Благородство и страсть - Барбара Пирс

До этого момента Дрейк как-то забыл о матери. Он думал, что между родителями не осталось любви. Но, видя ее страдания, решил, что чего-то не понимал в их отношениях. Стараясь выглядеть спокойным, он пошел вслед за врачом.

Кенан подъехал к особняку Бедгрейнов ровно в одиннадцать часов. Его удивило, что дворецкий не захлопнул дверь у него перед носом, а уж когда тот попросил подождать в гостиной, подумал: а вдруг все уладится? Но стоило сэру Томасу Бедгрейну появиться в дверях, как от надежд не осталось и следа.

– Вы так и будете ее прятать от меня? Сэр Томас прикрыл дверь.

– Вы думаете, это возможно? – В его вопросе не было злости, только интерес.

– Нет, – резко ответил Кенан. – Когда мы виделись с ней в последний раз, мы не договорили. Мне надо увидеть Уинни. Я хочу, чтобы она знала: ей больше нечего бояться.

– Вы хотите сказать, что я не в состоянии защитить свою собственную дочь, мистер Милрой?

Если продолжать в том же духе, в следующий раз они встретятся на дуэли, подумал Кенан, а вслух сказал:

– Защитить можно только того, кого понимаешь. Сэр Томас поднял брови:

– Вы считаете, что понимаете мою девочку лучше, чем я, ее отец?

– Прошу прощения, сэр, но такой лукавой леди, как ваша дочь, нужно все внимание мужчины.

Сэр Томас кивнул:

– Против вашей логики трудно возражать. – Он открыл дверь. – Эй, – позвал он лакея, – передайте мисс Бедгрейн, чтобы она пришла сюда. К ней гость. – И посмотрел на Кенана. – Я только не уверен в том, ваше ли внимание ей нужно, – заметил он и оставил Кенана одного.

Уинни шла в гостиную, теряясь в догадках, кто бы мог прийти с утра пораньше. Впрочем, единственный, кто вечно пренебрегал правилами и чье имя в этой связи приходило ей на ум, был Кенан Милрой. Но этот таинственный гость сначала говорил с ее отцом, а сэр Томас вряд ли стал бы принимать Милроя в своем доме.

Но вот она распахнула дверь и увидела его. Он был одет скорее для прогулки по Гайд-парку, чем для визита. Вдруг заколебавшись, Уинни оглянулась, чтобы посмотреть, нет ли поблизости отца с его короткоствольным кремневым ружьем наготове.

– Я пришел в открытую, Уинни. Он знает, что я здесь. Молодой человек снял шляпу и быстро провел рукой по волосам, так, как ей всегда нравилось.

– И он не выгнал тебя?

– Сейчас Бедгрейн чувствует себя обязанным. Хотя не думаю, что это надолго. – Ловя каждое ее движение, Кенан не заметил, как смял поля шляпы. – Я ужасно хочу дотронуться до тебя, – беспомощно признался он. – Можно тебя обнять?

С этими словами он подошел к ней и крепко обхватил, утопив нос в ее волосах, и глубоко вдохнул их запах.

Уинни прижалась щекой к его груди, чувствуя силу, которую дарило это прикосновение.

– Папа рассказал мне, что ты сделал, – прошептала она, думая, что в сказанном ей недостает многих деталей, как и в рассказе отца. Она знала лишь, что Кенан и лорд Невин столкнулись с Мидлфелом и его дружками и покончили с их грязной игрой.

Кенан наклонил голову и прильнул к ее губам. Это был спокойный, нежный поцелуй. В нем не было той пылкой страсти, на которую они оба были способны.

– Ты должна была сказать мне. – Вспомнив, как он узнал о ее мучениях, он крепче сжал ее. – Я давным-давно покончил бы со всей этой игрой. Это все твоя чертова гордость. Ты скорее взвалишь на свои плечи груз, который любого угробит, чем попросишь помощи.

Холодно сверкнув глазами, Уинни высвободилась из его объятий. Лучше бы он злился на нее, а не упрекал. Она уже и так почти всю себя отдала ему. Если он заберет еще один кусочек ее души, она вряд ли сможет жить с оставшейся пустотой.

– С какой стати я должна была довериться человеку, который тоже играл в свои игры? – Она перешла в нападение.

Кенан нахмурился.

– У меня были на то причины, – ответил он. – Черт возьми, Уинни, может, ты и водишь за нос свою семью, перекладывая вину на других, но я тоже борюсь всеми способами. Однако к Рекстеру это не имеет никакого отношения.

– О, почему же? Если бы лорд Невин положил глаз на другую женщину, ты стал бы преследовать ее, а не меня.

Его поразила уверенность, с которой она это сказала. – Не смешно. Ну, допустим, я познакомился бы с этой предполагаемой женщиной. Наверняка я…

– … соблазнил бы ее?

Он грубо выругался себе под нос.

– Если честно, Уинни, не знаю, как далеко я бы мог зайти. Ты это хотела услышать?

– Мне не признания твои нужны. И я не осуждаю тебя, – проговорила она таким тоном, что, казалось, все-таки осудила.

– Когда ты так говоришь, думаю, твое сердце становится того же зеленого цвета, как и твои глаза. – Кенан отошел от нее, поглаживая себе сзади шею. – Но я ведь не гонялся ни за какой другой женщиной. Я хотел тебя. Мне была нужна ты.

Уинни почувствовала его раздражение, и это отчасти смирило ее гордыню.

– Я не хочу ссориться с тобой, Кенан. Но из-за твоего… гм… резона я ночами не спала.

Кенан вспылил:

– Не можешь удержаться, да? Бьешь из-за угла. Я, как никто, знаю, какая между нами пропасть. Я никогда не строил из себя образованного, не могу похвастаться знаниями, как твои драгоценные братья. Борись со мной, сливочка, если хочешь, но ты не сможешь отрицать правды. Я ласкал твою грудь, я был в тебе, и ты была моей. Тебе нравилось получать от меня удовольствие, но ты не раз думала о различиях между нами.

Уинни вовсе не стыдилась того, что они занимались любовью. Но оттого, что он так и не сказал заветных слов, ей хотелось броситься на пол и разрыдаться.

– Ах ты, грубый хвастун! Я знаю, что предлагалось и что было взято. Я также знаю, от чего ты отказался.

Его глаза были прикованы к ней. Уинни видела, как сгибались его пальцы, словно Кенан продолжал обнимать ее. В его взгляде была такая страсть, что ей становилось грустно оттого, что все его чувства оставались глубоко внутри и не выливались в слова, которые были ей так же необходимы, как и его прикосновения.

– Трус, – бросила она и увидела, что он побледнел от оскорбления. – Зачем ты пришел сюда?

– И, правда, зачем? Неблагодарная мегера! – выпалил Милрой. – С тех пор как мы встретились, над тобой висела опасность. Теперь с этим покончено.

Она провела пальцами по одной из любимых ваз матери.

– Для меня, может, и так. А как насчет тебя? Эти люди не привыкли, чтобы кто-то путал их планы.

Милрой насторожился.

– Впрочем, и я тоже. Тебе и этим негодяям не мешало бы знать об этом.

Он поставил себя под удар, но сам отказывался признавать это.

– Ты не обязан отвечать за меня, Кенан Милрой.

– А ты за меня, – сказал он, почувствовав ее раздражение. – Тебя это не касается.

«А жаль», – подумала она, ведь он говорил правду.