Дом проблем - Канта Ибрагимов

Мастаев понимал, что этот материал никак не тянет на добротную журналистику. Да он и не журналист, журналистику не изучал. Зато, как он считал, во главе угла всегда должны быть первоисточники, а субъективные выводы пусть каждый делает сам. Словом, после того как он отдал эти две-три странички Самохвалову, Ваха решил, что полученный гонорар отработал. С этими деньгами он поспешил в больницу, где лежал его сын, и по пути впервые в жизни стал испытывать новое, странное чувство — он добытчик, он кормилец, он отец. Сам безотцовщина, только теперь он понял, сколько в жизни недополучил — «неимущий», и это не деньгами измеряется. Зато его сын получит все, все! Он так был в этом уверен, видимо, так горели его глаза, и он почти летел орлом, что его сразу пропустили прямо в палату. А там он явно сник: его бывшая теща ухаживает за бледным, спящим под капельницей сыном. И она говорит только то, что есть:

— Кругом развал. Все за деньги. А наша зарплата — гроши. Айна в филармонии, к концерту готовится. Ведь надо как-то жить.

Почему-то не смог он бывшей теще деньги отдать, пошел в филармонию, благо рядом.

В огромном темном фойе маленький островок жизни. Под абажуром тусклой лампы, словно всю жизнь здесь сидит, русская бабулька в изношенной кроличьей шубе, в варежках, на спицах вяжет.

— Вам Айна нужна? — по всему видно, очень деликатная дежурная. — Пройдите, пожалуйста, в зал, они репетируют.

В зале тоже холодно, темно, лишь сцена двумя лучами освещена: Мария за роялем, рядом его бывшая жена Айна со скрипкой, обе в пальто, что-то незнакомое исполняют:

— Стоп! Стоп! — оказывается, тут же, в первом ряду, сидит мама Марии. — Айна, ты опять запаздываешь.

— Руки замерзли.

— Давайте, еще раз, с третьей строки, — хлопнула в ладоши концертмейстер, а исполнительницы будто примерзли, уставились в зал, туда же оглянулась Виктория Оттовна. Мастаев, как вкопанный, в проходе стоит. — Десять минут перерыв, — вновь хлопнула Виктория Оттовна.

Айна демонстративно ушла за кулисы. Как-то низко склонив голову, словно не желая видеть мир, тихо что-то грустное стала наигрывать Мария. А Ваха все стоит, не зная, идти ему за Айной или нет. Его выручила вышедшая навстречу старшая Дибирова.

— Я провожу тебя к Айне. Идем.

— Не надо, — вырвалось у Мастаева. — Вот, передайте ей деньги на лечение сына.

— Да, слышала, ты в Москву пробил направление сыну. Молодец. Как раз на дорогу средств не было. Я пойду к ней, — взяв сверток, отбивая в пустом зале четкий, звонкий шаг, Виктория Оттовна тоже пошла за кулисы, а Ваха, вместо того чтобы уйти, бросился на сцену, уперся в рояль. Мария явно испугалась, вскочила. А он то ли просяще, то ли приказно:

— Сыграй что-нибудь, настоящее.

Мария неуверенно, очень медленно и как-то осторожно села за рояль, ее тонкие, посиневшие, почти прозрачные пальчики дрожали, словно боясь соприкоснуться с клавишами:

— Что сыграть? — только сейчас она прямо посмотрела на него, а он выпалил:

— Мария, я люблю тебя!

— Ты сумасшедший, — опрокинув стул, Мария убежала. И тут ее мать:

— Ваха, позволь я тебя провожу, — спасла она Мастаева. И только у выхода заговорила: — Айна и Мария — подруги, коллеги. И я считаю, что Мария должна возвратиться к мужу. Бааевы этого тоже хотят.

— Все в разводе, — пытался возразить Ваха.

— У вас с Айной сын, — твердо сказала Дибирова. — К тому же больной сын. Заботься о семье. Про Марию забудь. До свидания.

В весьма удрученном состоянии вернулся Ваха в чуланчик. Ночью он почувствовал себя очень плохо: опять температура, озноб, противный кашель. Баппа даже вызвала «скорую»:

— Простыл, вирус гриппа гуляет, — поставил диагноз подвыпивший доктор, выписывая кучу лекарств. — А главное, в какое время живем? Безработица, инфляция, революция — стрессы. А ведь все болезни от нервов, вам надо отдохнуть.

— Да, — поддержала это решение мать. Как полегчает, Ваха собирался уехать в горы, а на следующее утро заявился Самохвалов:

— Вот, знакомый врач из военного госпиталя просил тебе передать. Бандероль от Кныша.

Мастаевых поразило внимание, оказанное маленькому Макажу — именное направление в московскую клинику, и даже дата рождения указана точно. Более того, тут же деньги на поездку. И еще деньги — зарплата Мастаева и какие-то командировочные журналиста, и совсем короткое письмо:

«Мастаев В. Г. Ваш материал, как всегда, интересен. Но где же Ваши знаменитые комментарии (к примеру, в реферате, подготовленном в ВПШ, вы дали совсем неожиданное заключение, что В. И. Ленин — великий полководец). Хотелось бы, и на сей раз получить от вас хотя бы лаконичные выводы, замечания, прогноз. С комприветом Кныш».

Прочитав письмо, Ваха первым дело вспомнил, что после своих так называемых «выводов и предложений», или «комментариев», он подвергается репрессиям. А потом вспомнил о сыне, что он сам, действительно, неимущий, значит, легко управляем. И почему бы свое мнение не высказать: Советского Союза нет, КГБ нет, ЦК КПСС нет, лишь компривет Кныша остался. К тому же он теперь среди своих соплеменников, и они, чеченцы, не сегодня взялись бороться за свободу — они и раньше были свободны, никого не признавали, и в чеченском обществе вроде никогда не было ни князей, ни рабов — все равны. И правду, то есть мужское слово сказать обязаны, посему короткий комментарий о ситуации в Чечне:

1. У моей матери, рабочей, — уборщицы «Образцового дома», зарплата — гроши. И ее уже пять месяцев (с начала революции не платят). А если и выдадут, то это раз на базар пойти, а прилавки так называемых «государственных» магазинов пусты. Между тем президент-генерал мудро поступил: в своем Указе (№ 31 от 2.01.1992 г.) всю «ответственность за социально-экономические последствия либерализации цен в ЧР возложил полностью на Правительство России».

2. Чеченская Республика находится на грани анархии и беспредела. Все, кто с оружием, посильнее и понаглее, захватывают любые административные здания и сооружения. Как отмечает президент-генерал в своем указе (№ 5 от 8.01.1992 г.), это самоуправство должно регулироваться не законодательными актами, а «согласованием» с ним.

3. Сегодня в Чеченской Республике царит правовой нигилизм. Это отмечено даже в Указе президента-генерала (№ 6 от 8.01.1992 г.), что, мол, есть «случаи вмешательства отдельных лиц и даже религиозных формирований в деятельность судов и органов МВД».

По этому Указу возникает минимум два вопроса. Эти «случаи» президент-генерал «признает незаконными», однако он не призывает эти действия пресекать и виновных наказывать по закону (просто журит). И второе, более существенное. Что значит «религиозное формирование». Формирование — это воинское подразделение, а «религиозное формирование» — не попахивает ли «крестовыми походами»?

4. Все-таки в республике есть и положительные моменты. Оказывается, доходы республиканского бюджета больше, чем расходы (это следует из Указа № 7 от 21.01.1992 г.). И этот доход идет не на какую-то нищенскую зарплату уборщицы, а на очень высокое — фирма «Искусство Кавказа» при Союзе художников ЧР. 150 тысяч!.. А почему покупают картины не у художников, а через фирму. И вообще, что это за художники, если их картины покупают по Указу, за счет бюджета? А с другой стороны, нашему обществу не до искусства, а искусству помогать надо. Вот только еще один вопрос: куда денет столько картин фирма — в национальный музей, в школы и сады или перепродаст?.. Тем не менее очень хороший Указ! Побольше бы таких.

5. Увы! Президенту не до искусства. Отечество в опасности! Парламент ЧР наделяет президента-генерала «чрезвычайными полномочиями», — по Указу (№ 24 от 9.02.1992 г.) в Грозном комендантский час, повышенная боеготовность, всеобщий призыв (призыв к войне?! Злостное зло!).

6. Нет, нет! Не все так плохо в нашем королевстве. Речь идет не о «религиозных формированиях», а о подлинной вере. Чего стоит Указ № 53 от 12.03.1992 г. «О передаче зданий католического собора и синагоги верующим». Вот только вопрос — никто не знает, где находится или находился католический собор в Грозном. А были ли католики в Грозном хотя бы в период СССР? Сейчас их точно нет, разве что пара-тройка иностранных журналистов, в поисках экзотики приезжающих в Чечню. А что касается синагоги, то это историческое полуразрушенное здание на улице Московской огорожено и есть некая видимость реставрационных работ. Вот только грозненские евреи почти все выехали, выезжают. Может, бегут с «тонущего корабля»?

Тут возникает еще один вопрос: а почему не идет речь о восстановлении и строительстве православных и мусульманских храмов и мечетей? А есть ли вообще какое-либо строительство в Грозном? Мне посчастливилось недавно обозреть город с высоты башенного крана при строительстве одного частного дома. Других башенных кранов над Грозным я не увидел. Это страшный признак, плохой знак или приговор. И так получилось, что к единственному крану, на котором я работал, может, по случайности подъехал президент-генерал, и он единственное, что сказал: «Зря строите, зря». В тот же день меня со стройки уволили. И этот кран стал.