Мозес - Ярослав Игоревич Жирков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Необъяснимая тревога овладело его умом и телом. В квартире царила тишина, а с кухни не доносился запах ужина. Жизнь в леденящем сумраке замерла в томительном ожидании. Пройдя в зал, Амрам увидел листок, прижатый хрустальной вазой, а рядом лежала авторучка, истекающая чернилами. Глаза его широко раскрылись, а дыхание участилось, когда буквы сложились в слова.
Амрам пробивался через толпу эмигрантов на уходящей в сумерки пристани. Корабли прибывали в измученный город забитые человеческими судьбами, а отплывали почти пустыми. К одному из них Амрам подбежал, но лишь ступив на трап, путь ему преградил мужчина с подкрученными усами и решительно потребовал билет.
– Мне никуда не надо плыть! Просто посмотрите, есть ли в ваших списках Мария Циммерман.
– Это информация конфиденциальна, сэр, – с напыщенностью ответил усатый контролер. Амрам всё понял и потянулся во внутренний карман пиджака. В лучах закатного солнца появилась бумажка в один доллар и глаза контролера оживились.
– Повторяю, это информация конфиденциальна, – проговорив по слогам последнее слово, видимо немало дней заучивая его перед зеркалом, мужчина с закрученными усами набивал себе цену. Амрам немедля сунул руку в пиджак и вынул помятую купюру в пять долларов.
– Только из-за уважения к вашей проблеме, сэр, – лукаво сказал контролер и, оглядевшись по сторонам забрал купюру.
– Так, Циммерман, посмотрим, – его жадные глаза забегали по списку, но Амраму всё равно казалось, что он медлит.
– Циммерман Софья! Есть такая, – радостно сказал, надеясь сорвать еще с растерянного мужчины за проход на корабль.
– Нет! Мне нужна Мария.
– Марии нет, – расстроено сказал контролер.
– Как тогда она еще могла отправиться в Европу?
– Час назад ушел лайнер. А этот идет до северной Африки, – не подумав о выгоде, ответил он и, осознав это, замолчал. Амрам сокрушаясь, топнул ногой и пошел подальше от морского вымогателя. На горизонте превращаясь в точку, исчезал корабль, возможно, тот самый на котором плыла Мария. Покинутый супруг присел на лавку рядом со спящим ирландцем и, достав листок, еще раз перечитал письмо.
– Значит, поехала спасать Мозеса. Из рук врагов, – подумал он вслух. Спящий ирландец недовольно засопел.
Часть 4
1.
Осень 1941 года омрачила череду легких побед и окончательно развеяла надежды на быструю войну на востоке. Немецкие мальчишки, кто с трепетом, а кто со страхом ожидали своего восемнадцатилетия. Едва расставшись со школой, ребята, часто добровольно, отправлялись в учебные лагеря, где капралы и унтер-офицеры делились опытом армейской жизни. Подъем посреди ночи и марш бросок по колено в грязной жиже были по мнению командиров подготовкой к трудностям фронта. В глазах же призывников это то, что отнимало ценные часы беспокойного сна. А бесконечные строевые подготовки готовили разве что к торжественному шествию по улицам города, когда женщины провожали своих мужей и сыновей под звуки оркестра, но слабо верилось что умение шагать в строй и держать ровно подбородок пригодится на фронте. Но так было положено.
Поезд монотонно отбивал металлический ритм. Составы словно огромные ржавые бусины тянулись за паровозом, исчезавшим впереди колонны в собственном дыму. Кочегар подбросил угля, и серый выхлоп стал ядовито черным, оседая копотью на белом снегу и деревьях. Машина ускорилась.
Входя в поворот, десятый вагон вслед за остальными заскрипел колесами. От звука проснулись несколько человек на твердых полках-кроватях. Один из них посмотрел на часы и радостно сказал:
– С Рождеством!
– С Рождеством, Ханк. А теперь заткнись и спи, – ответил сонный голос.
– Но ведь Рождество.
– И что мне теперь тебе подарок подарить и песенку спеть о младенце Христе?
– Астор, не богохульствуй!
– Я не…
– У нас в деревне умели справлять рождество, – донесся из тьмы мечтательный голос.
– Ну началось. Цикл «а у нас в деревне» от Юргена.
– Что? Да там получше, чем в твоём тесном Берлине, Астор!
– Ты никогда не был в Берлине!
– Прекращайте! В Первую Мировую войну на рождество даже враги примерялись, а вы тут скандалите на пустом месте! – сказал Ханк.
– Что-то я не слышал о таком, – Астор вздернул нос.
– Правда! У Сигфрида дядя в 1914 с британцами на рождество в футбол гонял, едой обменивались, подарками. Сигфрид, расскажи им. Сигфрид? – Парень на верхней полке-кровати, в ответ на просьбу Ханка, подтянул ворот шинели и захрапел.
– Ага, попробуй Сиги разбудить. Гаубица не поможет. Помнишь, как он постоянно построение просыпал?
– Так, заткнулись все и спать. Мы утром прибываем, – твердо сказал Конрад, один из тех, к мнению которого прислушивались. Еще пару минут был слышен шепот, пока не растворился в глухом храпе.
На верхней полке, прямо напротив Сигфрида, спал Йозеф. Тело покачивалось в такт стуку колес. Сквозь сон он слышал разговор приятелей, но так до конца и не очнулся. А ум воспринял историю дяди Сигфрида и вот уже Йозеф смотрел на выходящих из окопов немецких и британских солдат в старой форме, как в учебниках истории. Они шли навстречу друг другу, распевая песни и распивая алкоголь. Англичане ставили странную ёлку, а немцы срывали острые шпили с касок, снимали с ремней гранаты и вешали на дерево как игрушки. Счастливого рождества! – доносилось со всех сторон на английском и немецком. Веселье было в разгаре, а командиры армий бегали, схватившись за головы, и выкрикивали проклятья. Подойдя ближе, Йозеф разглядел, что иголки праздничного дерева – патроны. Сотни, тысячи длинных винтовочных патронов нацеленные во все стороны. Не понятно, откуда, точно с небес раздался бой часов. Песни стихли, бутылки опустели, а солдаты оглядывались по сторонам. Рождество закончилось. Двенадцатый удар часов. Пули, с железного дерева заглушая грохот неведомых часов, сорвались с проволочных веток. Взрывались гранаты. Рядовые и офицеры, немцы и англичане все замертво валились на землю, ознаменовав окончание перемирия.
Йозеф открыл глаза и глубоко вдохнул. От большого глотка воздуха грудь раздулась как дирижабль и он, не вставая, осмотрелся. На горизонте алел зимний рассвет, разгоняя тьму и заливая светом спящих солдат. Это был всего лишь сон. Но надолго ли? Больше он спать не мог, хотя поезд еще два часа покачивался среди лесов и полей – красивый, но однообразный пейзаж.
Состав заскрежетал тормозами и в конце вагона спящий слетел с верхней полки под громогласный смех товарищей. Многие испуганно подскочили с неудобных кроватей, за исключением самых стойких, бормотавших что-то себе под нос сквозь сладкий утренний сон.
– Подъем, оборванцы! – скомандовал обер-лейтенант Херрик. Он уже давно встал, оделся и пил крепкий чай. Мужчина на рубеже сорока лет был чист и гладко выбрит, волосы уложены, словно он собирался на свидания, а