Первая клетка. И чего стоит борьба с раком до последнего - Азра Раза

пришел в хорошее настроение, даже обрадовался, что можно обратиться в хоспис: для него было облегчением вырваться из больницы и поехать домой. Он держался так, будто все это только на несколько дней.КЭТ

В последние четыре месяца доктор Т. даже ни разу не зашел к Андрею. Это мне пришлось отчаянно искать варианты разных экспериментальных испытаний. Больница нам ничем не помогала. Они опустили руки. Поиски исследований – это работа на полную ставку. За месяц или два до смерти Андрея я выяснила, что врачи не сделали даже исследование генетического профиля его опухоли.

К нам часто не проявляли должного сострадания. Я нашла одно экспериментальное лечение, для которого требовался анализ крови и подписанное согласие Андрея. Он тогда проходил реабилитацию в первой больнице. Так вот, оказалось, взять кровь у него там и перевезти во вторую больницу невозможно! Представляете? Как глупо разводить такую бюрократию, когда речь идет о жизни человека! Вечно все упирается в бумажки.

Но при этом нам повезло познакомиться с потрясающими людьми. Например, с лаборантом, который заходил к Андрею поболтать по-французски. Или Джон, физиотерапевт, – такой очаровательный, добрый, такой внимательный к Андрею. Когда Андрея отправили во вторую больницу в последнюю неделю жизни, Джон заходил в выходные дни побыть с ним и ватагой его друзей в реабилитации. К Андрею часто заходила и другая врач-физиотерапевт. Когда я впервые увидела ее, решила, что она его давняя приятельница, просто мы раньше не встречались, а оказалось, что они познакомились всего несколько дней назад, но сразу нашли общий язык, как будто знали друг друга всю жизнь.

В тот вечер, когда он умер, мы все собрались в баре в Бруклине помянуть его. И тогда, и через несколько дней, на похоронах, к нам присоединились многие врачи и медсестры, с которыми Андрей познакомился за это время. Один врач попросил разрешения поучаствовать в велопробеге Cycle for Survival в память об Андрее. Казалось бы, мелочи, но как трогательно.

ШЕХЕРЕЗАДА

Один раз, когда я пришла навестить Андрея в больницу, у нас получился очень грустный вечер. Андрею стало хуже, у него нашли множественные метастазы в головном мозге и позвоночнике. Он был в больнице с мая. Потом его отправили в другую больницу, якобы в реабилитационный центр. Он получал там физиотерапию, ему двигали руки и ноги. К этому времени он почти ослеп и владел только одной рукой, и то не полностью. Ему удалили зубы мудрости. Он сказал, что это было самое неприятное, хуже химиотерапии. Это было за неделю до смерти. Мы с ним были одни. Я только что покормила его. Ему пришлось промыть рот ирригатором, чтобы вымыть остатки пищи из дыр на месте зубов мудрости. Там застревала еда. Чистить зубы щеткой ему не разрешали, потому что у него во рту была одна сплошная язва. Он попросил меня помочь. Я набрала в ирригатор воды и дала ему. Он все время ронял его – от слабости не мог удержать. Я все пыталась забрать у него ирригатор, просила: “Андрей, ну давай я помогу тебе”. Он рассердился и в конце концов прикрикнул на меня: “Хватит, Шехерезада! Дай мне хоть что-то сделать самому!” До этого он так старался казаться сильным, словно бы у него ничего не болело. А в тот момент я яснее прежнего увидела, какие мучения приносит ему каждая минута. Я дождалась, когда кто-то пришел и сменил меня, и побежала на улицу плакать. Сидела и ревела в три ручья…

КЭТ

В последний день в отделении реанимации побывало человек сорок-пятьдесят. Больница прислала к нам музыкотерапевта, который заходил и устраивал с нами маленькие джем-сейшны. Все в палате получали инструменты, а Андрей дирижировал. Всю ту неделю он ничего не ел. К нему приставили бригаду по уходу за терминальными больными, и врачи боролись с болью – давали Андрею морфин и следили, чтобы ему стало легче. Разрешали ему нарушать правила: “Ешьте что хотите, только помните, что можете подавиться”. Ему нужно было принять решение, согласен ли он на интубацию, если снова начнет задыхаться. Я была с ним в тот вечер, когда его поставили перед этим выбором, и осталась на ночь. Ночь была спокойная – мы уснули под новый альбом Arcade Fire. На следующую ночь с ним остался папа и все было ужасно, мы боялись, что Андрей не доживет до утра. Помню, как утром мы с мамой примчались в больницу, надеясь застать его в живых. До того как мы приехали, Андрей принял решение отказаться от реанимации. Думаю, ему было проще заявить об этом, когда нас с мамой рядом не было. С ним был только папа. При нас с мамой Андрей всегда держался очень стойко. Я думаю, что он нас оберегал, а оберегая нас, и сам защищался от истины.

ШЕХЕРЕЗАДА

Он отощал и опух одновременно. Тело было истощено, а лицо опухшее, потому что его накачали стероидами. Шунт отводил жидкость из мозга. Андрей стал неузнаваем с головы до ног. Раньше он любил бразильское джиу-джитсу. Вскоре после постановки диагноза у него отнялась левая рука, а теперь все его тело словно растаяло. Хуже всего были запоры – каловые массы приходилось извлекать при помощи очистительной клизмы. Андрей больше не хотел этого терпеть. И операции на позвоночнике тоже. Говорил, что лучше умереть.

КЭТ

Его отключили от всех аппаратов и поставили помпу с морфином. Я все нажимала кнопку, хотя Андрей твердил, что ему не больно. Потом мне сказали, что кнопка добавляла совсем чуть-чуть морфина, не выше предписанной дозы, и это ни на что не влияло, но у меня было такое чувство, что, нажимая кнопку, я делаю хоть что-то в этой невыносимо безнадежной ситуации. Андрей хотел кока-колы – он любил холодную шипучую мексиканскую кока-колу в стеклянной бутылке. Я взяла губку, капнула на нее колы и дала ему попробовать. Через несколько часов дыхание Андрея стало необычным: шумным, булькающим. Я испугалась, что это из-за кока-колы, но мой парень Эд сказал, что причина не в этом и я не сделала ничего плохого. Потом Андрей устал и попросил всех: “Не уходите, пожалуйста, побудьте здесь. Не обращайте на меня внимания. Я немного посплю. Только не смотрите на меня, пока я сплю”. С десяти до полуночи он то дремал, то глубоко дышал. Весь разговор о хосписе оказался ненужным. Нечего было и думать, чтобы забрать Андрея из больницы.

ШЕХЕРЕЗАДА

Я сняла видео, на котором Андрей выглядит будто под кайфом, потому что ему было очень плохо. Это было тогда, когда опухоль у него в мозге стала кровоточить и он начал заговариваться. Он был такой милый, наивный и растерянный. Видео у меня сохранилось, но я не могу его смотреть.