Лекции об искусстве - Джон Рескин

§ 45. Трудности его последней манеры. Вытекающие отсюда недостатки

В его время не существовало ни одной системы колорита, одобренной всеми, каждый художник имеет свой метод, свои пути; мы не знаем, как достигнуть того, что делает Гейнсборо; еще менее знаем мы это по отношению к Тициану. Едва ли можно ждать, что придумает новую систему тот, кто не может возродить старой. Достижение совершено удовлетворительных результатов в колорите при новых условиях, созданных Тернером, потребовало бы по меньшей мере напряжения всех его сил в одном этом направлении. Но колорит всегда был для него второстепенной целью. Те эффекты пространства и формы, которые доставляют наслаждение ему, требуют средств и метода, совершенно отличных от средств, необходимых для достижения чистого колорита. Например, физически невозможно нарисовать некоторые формы верхних облаков кистью; их может передать только шпатель наложением белого на предварительно приготовленном голубом фоне. Невозможно далее, чтобы сделанный таким образом рисунок облаков, хотя бы его и покрыли потом лаком, сравнялся в достоинстве с тонким теплым цветом Тициана, сквозь который проглядывает полотно. Так бывает всегда. Присоедините к этим трудностям те, которые связаны с особенностями выбранного сюжета, а к этим в свою очередь все те, которые относятся к измененной системе chiaroscuro, и станет очевидно, что мы не должны удивляться недостаткам или ошибкам подобных произведений, особенно более ранних из них, и мы не должны из благоговения к тому, что велико, позволять себе увлечься тем, что достойно порицания.

Несмотря на то, относительно некоторых избранных картин этого рода (я назову три: Джульетта и ее няня, Старый Темерер и Невольничий корабль) я не уверен, чтобы во время их первого появления на стенах Королевской академии в них были погрешности явные и устранимые. Я не отрицаю, что таковые могли быть, весьма вероятно даже, что они были, но ни один из современных европейских художников не может по этому предмету высказать мнения, которое можно было бы принять с уверенностью; ни один, не будучи дерзким, не мог бы назвать какую бы то ни было часть такой картины неправильной. Я охотно готов допустить, что лимонный желтый цвет не воспроизводит надлежащим образом желтого цвета неба, что краски во многих местах неприятны, что многие детали нарисованы с таким несовершенством, благодаря которому они совершенно не похожи на те же детали в природе и что многие части несостоятельны в подражании, особенно для невоспитанного глаза. Но ни один из современных авторитетов не в состоянии доказать, что достоинств этих картин можно было бы достигнуть с меньшими жертвами или что эти достоинства не заслуживают таких жертв, и хотя такой случай вполне возможен, хотя то, что сделал Тернер, впоследствии может быть сделано во многих отношениях лучше, я все-таки убежден, что в момент своего появления эти картины были столь же совершенны, как творения Фидия и Леонардо, столь совершенны в своем роде, что были недоступны какому бы то ни было усовершенствованно, постижимому для человеческого ума.

И только благодаря сравнению с такими творениями Тернера мы имеем право говорить с уверенностью о недостатках его других картин. Нам пришлось бы, по крайней мере в настоящее время, говорить с таким же смирением об его самых худших картинах этого класса, если бы более славные его старания не создали для нас канонов критики.

Но как и следовало заранее предвидеть при тех затруднениях, с которыми вступил в схватку Тернер, он далеко не всегда одинаков. Как истинный боец, он всегда является в самую свалку: то он наступает ногой на горло врага, то сам пошатнется и упадет на колени, а раза два-три падает совсем. Как было замечено раньше, он очень часто несостоятелен в тщательно отделанных картинах благодаря чрезмерному обилию материала; иногда, подобно большинству других художников, — от чрезмерной заботливости, как это особенно сказалось на большом и в высшей степени тщательно отделанном изображении Бамборо. Иногда непостижимым образом он на время словно теряет свою зрительную способность по отношению к колориту, особенно в своей крупной картине, изображающей Рим с Форума, в Вилле Цицерона и в Построении Карфагена; иногда причиной его несостоятельности бывает, к сожалению, то обстоятельство, что он, прямо преступным образом, позволяет себе вольности, которые мы должны считать незаконными, или спускается до условностей, в которых он не нуждается.

Я не буду останавливаться на этих примерах, потому что отыскивать недостатки Тернера и для меня не похвально, и читателю не принесет пользы[35].

§ 46. Замечания о его последних произведениях

Огромное число его ошибок имело место в переходный период, когда художник искал новых способов и старался примирить их с тщательной отделкой форм в большей степени, чем это было возможно. Мало-помалу его рука приобрела больше свободы, в его понимании и умении схватывать новые истины стало больше уверенности, и он стал выбирать сюжеты, более применяя их к обнаружению этих истин. В 1842 году он сделал несколько рисунков со своих последних швейцарских эскизов, особенно красивых по колориту, и среди его академических картин этого периода нет недостатка в образцах, обнаруживающих тот же талант, особенно в более мелких венецианских сюжетах. Солнце Венеции, Сан-Бенедетто, срисованный с Fusina, и вид Мурано с кладбищем — совершенно безукоризненны; другой вид Венеции, срисованный вблизи с Fusina, освещенный смешанным лунным и солнечным светом (1844), по моему мнению, в то время, когда я впервые увидал его, был прекраснейшим творением по колориту из всех виденных мною произведений рук человеческих, любой школы и любой эпохи. На выставке 1845 года я видел только небольшой вид Венеции (он, я думаю, до сих пор принадлежит автору) и две картины на китоловные сюжеты. Венеция — второстепенное произведение, а два других совершенно недостойны его.

Заканчивая настоящий обзор развития пейзажной живописи, необходимо вообще установить, что Тернер был, насколько мне известно, единственный художник, который умел рисовать небо: не то ясное небо, которое до него, как мы видели, изображали исключительно религиозные школы, а разнообразные формы и феномены облачных небес.