегла — а тут векселя, квартира и пр. Я на время уезжаю из горо­да — на неделю — надеюсь поправиться — и тогда к 10 — 11 декабря напишу о Ресторанном Человеке3 статью. Пишете ли Вы что-н<и>б<удь> для альманаха, который затевается Ценским4. Я вчера был у него: он читал мне превосходную свою новую вещь: «Медвежонок»5. Очень нервно, ново и глубоко.

Сердечно Ваш Чуковский.

Не дадите ли для Речи рассказик для Рождества? Заплатят Вам хорошо.