Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов

– Приехал и хорошо, зачем еще такую кучу всего притащил? – жена наставника, как всегда, была скромна.

Мы с наставником сидели во дворе, солнце уже начало клониться к закату, в Шуйчжуане оно было ослепляющим в это время. Далекое золото кипело и клокотало на ветру, я даже застыл от такой картины. Указывая вдаль, наставник сказал:

– Посмотри туда, это моё, чумиза – растет пышно!

Я ответил, что знаю, на это наставник рассмеялся:

– Верно-верно! Когда ты тут жил, работал на том поле!

Я набил наставнику трубку, тот затянулся, потом – еще раз:

– Не то купил. В Цзиньчжуане самый лучший табак – тот, что собран у подножия Гаочаншань, вот там выращенный табак – самый настоящий, а этот – не оттуда.

– Хотел поесть в гостях, а в итоге наложил дерьма в миску, – вступилась за меня жена наставника, обдиравшая чеснок.

– Пару дней назад твой второй брат приходил и рассказал, что вам денег щедро отвалили. – Наставник сплюнул мокроту.

– Немного. Просто те, у кого есть деньги, щедрее, чем остальные.

– Люди такие алчные, словно змея, мечтающая заглотить слона.

За ужином наставник достал чайник с китайским вином.

– Уже прошло почти десять лет, – воодушевленно рассказывал он, – это вино из винной лавки семьи Чэнь из Хочжуана. Мне его дали, когда я выполнял заказ господина Чэня, с тех пор ни капли оттуда не было взято.

За столом наставник как всегда молчал, низко наклонив голову, шумно ел. Периодически он поднимал наполненную вином пиалу, я в ответ поднимал свою, а затем было слышно, как вино льется в рот.

В Тучжуане я провел целых три года, но ни разу не видел, чтобы учитель выпил хоть каплю вина. Он на самом деле умел пить, после трех пиал зеленого вина его лицо приобрело оттенок свиной печёнки. Глаза необычно сверкали.

Самым удивительным было для меня то, что в тот день наставник после вина разговорился. Он сказал больше, чем я от него слышал за все три года пребывания в Тучжуане! Некоторые его слова произвели глубокое впечатление, потому что наставник, произнося их, был похож на старого волка, руками он опирался на стол, лицо наклонено в мою сторону, глаза налились кровью. Он сказал:

– Глаза мастера сона не должны видеть лишь белые банкноты, они должны смотреть на сона. На ней играют не для других, а для самого себя!

В итоге наставник не смог преодолеть высокоградусное вино семьи Чэнь, бережно хранившееся десять лет, он повалился на стол. И в этот момент он сказал, глядя мне в глаза:

– Как будет время, навести своего друга Лань Юя.

На следующее утро я не увидел ни наставника, ни его жену. Я знал, что они ушли работать на поле, это была их жизнь, в которой все было расписано, словно рассвет и закат. Голова немного кружилась, я вышел во двор, на столе в плетеной корзинке лежала вареная картошка, это был мой завтрак. И раньше так было, мы с Лань Юем каждое утро боролись за эту картошку.

Стоя на гребне горы, я обернулся посмотреть на Тучжуан, казалось, что он сильно постарел: горы и река как будто пожелтели.

Двор семьи Ма, на первый взгляд, казалось, стал намного шире, чем был пять лет назад, и сам дом, словно подросток, за несколько лет прибавил три этажа. Семья Ма привыкла быть во всем первой в Мучжуане, оставляя остальных далеко позади. Когда у них был двухэтажный дом, остальные ютились и голодали в тростниковых хижинах. С большим трудом жители Мучжуана переселились наконец в двухэтажные дома, глядь, а у семьи Ма уже пять этажей. Сельчане вечно плелись за ними в хвосте: как ни старайся, а никак не обогнать. Причина этому была не только в уме старшего Ма, но и в его здоровых и сильных четырех сыновьях. Они давно разъехались по стране, как говорят, во всех крупных городах Китая есть отпечатки их ног.

К сожалению, расчетливый старик Ма не смог пережить болезнь. Ему и шестидесяти не было. Еще в прошлом году он стоял на мосту, заложив руки за спину и обозревая окрестные пейзажи, а год спустя жизнь дала ему пинок под зад. Сыновья поспешили примчаться на похороны, каждый – на своем автомобиле, шестнадцать колес одновременно выстроились на улице Шибаньцзе в Мучжуане, став редким и странным пейзажем в деревне.

Команда Ю расселась веером во дворе семьи Ма, естественно, это был заказ на Восьмерых мастеров. Естественно, не могло обойтись без сигарет, вина, чая, а еще было печенье в блестящих упаковках – положишь такое печенье в рот, а оно мягкое и рассыпчатое, прямо тает во рту. Члены команды возбужденно переговаривались между собой, и даже обычно молчаливый третий брат никак не мог угомониться, словно ополоумев, он говорил, забрасывал вкусности в рот, и пару раз, когда должен был звучать его гонг, он все еще набивал рот. Я даже немного рассердился, пару раз на него прикрикнул, но вскоре его гонг опять замолкал.

Внезапно мне стало страшно. С того момента, как мы вошли во двор семьи Ма, казалось, что никто не обращает внимания на звуки сона, я начал подозревать, что члены команды не выкладываются по полной, поэтому бросил на них гневный взгляд. Они воспряли духом, у старшего брата глаза от усердия вылезли на лоб. Однако наше положение никак не изменилось. Люди, по-прежнему, сновали по дворику, шумели дети, и никто не обращал на нас внимания. Один человек задел бутылку вина, стоявшую рядом с ногой второго брата, водка полилась на землю, а он сделал вид, что не заметил и продолжил свой путь.

Я протянул руку, чтобы поднять бутылку, в этот момент я ничего вокруг не видел.

– Угадай, кто я?

Тут и угадывать не надо, я сразу понял, что это мой друг Лань Юй, его руки стали грубее, чем раньше, и голос – солиднее, из мальчишеского превратившись в мужской.

Глаза у меня мгновенно увлажнились, хотя на самом деле, я давно уже его заметил, его красная куртка мелькала в толпе. Периодически он искоса посматривал на команду Ю, а я не осмеливался пойти и поздороваться с ним, не знаю – от недостатка смелости или еще по какой причине.

Лань Юй давно заметил меня, но все не подходил, и я решил, что он и не подойдет.

А он закрыл мне глаза руками и спросил, угадаю ли я, кто он.

Лань Юй испуганно разжал руки, в изумлении глядя на влагу на ладонях, потом поднял голову и посмотрел мне в глаза, внезапно и из его глаз потекли слезы. Мы стояли друг против друга, примерно одного роста, его усы были пышнее моих, но выглядел он более худосочным.

Вдруг у меня возник горячий порыв обнять его. Много лет назад у нас дома жила собака с желтой шерстью и короткими ушами, и однажды она пропала, в первые дни я скучал, а потом постепенно забыл. Примерно через два месяца собака появилась у нас во дворе, со сломанной ногой и вся покрытая грязью, глаза ее были полны скорби и обиды. В тот момент у меня возникло такое же горячее желание, я подбежал, обнял ее и заплакал.

Я смотрел на Лань Юя, а он на меня, ни один не двигался.

– Брат! – крикнул я.

Лань Юй подошел хлопнул по плечу.

– У тебя когда-нибудь пропадала собака? – спросил я.

– Да, уже десять лет как! – ответил Лань Юй.

Вдруг раздались звуки сона нескольких братьев.

Вечером Лань Юй не пошел домой, остался со мной – мы пили вино, хвастались, курили.

Заполночь другие члены команды отправились спать, практически все разошлись. Мы с Лань Юем сидели во дворе. Я дал ему сона со словами:

– Сыграй что-нибудь.

Лань Юй принял сона с огромным воодушевлением, только он поднес мундштук ко рту, как сразу полилась мелодия. Затем он вернул мне сона и со смущенной улыбкой сказал:

– Хватит! Столько лет не играл, все забыл уже!

Я также улыбнулся:

– С твоими мозгами за десять минут все мелодии вспомнишь!

Лань Юй взял две пиалы и наполнил их китайской водкой, мы начали пить и продолжали, пока луна не ушла, а в небе не забрезжила заря, не испытывая при этом никакой сонливости.

Все эти годы я помню, что сказал мне в тот вечер Лань Юй. И даже помню выражение его лица, как он наклонял голову, как кивал и прочищал уши – все эти детали до сих пор в моей памяти. Например, он рассказывал, что когда он уходил из Тучжуана, то словно бродячая собака бесцельно брел по тропинке в поле, и даже были мысли о смерти. Рассказывая это, он утрированно втянул голову в плечи, я с трудом смог расслышать вздох, вырвавшийся из его глотки. А еще он сказал, что не винит наставника, его решение было правильным, если бы выбрали его, то команда мастеров сона в Несравненном поселке уже давно перестала бы существовать, ведь у него непостоянный характер, никаким делом не может заниматься долго, все время возникают странные идеи. На этих словах Лань Юй вытянул шею, голова словно уперлась в розовое облако. Он расхохотался, а затем яростно сделал большой глоток водки и лицо его приобрело тот же оттенок, что и небо.

В моей жизни было много перемен, которые ставили людей в тупик, как и климатические изменения. Но всегда появлялось некое смутное предзнаменование. Перед дождем всегда собриаются черные тучи; если вокруг Солнца заметен ореол, то вслед за этим наступит засуха, а если ореол возникает вокруг Луны, то придет время бесконечно моросящего дождика. В тот вечер в Мучжуане мы с Лань Юем встретились впервые за десять лет, разговор был таким радостным, и я смутно почувствовал, что в моей судьбе снова произойдет поворот.