Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов

По той же тропе я поднялся на вершину горы и, обернувшись, посмотрел на Шуйчжуан. И вблизи и издалека был виден слабый дымок, поднимавшийся от крыш домов, Шуйчжуан проснулся.

Когда я вернулся в Тучжуан, наставник сидел во дворике и точил нож. Увидев, что я с потерянным видом стою под глинобитной стеной, сказал:

– Жена пошла на поле, иди к ней!

Наставник вручил мне сона. Это был небольшой инструмент, мундштук был выполнен из тростника, втулка – из меди, а все остальное – из сального дерева. Медная часть была покрыта пятнами. Я гладил ее, эта сона была меньше, чем у Лань Юя, но я был доволен – наконец-то я мог играть на ней! Я изо всех сил ущипнул себя за ногу – больно!

– Это – сона, которую в свое время мне дал наставник, моя сона, – пояснил наставник, сидя на корточках во дворе и раскуривая трубку. – Ты не смотри, что она маленькая, однако ноты берет высокие. С сона всегда так, чем выше ноты, тем мельче инструмент, – добавил он, выпуская дым.

Я кивнул, фигура наставника, стоявшего у ворот, постепенно становилась расплывчатой.

Наступила зима, в Мучжуане было шумно. Мы с Лань Юем мешали всем целыми днями. У реки, на сеновале, у камней, что на востоке деревни – везде были слышны ужасные звуки сона. В основном, это были звуки моей сона, Лань Юй уже играл довольно благозвучно. Когда он играл, проходившие мимо жители деревни останавливались, прислушивались, а потом кричали:

– У наставника Цзяо появился преемник!

Ко мне относились по-другому – заслышав звуки моей сона, сельчане стремились поскорее унести ноги, а я и Лань Юй смеялись им вслед.

Наставник был скуп, того, чему он учил нас, было до ничтожности мало. Он требовал, чтобы каждую мелодию я играл десять дней.

У команды Цзяо появился новый заказ. Накануне отъезда все участники собрались вокруг очага. На деревянном столе все так же были чай из падуба и жареные соевые бобы. Мы с Лань Юем сидели вместе со всеми, обнимая свои сона, в жилах бурлила кровь. Мы наконец стали частью команды. Возможно, вскоре мы сможем отправиться с наставником и его учениками далеко-далеко. После репетиции старший брат сказал:

– Оба младших брата уже здесь давно, пора бы и им показать себя.

Я слегка испугался, ведь играл я еще плохо, поэтому придумал отговорку:

– Пусть младший брат первым сыграет!

Лань Юй не стал отказываться, по всем правилам он сначала встряхнул рукавами, взял сона обеими руками, поднял ее и медленно взял мундштук в рот, словно уже опытный мастер сона. Играл Лань Юй, и правда, очень хорошо, почти не отличимо от других учеников наставника, как мне казалось. Он играл веселую мелодию, которая легко разлеталась по комнате, его голова раскачивалась в такт музыке, комната наполнилась веселым настроением. Когда Лань Юй закончил, старший брат погладил его по голове, повторяя:

– Потрясающе! Потрясающе!

Все остальные ученики тоже хвалили Лань Юя, и только наставник молчал, затягиваясь табаком.

После выступления Лянь Юя все в комнате уставились на меня, сердце забилось, а руки, державшие сона, вспотели. Второй старший брат кивнул мне, и я понял, что это он подбадривает меня. Дрожа, я вставил мундштук в рот и сдержанно выдал портаменто и вибрато, затем наклонил голову:

– Это все, что я умею.

В комнате воцарилась тишина, только подрагивал свет лампы. Старшие ученики торжественно и с почтением взирали на наставника, который по-прежнему курил, низко опустив голову. Лишь спустя какое-то время второй брат сказал, обращаясь к нему:

– Поздравляю вас, наставник!

Наставник затушил трубку, постучав ею по ножке скамьи:

– Ладно, сегодня на этом закончим. Расходитесь! Завтра предстоит дальняя дорога!

Я не понял, почему второй брат начал поздравлять наставника, играл ведь я плохо, за такое длительное время выучил лишь базовые мелодии, и наставник с безжалостным видом каждый день заставлял меня их исполнять.

Эти несколько мелодий я играл всю зиму.

Наконец настала пора первого снега, он зрел несколько дней и лишь прошлой ночью наконец выпал. Посреди ночи мы с Лань Юем услышали, как снежинки скользят за окном. Заснуть мы уже не могли, но не из-за этого снега. Ночью, широко раскрыв глаза, мы ожидали волнующую минуту, которая нас ожидала утром, когда рассветет. Накануне вечером, когда вся команда, сидя у очага, закончила играть последнюю мелодию, наставник сказал:

– Тяньмин и Лань Юй, завтра поедете с нами!

Лань Юй открыл окно и сказал мне:

– Снег выпал. Интересно, а у нас, в Мучжуане, тоже выпал снег?

Я ответил:

– У нас, в Шуйчжуане, точно идет снег. Каждый год в это время много снега, летает по всему небу, вся деревня в нем утопает.

Я встал рано, наспех умыл лицо, осторожно упаковал сона. Мешок для сона сшила мне жена наставника из синей ткани в цветочек. Сона как раз туда помещалась, можно было уложить как следует. У Лань Юя тоже был мешок для сона – из темно-синей хлопчатой ткани. Я лишь потом узнал, что материалом для него послужили штаны наставника, но так и не рассказал Лань Юю об этом. А еще позже я обнаружил, что мой собственный мешок сшит из трусов жены наставника.

Сегодня мы должны были идти играть на похоронах. Только я успел упаковать инструмент, как за нами прибыли встречающие. Это были два молодых человека, ненамного старше нас с Лань Юем, над губами у них только начал пробиваться пушок. У каждого за плечами была корзина, они боязливо стояли посреди двора. У нас в Несравненном поселке так было заведено – если приглашали мастеров сона, то обязательно надо было послать людей встречать их, чтобы помочь мастерам донести инструменты, а потом после выполнения заказа – отвезти их назад.

Вскоре подошли семеро старших учеников, Судя по всему, заказчик пригласил «Восемь мастеров»: семь учеников плюс наставник – как раз восемь человек. Естественно, мы с Лань Юем еще не могли принимать участие в исполнении. На самом деле, Лань Юй мог бы, но наставник сказал:

– Сначала поиграй отрывок вместе с нами, а потом посмотрим.

Сопровождающие проворно положили гонги и барабаны в корзины на спине и увидели, что я и Лань Юй все еще прижимаем к груди наши сона, они протянули руки со словами:

– Кладите сверху!

Я не отдал инструмент:

– Сам понесу! Он не тяжелый!

Сопровождающие запротестовали:

– Где это видано, чтобы мастер сона сам нес вещи! У нас в Цзинь-чжуане нет такого правила, да и во всем Несравненном поселке нет!

Я уже собирался ответить вежливым отказом, как стоявший в стороне наставник сказал:

– Отдай им, надо следовать правилам.

Фамилия заказчика была Чжа, почти все в горах вокруг Цзинь-чжуана имели эту же фамилию.

Нас проводили в отдельную тесную комнату с двумя жаровнями. Мы не успели присесть, как наставник сказал:

– Берем инструменты и начинаем работу!

Договорив, он вышел во двор.

Наконец-таки я увидел собственными глазами настоящее выступление «Восьми мастеров». Члены команды расселись веером, наставник находился в центре, он окинул взором стоявших вокруг людей, люди поняли намек и воцарилась нужная атмосфера. Зазвучал гонг, команда наставника Цзяо начала свое торжественное представление в деревне Цзиньчжуан. То, что я услышал сейчас, разительно отличалось от вчерашней репетиции, наставник и его ученики вкладывали всю душу в исполнение. Звуки сона разливались по бескрайнему пространству между небом и землей. Сначала шло мощное исполнение в унисон, мрачное и печальное, затем – соло наставника, я впервые слышал, как он играет, музыка, наполнявшая людей скорбью, безостановочно лилась из его сона: в ней было отчаяние перед смертью, замешательство человека, потерявшего близкого и не понимающего, в каком направлении двигаться теперь, вздохи и плач одиночества. В особенности этот плач – он выходил как наяву. Налетел порыв ветра, он пошевелил траурный флаг, висевший во дворе, и унес плачущий звук инструмента наставника, мир вокруг вдруг наполнился холодом.

Подошли трудившиеся во дворе люди, все они молчали, взгляды были прикованы к сона наставника. Послышался нарастающий плач – это были сыновья покойного. Вскоре плач стал громоподобным, словно скорбь передавалась как зараза, расползаясь по двору. Все – и знавшие покойного, и чужие ему люди – все рыдали из-за музыки сона наставника.

Закончилась мелодия, наставнику поднесли пиалу горячей китайской водки со словами:

– Наставник Цзяо, вы устали, промочите горло!

Подали ужин, и в этот момент подошел заказчик. Сначала со слезами на глазах он отвесил земной поклон наставнику:

– В этот холодный, снежный день вы смогли прийти проводить моего отца, я благодарен вам! При жизни он был главой клана Чжа, высоконравственным и известным человеком, – сказал заказчик, поднимаясь.

Наставник кивнул.

– Он столько хорошего сделал, что и не сосчитать, – продолжал заказчик.

Наставник снова кивнул.