1941. Время кровавых псов - Александр Золотько

— Микрофон оставить или снять? — спросил Севка.

— Снимай. — Ответы комиссара и генерала прозвучали одновременно, оба засмеялись, потом комиссар пояснил: — Очень хочется посмотреть на эту штуку. А для радиоигр с дезинформацией нет времени.

— Хорошо. — Севка вернулся в гостиную, наклонился, снял микрофон с ножки дивана и, поднеся блестящий диск к губам, четко сказал: — Сволочь ты, Орлов. Я бы с тобой никаких дел не имел.

— Но придется, — добавил комиссар.

Подумав, они решили не разбирать металлическую таблетку из будущего. «А вдруг, — сказал комиссар, — удастся заполучить у Орлова и приемник этого устройства. Забавная и наверняка полезная штука».

Микрофон спрятали в жестяную банку из-под чая, еще дореволюционную, банку поставили в чулан и накрыли тряпкой, хотя Севка и сказал, что можно и так.

Потом Севка вместе с Никитой и Костей обшарили квартиру еще раз, от входа до дивана. Орлов мог подбросить микрофон и в коридор.

Около полуночи комиссар позвонил по телефону и выяснил, что Орлов на квартиру не явился.

— Собственно, как и предполагалось, — сказал Евгений Афанасьевич.

Евграф Павлович еще раз заварил чаю, и они, все пятеро, почти до утра сидели за столом, обсуждая рассказ Севки, пытались понять, где Орлов врет, а где говорит правду.

Утром, около семи часов, прибыл посыльный и передал комиссару пакет.

В пакете были исписанные листы и фотографии. Снимки, похоже, рвали из личного дела, на оборотной стороне висели клочья бумаги.

— Вот, ознакомьтесь, — сказал комиссар, быстро просмотрев содержимое пакета. — В принципе, подтверждает его рассказ. Но ничего не гарантирует.

Из документов следовало, что да, действительно, существовал капитан Сличенко, тысяча девятьсот двенадцатого года рождения, из рабочих, который был назначен командиром батареи реактивных минометов и отправлен на Западный фронт. Назначение свое получил в связи с тем, что был знаком с прототипами нового оружия, принимал участие в испытаниях этих прототипов на Павлоградском полигоне еще в тридцать восьмом году. Был женат, жена и дети погибли в первый день войны. Вышел из окружения с оружием и личным составом. Проверку прошел без замечаний, аттестован своим командиром блестяще. Вообще, если верить его личному делу — артиллерист, что называется, от бога. Но вместе с батареей пропал без вести в августе сорок первого. Расстрелял скопление немецкой техники возле железнодорожной станции, попал под ответный артиллерийский огонь, установки были уничтожены, возможно, подорваны личным составом. Ни один человек из батареи в расположение частей Красной армии не вышел, проведенное наскоро расследование показало, что никаких боеспособных установок немцы в том районе и в то время не захватывали. Предположили, что, попав в окружение во время немецкого прорыва, Сличенко нанес удар, уничтожил свою технику и вооружение, попытался пробиться через линию фронта и либо погиб, либо был взят в плен. В списках числился как пропавший без вести.

Существовал также и начальник склада боеприпасов военинженер первого ранга Артем Егорович Егоров, член партии, кандидат химических наук, орденоносец. И тоже принимал участие в испытаниях реактивных снарядов на Павлоградском полигоне, где, наверное, мог встречаться со Сличенко, тогда еще лейтенантом. «Кстати, тот за три года сделал неплохую карьеру», — заметил Евграф Павлович.

«Да, — сказал комиссар, — но с другой стороны, это ничего и не значит. В то время было очень много вакансий».

Егоров также пропал без вести. Успел отправить на станции практически все спецбоеприпасы, должен был прибыть с двумя последними машинами, его ждали, но он не появился. Заместитель начальника склада, военинженер второго ранга Мовсесян был вынужден отдать приказ об отправлении эшелона, что было признано специальной комиссией оправданным в тех условиях. Снаряды «МХ-13» для реактивных минометов, снаряженные люизитом, пропали бесследно.

Немцы, судя по всему, их не обнаружили. Комиссия предположила, что спецбоеприпасы были спрятаны в лесу или затоплены в болоте.

— И никого не смутило, — сказал Евграф Павлович, — что сгинувшие установки и пропавшие боеприпасы очень подходили друг к другу.

— А как это должно было прийти кому-то в голову? Вот в том, параллельном времени, — комиссар посмотрел на Севку. — Там, после обстрела люизитом, наверняка обратили внимание на такое совпадение и особо на то, что Сличенко и Егоров были лично знакомы. А тут сколько народу погибло и пропало без вести, что…

Севка сидел на диване и думал.

Что-то копошилось у него в мозгу, царапало, но никак не могло вылезти наружу. Было во всем этом что-то неправильное. Нарочитое.

— Не молчите, Всеволод, — сказал неожиданно комиссар, и Севка вздрогнул. — Вам пришло что-то в голову, я же вижу…

— Ну… Не знаю… Я глянул на документы капитана… В июне попал в окружение. Вышел через две недели с легким ранением и после недолгого лечения назначен командиром батареи. Новой, секретной батареи. Пока осваивал оружие и готовил красноармейцев, прошла еще неделя. То есть наступила почти середина июля. Так ведь?

— Так, — согласился комиссар, бросив взгляд на бумаги. — Попал в распоряжение командования Западного фронта двадцать восьмого июля. И что вам здесь не нравится?

— Откуда он знал, что там находится склад с химическим оружием. И не просто с оружием, а со снарядами к его установкам? — Севка посмотрел на комиссара и перевел взгляд на Евграфа Павловича. — Я так понимаю, что и установки, и снаряды совершенно секретны и никто не станет просто так болтать о них. Я вот совершенно не знал, что у Красной армии вообще было химическое оружие…

— Ты вообще мало что знал, — бросил стоявший в дверях Никита.

— А ты знал? — спросил у него Севка. — О «катюшах» знал?

И, увидев недоумение на лице Никиты, торопливо добавил:

— Слышал о реактивных минометах?

Никита не ответил.

— О химических снарядах к ним я даже спрашивать не буду. — Севка снова повернулся к комиссару: — Получается, что этот Сличенко имел информацию, которой иметь не мог?

— Ему могли сообщить о складе перед самым выездом на фронт. На всякий случай, — сказал комиссар не слишком уверенно. — В конце концов, всегда оставалась возможность того, что химическое оружие придется применять. Ситуация в районе Смоленска была очень и очень напряженной… Вполне могли.

— И что, в бумагах этого не отметили? — удивился Севка.

— Такие вещи в бумагах не отмечают, — невесело улыбнулся Евгений Афанасьевич. — Знали бы вы, сколько устных приказов пришлось выполнять, например мне… И Евграфу Павловичу. Скорее всего, ему сообщили приказ, передали карту того района, указали и место залпа… Тот островок в болоте — его ведь тоже нужно было найти.

— В целом операция разработана забавно, — сказал Евграф Павлович. — С фантазией. Не учли только личность человека, которому эта операция была доверена. На чем-то он сломался. Может, на гибели семьи… Я бы ему такого не доверил. Ни в коем случае. Как бы я ни оценивал умственных способностей нынешнего руководства, но поверить в то, что они на самом деле собирались применять химическое оружие, — не поверю. Скорее, капитан вскрыл пакет, врученный ему на всякий случай. И так сложилось. А нам придется теперь его как-то останавливать… Мне, кстати, пришла в голову интересная мысль. Сколько, говорите, лет этому военинженеру, начальнику склада?

— Сорок четыре.

— Старые царские времена он застал уже в довольно вменяемом возрасте, — задумчиво произнес Евграф Павлович. — В революцию было двадцать лет… а капитан — вполне нормальный продукт советских времен и Красной армии. А что в Красной армии умели внушать лучше всего?

— Это плохая идея, — подумав, сказал комиссар. — Совершенно дурацкая.

— Совершенно, — кивнул Евграф Павлович, довольно потирая руки. — Но ведь нам и нужно только привлечь внимание всего на пару-тройку минут. Ведь так?

— Так, — вздохнул комиссар. — И еще нам нужно решить, кого с собой брать.

— У тебя разве нет сейчас группы? Из тех, одноразовых?

— Двадцатого забрасываем десять человек. Но ведь им придется как-то объяснять, что происходит… Бросок туда, как бы он ни выглядел, еще можно как-то объяснить секретной военной разработкой. А вот оттуда… что они расскажут, когда вернутся?

— Если вернутся, — неприятно жестким тоном произнес Евграф Павлович. — Если… И ты это прекрасно понимаешь, Евгений.

Севка вначале не сообразил, что он имел в виду, потом посмотрел на выражение лица старика и на выражение лица комиссара, обернулся к Никите, глянул на Костю и понял.

Даже «если» здесь было неуместным.

Глава 8

Очень странно было смотреть на людей и понимать, что они уже мертвы. Нет, Севка уже давно знал, что окружающие его сейчас к моменту его рождения или умрут, или станут глубокими стариками. С этим он уже свыкся. А вот то, что десяток молодых ребят, его ровесников, которые сосредоточенно слушали инструктаж, на самом деле уже и не живут вовсе, а так, доживают, — напрягало. И что в любом случае, даже если операция пройдет успешно, эти парни останутся в болоте или в лесу, зарытые в землю или брошенные просто так, под открытым небом, — тоже напрягало.