Избранное - Андрей Егорович Макаёнок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С ы н. Понял. Ложь в дом приходит с улицы. А на улице большой мир. Большой и разный…
П а п а. Да! Да! И большая ложь! Иди туда со своей правдой! Иди! Посмотрим, будешь ли ты сыт своей правдой! Голод научит тебя лгать. Искренне и вдохновенно будешь лгать, когда есть захочешь. Хватит! Баста! Терпение лопнуло! Вон!
С ы н. Да вы как будто опять недовольны мною? Или это мне опять только кажется?
Д о ч ь. Сейчас даже я…
С ы н. Ну, ты поторопилась. А они… Погодите! Кто же имеет право быть довольным или недовольным? Вы или я? Вы меня придумали таким и выпустили в свет божий. А у меня вы спросили — хочу я этого или не хочу? Отпечатали меня в одном экземпляре — и руки умыли. Теперь каждый из вас устраивается в жизни как ему удобней. А я? А мне? Мне удобно? А я доволен? Почему, по какому праву вы мною недовольны? Это мое право! Только мое!
Д е д у ш к а. Не-ет, пришло время мне за тебя взяться. А ну, слезай оттуда! Вот сейчас ты у меня будешь доволен! (Расстегивает ремень.) Слезай и снимай штаны! Сам!
Папа тоже приготовил ремень. И Мама навострила уши.
С ы н. О-о! Полицейские меры! Вот-вот-вот! Самый убедительный аргумент. Дедушка! Ты пожарную вызови! А еще лучше — слезоточивые газы! Вот чем я их сплотил — правдой! (Отбивается от Отца и Дедушки. Поднимается еще выше.) Не даам-ся! Не поддамся-а-а! Лучше на костер! А ползать не буду!.. На баррикады? Да? Долой Цезаря? Не поддамся-а-а!.. (И с этим воплем отталкивается вместе с лесенкой от книжной полки и вылетает в окно.)
Все ахнули. Мама в обмороке. У Дедушки подкосились ноги. Папа неизвестно почему оглядывается по сторонам.
И только д е в ч о н к а выбежала за дверь — спасать, помогать, действовать.
Д е д у ш к а. Что все это значит? Что с ним?
П а п а. Не знаю. Ничего не знаю.
Д е д у ш к а (орет). А кто должен знать, если ты не знаешь?!
Папа и Дедушка наконец осмелились выглянуть в окно.
П а п а. Да он вроде цел… А ведь с третьего этажа…
Д е д у ш к а. Гляди-гляди, она поднимает его…
П а п а. Встает, встает…
М а м а. Сынок мой…
Д е д у ш к а. Ну и живуч! Идет! Сам! Идет! Да он святой!
П а п а. Это дерево его спасло…
М а м а. Звери вы! Палачи! Звери! До чего довели дитя!
Д е д у ш к а. Это я довел?
М а м а. И ты! И ты! Накинулись…
Д е д у ш к а (кричит). Это вы довели! Ты слышала, что он вам говорил оттуда? Теперь виноватого ищете?
М а м а (указывая на мужа). И он! И он его довел!
П а п а. С больной головы на здоровую?
М а м а. Боже мой! Боже мой!
Хлопнула дверь. Все притихли. Ждут. Смотрят на дверь. На пороге появляется С ы н. За ним — с е с т р а. Малыш идет медленно, будто у него горят ступни ног. Лицо обращено вверх. Он не входит, он является. Лицо у малыша выражает что-то дивное. И не понять поначалу — то ли он святой, то ли просто чокнутый. Глаза пустые, чужие, толстый язык не помещается во рту. Все как-то благоговейно следят за малышом. Он подходит к столу.
Ты… не разбился?
С ы н (как-то вяло). Нет, не разбился.
М а м а. У тебя ничего не болит?
С ы н. Нет, мама.
П а п а. Ты цел, сынок?
Д е д у ш к а (удивляется). И синяков нету?
С ы н. Нету, дедушка.
Д о ч ь. И не страшно было?
С ы н. Нет, не страшно, сестра.
Пауза.
М а м а. Ну хорошо, сынок, садись кушай!
С ы н. Хорошо, мама.
Все опять рассаживаются за столом.
П а п а. Накладывай, накладывай…
С ы н. Слушаюсь, папа.
Д е д у ш к а. А теперь кусай и жуй, жуй, внучек.
С ы н. Хорошо, дедушка.
Д о ч ь. Ну… Ну… Глотай, глотай же.
С ы н. Хорошо, сестричка.
П а п а. Накладывай еще. Накладывай и жуй.
С ы н. Спасибо, папа.
М а м а. Жуй, жуй и глотай.
С ы н. Спасибо, мама.
Д о ч ь (удивленно). Папа! Мама! Он какой-то… Какой-то не такой… Что с ним? Он не такой!
П а п а. А мы ему сейчас телевизор включим. Как раз пришел час политического комментатора. Так, сынок? Дочурка! (Кивнул в сторону телевизора.)
Дочь быстренько включила телевизор.
К о м м е н т а т о р. Из Парижа сообщают: сюда съехались представители двадцати трех стран мира для провозглашения международной лиги борьбы в защиту мини-юбки.
М а м а. Не надо! (Выключает телевизор.)
Все наблюдают за реакцией малыша. Он же равнодушен.
Д о ч ь. Надо! Надо! (Включает телевизор.)
К о м м е н т а т о р. Ватикан. Папа римский Павел Шестой вновь подтвердил запрещение вступать в брак католическим священникам, несмотря на энергичное требование голландских священников во главе с епископом.
М а м а (опять выключает телевизор). Не тревожьте…
Д о ч ь. Мама! Что ты понимаешь?! (Включает.)
К о м м е н т а т о р. Вьетнам. Как сообщают из Сайгона, в результате нападения партизан на американскую базу убито двадцать девять американцев и семьдесят вьетконговцев.
М а м а (решительно выключает). Ему неинтересно… Видишь, он равнодушен…
Д о ч ь. Мама! Он равнодушен к этому? Что ты говоришь?
С ы н. А можно и футбол. Папа? Да? Мама?
Пауза. Все не верят своим ушам.
Д о ч ь (вдруг). Да он ведь идиотом стал! Папа! Мама!
С ы н (вспоминает). Идиот… Дипломат… Пакт… Где-то слыхал… Не помню. Забыл.
Д о ч ь (в слезах). Ну да, ну да, он идиот. Идио-от! А он ведь так хотел, так хотел стать президентом… или премьер-министром! И стал бы. А теперь… (Плачет.)
Д е д у ш к а. Вот теперь-то он наверняка станет. Только такие и становятся.
Д о ч ь. Да он ведь идиот! Ну верно, ну правда же — он идиот?
П а п а (отворачивается). А может, это и к лучшему?..
Д е д у ш к а. Вам? Вам — к лучшему.
М а м а. Да, пожалуй, и ему.
Д о ч ь (взбунтовалась). Это-о? Это к лучшему?..
Д е д у ш к а. Надеюсь, ты не выпрыгнешь в окно?
Д о ч ь. Я? Ну нет! Я на костер! На эшафот! На крест пойду, чтобы не стать такой, как он!
С ы н. Ты всегда такая. Вы все всегда такие. (Взял толстую книгу и медленно, очень медленно поднимается по лесенке на самый верх.)
З а н а в е с.
1969
ТРИБУНАЛ
Трагикомедия
Народный лубок в двух действиях
Действующие лица
ТЕРЕШКО, по прозвищу КОЛОБОК, староста.
ПОЛИНА, его жена, крупная женщина.
ГАЛЯ, их старшая дочь, солдатка.
ЗИНА, их младшая дочь, тоже солдатка.
НАДЯ, невестка, солдатка.
ВОЛОДЬКА, сын, подросток.
СЫРОДОЕВ, начальник районной полиции.
КОМЕНДАНТ, немец, немолодой.
Время действия — зима 1942 года в небольшой деревушке на Гомельщине.
— Человек, — я
