Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов

Говоря это, она непрерывно подмигивала мне. Я поспешно подтвердил:

– Да-да-да!

Только тогда гнев наставника немного стих. Он прошел в дом, заложив руки за спину и не глядя на меня, сказал лишь:

– Не надо мне зубы заговаривать, смотри, как бы я не порвал твой ублюдочный рот!

Наставник сел, принял чай из рук матери, кипя от гнева и ожидая от меня разъяснений. Выслушав, он зло бросил чашку на стол:

– Пойду за ними! Взбунтовались, уроды!

Наставник вышел за ворота и, увидев, что я все еще стою на пороге, закричал:

– Остолбенел что ли? Кто глава команды Ю? Ты или я?

Я поспешил следом.

Я шел за ним, за все время наставник не проронил ни слова, однако я ясно слышал, как он тяжело дышал.

Для второго брата наше появление стало неожиданностью. Он как раз собирал вещи, пытаясь запихать ворох одежды в старую сумку из змеиной кожи. Сумка была слишком мала, и все необходимое для дальнего путешествия не помещалось, обиженно вырываясь на волю из всех щелей и издавая странные скрипучие звуки. Второй брат выругался, поднял голову и только тогда увидел нас. Он приоткрыл рот, словно собирался что-то сказать, но по лицу наставника понял цель нашего визита, поэтому промолчал, положил сумку и выпрямился. Затем вышел из-под карниза и встал перед наставником – тихо и беззвучно.

Наставник не обращал на него внимания, хмыкнул в нос и пошел к карнизу. Затем он принес сумку во двор, и все вещи – одну за одной – вынимал и бросал на землю. Длилось это долго, я в изумлении смотрел на эту казавшуюся небольшой сумку с такой внушительной вместительностью. Когда наставник закончил и выпрямился, двор превратился в пестрое поле для сушки белья.

Наставник наступил ногой на сдувшуюся сумку и уставился на второго брата. Этот взгляд был как июньское солнце Шуйчжуана, которое могло зажарить человека до обморока.

Второй брат молчал, низко опустив голову и беспрестанно теребя руки. В этот момент прилетели два воробья и радостно начали прыгать на разбросанной по двору одежде. Внезапно второй брат расцепил руки, низко опустив голову, обошел наставника, сел на корточки и начал поднимать вещи – одна за одной – и складывать их на плече. Кроме того, он еще и бил по ним рукой, пытаясь стряхнуть пыль. Когда на руке уже не осталось места, второй брат медленно, все также на корточках переместился к наставнику и, протянув руку, потянул сумку, лежавшую у того под ногами. Наставник не сдвинулся с места. Второй брат упорно тащил сумку со все нарастающей силой. Я увидел, что наставник пошатнулся. Эта странная пара наставника с учеником словно разыгрывали пантомиму – каждое действие, каждый взгляд были наполнены смыслом, все проявлялось в беззвучных движениях. В этот момент наставник вытянул ногу и со злостью пнул второго брата в лицо. Я увидел, как он стремительно повалился назад, словно только что опустошенная сумка из змеиной кожи. Лишь через какое-то время второй брат как ожившая змея приподнялся с земли, две бордово-красные полоски вились по всему лицу из носа. Он не встал полностью, по-прежнему стоя на коленях, потихоньку перебрался к наставнику, протянул руку и упрямо продолжил тащить сумку из-под его ног.

В этот момент я увидел, что лицо наставника приобрело сероватый оттенок, все лицо свело судорогой, оно стало похоже на разваренные пельмени. Прошло время, он наконец поднял голову и протяжно вздохнул, этот вздох был словно ледяной ветер зимой в Шуйчжуане: проходил через кожу прямиком в костный мозг, даже сердце мог заморозить. Он все-таки убрал ногу с сумки, повернулся и стремительно ушел, силуэт его подрагивал без остановки.

Дорога кружилась и вилась, деревенские тропы были такими же: упрешься взглядом в какую-то точку, всмотришься вдаль, а дороги уже и не видно. А дойдешь до туда, понимаешь, что она свернула в другое место. Снова бросишь взгляд вдаль, а там все та же отломаная макаронина. Мы шли по такой вот непродуманной дороге. Впереди – наставник, затем двое – старший брат и Лань Юй, а я завершал процессию.

С того момента, как Лань Юй уехал из Тучжуана, он ни разу не брал заказы. У меня было странное чувство по поводу того, что он будет сегодня выступать в составе команды Ю. Я не знал, как именно наставник уговорил его выступать с нами. В тот день, когда наставник покинул дом второго брата, он прямиком направился в Тучжуан. А вчера вечером Лань Юй постучался в мою дверь.

Наставник был в новой одежде с четкими заломами складок. Он шел быстро, словно старый, но крепкий дикий заяц. Лань Юй специально замедлил ход, и наша команда разделилась на две части: впереди – наставник и старший брат, позади мы с Лань Юем.

Шедший рядом Лань Юй вдруг сказал:

– Наставник постарел!

Я кивнул. Лань Юй продолжил:

– Сегодня – мой первый официальный заказ. И последний тоже.

Я обернулся и посмотрел на него, не понимая, что он хочет сказать.

Спустя целую вечность он сказал:

– Я дал обещание наставнику, а он – мне.

Лань Юй вечно так – заставляет меня мучаться над его словами, говоря загадками. Я спросил:

– В смысле?

Лань Юй засмеялся и не ответил. Я, низко наклонив голову, думал, а когда поднял ее, на укромной горной дорожке никого не было.

В Несравненном поселке Хочжуан всегда слегка отставал от других деревень. Дома там были бессистемно построенными тростниковыми хижинами, дороги – не такими широкими, как в других деревнях, зато люди там отличались честностью и порядочностью. Жители Несравненного поселка, покупая на ярмарке куриные яйца и особенно деревенские куриные яйца, сперва спрашивают, из какой именно они деревни. Если называют любую другую, то никто не осмеливается покупать, потому что не раз обжигались: когда спрашиваешь, беспрестанно ручаются, что это настоящие деревенские яйца, купишь, принесешь домой, откроешь и сразу видно, что обманули. И только деревенские яйца из Хочжуана обладали истинным качеством при довольно разумной цене. Нынешний заказчик жил на западе Хочжуана, на первый взгляд казалось, что его материальное положение самое обычное, дом был отремонтирован, но совершенно пуст внутри, там находились лишь вещи, необходимые в повседневной жизни. Судя по всему, все средства ушли на ремонт.

Хотя материальное положение семьи было самое обычное, однако она была как всегда шумной и веселой, что было тесно связано с покойным, который был секретарем партийной ячейки в Хочжуане. Добродетельный и прославленный секретарь лежал в гостиной спокойно, словно спящий кот. Наставник подошел к нему и зажег три палочки благовоний. После ужина мы втроем собрались в гостиной, в глубоком унынии. Наставник достал свою сона из желтого дерева и непрерывно чистил ее.

Старший брат взял мундштук сона в рот, чтобы настроить инструмент, но наставник произнес:

– Уберите, пусть сегодня играет один Тяньмин.

Сказав это, он протянул мне свою начищенную сона.

Я был крайне изумлен, старший брат удивился так, что забыл вынуть мундштук изо рта.

– Почему? – спросил я.

– Покойный бывал в Корее, уничтожал бандитов, он руководил жителями Цзиньчжуана во время ремонта дороги, и тогда же на него упал камень и сломал ему четыре ребра, – сказал наставник. На его лице не читались эмоции.

– «Сто птиц летят к фениксу»! – Ленивое выражение слетело с лица Лань Юя.

Все было готово. Перед комнатой с гробом покойного поставили огромное деревянное кресло, почтительные сыновья, склонив головы, встали передо мной на колени. Остальные люди собрались во дворе, вытянув шеи, пытались заглянуть в комнату. И даже весело бегавшая собака в этот момент чинно уселась во дворе.

Внезапно у меня возникло возвышенное чувство – как у воина, наделенного какой-то особой миссией. Взгляды людей были такими, каких не увидишь в повседневной монотонной жизни, – спокойные, без тени злых мыслей, они походили на чистый воздух в горах после дождя или же на туман, опутывающий верхушки гор во время зимнего снегопада.

Наставник встал, три раза поклонился в сторону гроба, затем повернулся и сказал, обращаясь к собравшимся:

– «Сто птиц летят к фениксу» – лучшее, что досталось нам от предков, эта мелодия передается от поколения к поколению, несет радость от великой печали, и только тот, кто обладал высочайшей добродетелью, достоин ее. – Я знал, что это были начальные строки титульного листа нот к мелодии, но остальные никогда их не слышали, поэтому хранили молчание. Наставник продолжил: – Я не буду много говорить о секретаре Доу, жители Цзиньчжуана прекрасно знают и помнят все его поступки. Если в Несравненном поселке кто и достоин мелодии «Сто птиц летят к фениксу», так это он. Сегодня, провожая секретаря Доу в последний путь, ее исполнит глава команды Ю – Ю Тяньмин.

Слова наставника, шедшие от сердца, заставили стоявших передо мной на коленях людей тихо заплакать.

– С величайшей печалью провожаем в последний путь! Начинаем! – громко выкрикнул наставник.