Первая клетка. И чего стоит борьба с раком до последнего - Азра Раза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если онкологический пациент и ведет какую-то войну, то это исключительно война со своими собственными органами, а поле боя – он сам, его организм. Причем такого поля боя больше нигде не встретишь: это одновременно и театр военных действий, и сражающиеся армии. Начинается все как внутренние дела, как гражданская война. Сначала рак поражает один орган, а потом захватывает новые территории. Уже одного такого противника трудно одолеть: к несчастью, оружие, способное пресечь гражданскую войну и заставить его отступить, – то есть химиотерапия и облучение – дает огромные потери среди мирного населения, разрушает организм без разбора, калечит все органы, и больные, и здоровые. Как же назвать войну, в которой организм вынужден защищаться и от внешней, и от внутренней агрессии одновременно? Это война за организм, в организме, и ведет ее все тот же организм. Пациент становится заложником внутренних и внешних сил, он чувствует органы, о существовании которых и не догадывался, пока невыносимая боль и воспаление, внезапно выскочивший метастаз или побочные эффекты химиотерапии не заставили осознать их наличие безо всяких церемоний. Организм, втянутый в непрерывную схватку между жизнью и смертью, вынужден уступать какую-то свою долю сегодня – раку, завтра – химиотерапии и облучению. Рано или поздно наступает полный хаос, и уже непонятно, от чего надо защищать органы – от рака или лечения. Полная анархия – вот единственный эндшпиль при такой извращенной аморфности. На этом этапе мы говорим, что рак “побеждает” в войне. Но лечение убивает тело так же, как и рак. Тогда кто побеждает и кто проигрывает? Рак, химия, онкологи, онкологическая индустрия в целом?
Слова, которые должны были бы придавать сил, в итоге отвлекают от важнейшего человеческого опыта, мешают человеку осознать свою смертность: все эти хаотические зверства, физические страдания, страх, горе. Больной упорно цепляется за жизнь, но может победить в этой войне, только примирив организм со смертью. Он способен победить и добиться мира, если подготовит разум к необходимости такого примирения прежде, чем две стороны – рак и терапия, нездоровая, вредная, ядовитая, ужасная терапия, – необратимо сойдутся в яростной кровавой схватке. Онкологической науке такой ход мысли в принципе чужд – вот почему эту традицию необходимо срочно пересмотреть.
Всяческое позитивное мышление тоже стигматизирует больного, поскольку косвенно перекладывает на него вину. Когда умерла Мириам Хансен, одна из моих ближайших, умнейших, гениальнейших подруг, некоторые друзья и коллеги на гражданской панихиде в Чикагском университете говорили о том, как она выстояла и выжила в битве с раком и много лет сохраняла высокое качество жизни благодаря оптимистическому настрою и силе воли. Благодаря тому, что так много людей молились за нее. Ее мужа Майкла это возмутило. Он категорически заявил, что его жена Мириам прожила двенадцать лет с несколькими видами рака не благодаря силе воли, позитивному мышлению и чужим молитвам, а благодаря своим лечащим онкологам и медицинским работникам, которые ухаживали за ней. Думать иначе – все равно что говорить, что все умершие не обладали силой воли, не умели мыслить позитивно и никто за них не молился.
Харви и Мириам, Омар и Андрей и все пациенты, столкнувшиеся со смертельными болезнями, неописуемо страдают. И переносят все, что уготовила им судьба, с благородством, непереносимым для стороннего наблюдателя. Нет такой меры, чтобы измерить их боль, нет такого вместилища, чтобы вместить их горе, нет таких весов, чтобы взвесить их муки. Никакой объективный анализ, никакие изысканные субъективные описания не охватят всю глубину их страданий – и физических, и душевных. Может быть, они и не победили в войне против рака, но их смерть – не поражение. Конец не приносит с собой ни утешения, ни ответа. Научная часть имеет в виду конец, но человеческие истории продолжаются. Наших пациентов не надо прославлять за героическую смерть – их надо помнить за все, что они вытерпели.
Лиза Бончек Адамс, умершая от рака молочной железы во цвете лет, отвергла этот стереотип, запретила себя жалеть и выразила всю глубину принятия смерти в душераздирающих строках:
Когда я умру13 июля 2012 годаКогда я умру, не считайте, что вы меня “потеряли”.Я останусь здесь, с вами, буду жить в воспоминаниях, которые мы создали.Когда я умру, не говорите, что я “сражалась”. И “проиграла”. Или, скажем, “капитулировала”.Не надо так говорить – иначе получится, что я мало старалась, не соблюдала нужный настрой и просто сдалась.Когда я умру, не говорите, что я “ушла”.Это как будто я прошла мимо вас по школьному коридору.Когда я умру, сообщите миру, что случилось.Просто и ясно.Ни эвфемизмов, ни метафор, ни красивых слов.Лучше помните меня и сделайте так, чтобы мои слова продолжали жить.Рассказывайте о том хорошем, что я сделала.Не пожалейте доброго слова для моих детей. Скажите им, как много они значили для меня.Что я осталась бы с ними навсегда, если бы могла.Не утешайте моих детей тем, что я теперь ангел, взирающий на них с небес, или что я в лучшем мире:Нет для меня лучшего мира, чем здесь, с ними.Они уже познали горе и познают еще.Это часть жизни.Когда-нибудь, когда я умру, скажите правду:Я жила, и я умерла.Конец.* * *История CAR-Т-терапии примечательна не только потому, что из нее раздули сенсацию. Фундаментальные научные исследования редко приводят к созданию действенных, планомерно разработанных методов лечения в онкологии (за важным исключением хронического миелоидного лейкоза). Чаще бывает наоборот: сначала наблюдают положительный эффект, а уже затем это приводит к подробному изучению молекулярных механизмов реакции. Свежий пример – луспатерцепт. Этот класс препаратов изначально разрабатывался с другой целью, но, когда у здоровых добровольцев внезапно поднялся гемоглобин, лекарство стали применять при анемии у больных МДС. Точный механизм действия еще исследуется и пока неясен. Методы иммунотерапии – это исключение из общего правила и настоящая революция в медицине.
Мысль, что можно манипулировать иммунной системой организма с целью направить ее на раковые клетки, зародилась не меньше века назад. Мы накопили колоссальное количество знаний о сложнейшем функционировании иммунной системы, однако только сейчас начинаем их как-то систематизировать. Коротко говоря, она устроена примерно так. Главная боевая сила армии обороны организма – это Т-лимфоциты, и их задача – постоянно инспектировать нормальные клетки на предмет появления на их поверхности фрагментов аномальных белков или антигенов. Обнаружив такое нарушение, Т-лимфоциты вцепляются в таргетный антиген когтями и вырабатывают токсичные вещества, чтобы убить нарушителя. Раковые клетки в ходе эволюции учатся обманывать Т-лимфоциты, маскируясь под нормальные клетки или вырабатывая столько антигенов, что это сбивает атакующие Т-лимфоциты с толку. Иногда раковые клетки прибегают и к другой тактике, чтобы спастись от иммунной системы: они выключают сигнал “Съешь меня” на поверхности, чтобы иммунная система воспринимала их не как врага, а как друга.
Терапия Т-лимфоцитами с химерными антигенными рецепторами