Эпиталама - Жак Шардон

Вдруг Берта заметила, что попала не на ту улицу. Она ушла в сторону от своего дома и теперь оказалась на дороге, ведущей в Приютский лес. Она решила продолжить свою прогулку до виллы «Славки», жалкой лачуги, где ютилась одна очень бедная женщина. Когда Берта узнала про это, ей захотелось познакомиться с этой женщиной. Про нее рассказывали, будто она оставила свою семью и уехала с каким-то итальянцем. Два года назад тот умер, и теперь она кормилась тем, что делала заказы для крупных магазинов.

Берта свернула на поросшую травой дорожку, извивающуюся в тени красивых деревьев; она заметила ее еще тогда, когда гуляла здесь с Альбером. Она услышала стрекотанье швейной машинки и тут же увидела выглянувший из-за листвы домик.

Сидевшая у окна женщина, не останавливая машинку, на мгновение подняла глаза и посмотрела на Берту полным скрытой враждебности взглядом. Берта толкнула небольшую деревянную дверь, которая тут же сорвалась с петель и которую ей пришлось поправить под аккомпанемент затявкавшей в доме собаки.

— Я не ошиблась, это вилла «Славки»? — с улыбкой спросила Берта, слегка напуганная нищенской обстановкой комнаты. — Мне говорили о вас.

— Вилла! Скорее лачуга, — ответила женщина охрипшим голосом.

— Мне сказали, что вы могли бы сшить мне передники. У меня кухарка толстая, как башня; нет никакой возможности купить фартук ее размера, — сказала Берта, продолжая любезно улыбаться, словно извиняясь и стараясь вызвать у женщины ответную улыбку.

— А образец у вас есть? — спросила та, вставая, чтобы предложить гостье единственный имеющийся в комнате стул.

— Что вы, спасибо, — отвечала Берта, — не беспокойтесь. Я мешаю вам работать. Образец я принесу.

— Только быстро я не смогу. Мне нужно еще закончить предыдущую работу.

— Я могу подождать, — проговорила Берта, украдкой разглядывая усеянный нитками пол и неубранную постель. — Вы весь день шьете на машинке? Это блузки, да? Сколько вы их шьете за неделю?

— За день мне удается сшить одну блузку, иногда еще лишний рукав. Я готова держать пари, что больше сделать невозможно, даже если работать целый день не покладая рук. А к тому же, вы знаете, сделай я воротник всего на четверть сантиметра уже или шире или, к примеру, не такой ширины бант, заказчики не примут работу. Из-за любого пустяка они швыряют тебе блузку в лицо, а станешь протестовать, так сразу скажут: «Идите в другое место, у нас двести человек таких, как вы, и все только и ждут, чтобы им дали работу».

С метром на шее, она снова села за швейную машинку: произнесенные слова заставили ее еще яростнее приняться за работу. Проворно схватив ткань, она с невероятной ловкостью стала вертеть ее вокруг иглы своими длинными грязными пальцами.

— И сколько вам платят?

Женщина кашлянула, затем с недоверчивым видом пробормотала:

— Все зависит от вещи.

— Это ваши сестры? — спросила Берта, разглядывая фотографии, приколотые к дощатой перегородке.

Она заметила портрет мужчины с болезненным лицом и красивыми глазами. Под фотографией была прикреплена маленькая веточка букса.

— Да, это мои сестры; они богатые. Я тоже была бы богатой, если б захотела.

— Ну что ж, ладно! — проговорила Берта, направляясь к двери, под звуки возобновившегося стрекота швейной машинки. — Образец передника я вам принесу.

Пробило ровно два часа, когда в саду зазвенел колокольчик. Берта, распростертая в шезлонге, повернула голову к калитке и по блеснувшим очкам узнала юную ученицу госпожи Паскье.

— Входите, — крикнула она девочке, державшей в руке большую картонную коробку. — Это, верно, мой пеньюар? Я ждала, что вы принесете его еще утром.

Войдя в комнату, Берта открыла коробку.

— Очень красивый, — сказала она, вынимая легкую, мягкую ткань абрикосового цвета. — Скажите госпоже Паскье, что пеньюар очень красивый. Погодите. Я его сейчас примерю.

Задрапированная в тонкий шелк, отбрасывающий на ее грудь теплый золотистый блик, Берта повернулась к зеркалу и заметила, обращаясь к застывшей от восхищения девочке:

— Он мне очень идет. Я останусь в нем. Передайте госпоже Паскье, что я очень довольна, — сказала Берта, кладя в руку ребенка монету и провожая ее до двери. — Очень хорошо, очень красиво, — добавила она, глядя по-прежнему на свой пеньюар.

Она вернулась в комнату, еще раз поглядела на себя в зеркало и опять вышла в сад.

«Как мало мне нужно, чтобы почувствовать себя усталой!» — подумала Берта, подвигая шезлонг в тень. Устроившись на нем, она взяла из корзинки рукоделие. «Вот так, вышивание успокаивает». Потом она перечитала последние страницы «Анны Карениной» и заснула.

Ей снилось, будто она лежит на пляже, и солнце жжет ей обнаженные ноги и руки…

Она проснулась. Солнце, добравшееся до шезлонга, жгло ей ноги сквозь тонкую тунику, и она, не шевелясь, и как бы желая досмотреть сон, вновь закрыла глаза.

Она услышала голоса и порывисто встала, поправляя в волосах шпильку.

— Я привел к вам вашего соседа, — сказал Натт. — Мой друг, господин Гийом. Пристал ко мне: «Кто эта красивая молодая женщина, которую я часто вижу на вокзале?» На что я ему ответил: «Скоро вы с ней познакомитесь».

— Извините, сударь, — проговорила Берта, повернувшись к высокому мужчине с редкими, коротко подстриженными волосами — Доктор предписывает мне отдых. Я одеваюсь поздно.

— Не извиняйтесь, вы прекрасны, как день, — возразил Натт. — Дамам вообще не следовало бы носить никакой иной одежды. Какой красивый цвет!

— Вам нравится?

— Тоже мне дела! — произнес Натт, садясь. — Женщина остается одна аж до шести часов. Эти молодые люди ничего не боятся! Но мы с тобой, милейший Гийом, уже не опасны. Нам позволительно говорить дерзкие комплименты. В этом наша привилегия.

— Ваш муж возвращается в шесть часов? — негромко спросил Гийом.

— Поглядите-ка, он наводит справки! Разбойник! — воскликнул Натт, в глазах которого сверкнуло лукавство.

— Он возвращается очень поздно, — ответила Берта, стараясь помочь господину Гийому справиться со смущением. — Дни к тому же становятся короче… Но об этом как-то даже и не думаешь: погода такая жаркая! Вчера я пришла на вокзал намного раньше положенного.

— Ну и избалованы же эти молодые люди! Они просто не знают своего счастья, — сказал Натт. — Ездить в Париж, когда у тебя дома такая прелестная женщина.

— Он очень занят.

— Занят? Это хорошо в нашем возрасте! Так ведь, Гийом?

— Уверяю вас, он предпочел бы отдохнуть.

Берта знаком попросила Юго принести второй столик и, поддерживая одной рукой рукав своего пеньюара, взяла с чайного подноса тарелку с пирожными.

— Вам я не предлагаю; я знаю, что вы не полдничаете.

— Сегодня я у вас ни от чего не буду отказываться. На вас слишком красивый пеньюар.

Гийом озадаченно глядел на свою упавшую в песок ложку.

— Это просто-напросто дело рук госпожи Паскье, — ответила Берта, передавая господину Гийому другую ложку.

Затем, обращаясь к нему, она спросила:

— Вы живете в Суэне круглый год?

— Да, мадам. Вон там, между деревьями, видна крыша моего дома.

— Ах! Значит, этот лесок принадлежит вам? Мой муж интересовался, что это за деревья растут вон там.

— Это грабы, сударыня. Если у вас появится желание погулять по этим аллеям, ворота всегда открыты, и вы там никого не встретите.

— Принимаю ваше приглашение. Не раз на меня вдруг находило искушение побродить в прохладе этих прелестных деревьев.

— Пошли, Гийом! Я вас увожу. Уже и свидания назначают!

— Ну зачем вы задираетесь! — проговорила Берта, смеясь.

— В моем возрасте нужно быть веселым. Меня сегодня с самого утра ждут в Бонди. До свидания, сударыня.

— До свидания, мадам, — сказал господин Гийом.

— Знаете что? Я, пожалуй, поброжу по вашему лесу! — крикнула Берта вслед удалявшимся мужчинам, которые с приветливыми улыбками обернулись к ней.

Берта решила, что идти на вокзал уже поздно, к тому же ей захотелось встретить Альбера в обнове, которая была ей так к лицу.

В этот вечер она была довольна всем, и ей вдруг пришло в голову накрыть стол в саду, благо погода стояла превосходная.

Несмотря на возражения Юго, Берта велела принести стол в сад: с котом на руках она весело прошлась по кухне, проверив, положили ли дыню на лед, как всегда просил Альбер. Затем она нарвала роз и поставила их в вазы на стол, послала за льдом к Монера; напевая, поднялась к себе в комнату, надушила носовой платок и шею, внезапно превратившись в прежнюю пылкую молодую женщину.

Она увидала Альбера уже в саду и, не дав ему подойти ближе, побежала к нему сама.

— Не смотри туда, — воскликнула она, нежно прикрыв ему пальцами лицо. — Это сюрприз.