День святого Валентина - Катерина Зарудина

– Почему же, все агентство давно информировано в мельчайших подробностях. Трещит всем о твоем страстном прибалтийском темпераменте. Надоело слушать.

– А ты не слушай… Попробуй или боишься? Может, не будешь тогда на меня как на кусок говна смотреть, вдруг еще влюбишься? Насчет Ника не волнуйся, я ему одно успокоительное подкинула, а твоя серьезная красавица привыкла, наверное, к обеду вставать. Она всегда такая, как молодая старушка…

– Отстань, слышишь… – Рома шумно, выразительно засопел, и началась большая возня, которую соревновательно пытался заглушить самоуверенный, преувеличенно оптимистичный мужской голос западного комментатора, но у него это плохо получалось.

«Трахаются», – спокойно констатировала Валя. Сначала подумала, а потом услышала, как сердце ухнуло куда-то вниз. Полетело под откос. На какое-то время она застыла, превратившись в одно большое ухо. Она не знала, как ей поступить. Можно было, как говорится, забить на это и сделать вид, что все нормально. А можно было… Ух! Тихонько войти в холл, увидеть двух взрослых людей, занимающихся сексом, и что-нибудь сказать типа: «Продолжайте, продолжайте, вы мне нисколько не мешаете. Перейдите на диван для удобства, каждая пружинка в вашем теле отзовется… А меня бессонница замучила, да и новости очень люблю на английском. Половину непонятно, но так бодрит, знаете ли… Может, Никитку пойти растолкать?» Стоп. Еще момент не менее интересный – как там она про нее высказалась? Это она-то молодая старушка?! Вот дрянь с крысиным хвостиком, за волосами бы своими следила лучше…

Детский сад, конечно. Пока она решала далеко непростую дилемму «идти или не идти», звуки заметно изменились, превратившись в характерно-монотонные. Диктор за это время сменился, но напора не сбавил. Он трахал своим голосом мозг телезрителей так же нагло, как Яна нахально проделывала это с Ромой.

– Правда, тебе хорошо со мной? Тебе нравится моя грудь? Ты мне сразу понравился, когда я тебя в первый раз увидела на дне рождения у Никиты. Ты такой сильный, красивый, нам надо было давно быть вместе… – прорывались страстные девичьи признания.

Вот те на! Просто поток сознания какой-то. Эротического. Вроде вино Яна за компанию пила, но не бочку же. После таких серьезных слов идти в холл и кого-то яростно разоблачать желание пропало. А у нас еще смеют шутить над латышским темпераментом! Наконец все стихло, раздался щелчок зажигалки. Так, значит, Рома закурил. Интересно, они на полу лежат, нежно обнимая друг друга, или она по-хозяйски оседлала его, зажав своими упругими ляжками, и теперь задорно теребит ему вспотевшие вихры, убирая их с разгоряченного лба? Или на диване скрючились? Нет, Ромка на том диване при всем желании не поместится. Не те габариты.

– Ладно, я пойду. Спасибо и спокойной ночи, – бесстрастным голосом произнес Рома.

Главное – вежливо.

– Сволочь ты все-таки. Все вы здесь недоделанные, кобелюки вареные. Давай, вали к своей сдержанной московской старушке, вы хорошая пара! – гаркнула девушка с красивой грудью, оскорбленная явным отсутствием страсти с его стороны, интересно, с прибалтийским колоритом выговаривая слово «сволочь».

«Почему он сволочь… Непонятно». – Только начала Валя размышлять на эту серьезную тему, как все ее думы были прерваны не менее интересной фразой. Тоже колоритной.

– А ты просто блядь. – Было слышно, как он поднялся.

«Вот и пообщались, – подумала Валя. – Вот и славненько». Она быстро отвернулась к стене и имитировала легкий храп. Он лег рядом, но не под одеяло. Еще немного покурил, а потом кто из них заснул первым, Валя уже не помнила. Устала от пережитого.

Утром ее разбудил отвратительный, садистский звук соковыжималки и запах качественного свежесваренного кофе. Рома крепко спал, смешно приоткрыв рот, чуть храпя и раскидав длинные ноги, щедро покрытые золотистыми волосками, по всему дивану. Валя не стала его будить, она все отлично понимает, такая ночь все же непростая выдалась у человека. Быстро нырнула в одежду и вышла на призывный запах еды. На кухне Никита, степенно поглаживая чисто выбритый подбородок, очень вдумчиво читал свежую газету, Яна в кроссовках варила ему овсяную кашку и делала апельсиновый фрэш. Идеальная картинка молодой, образцово-показательной семьи.

– Привет, – поздоровалась Валя.

– Здорово. Садись завтракать. Славненько поспала? – спросил Никита, не отрываясь от страниц. – А где наш герой? Он обычно в шесть утра вскакивает. Сильно утомился вчера? – Он противно, как-то не по-мужски засмеялся. Проблеял будто баран.

Валя быстро взглянула на Яну. В глазах у той полыхал победоносный огонек, и весь ее раззадоренный вид не то что говорил, он кричал: «Ну что, видели, москвичи недоделанные? Я могу всех вас трахнуть, стоит мне только захотеть».

– Не знаю, наверное, устал после работы, – ответила Валя совершенно спокойно. Индифферентно.

Ее внимание сейчас было целиком приковано к шипящим гренкам с сыром.

– Я не буду завтракать. – В дверях появился полностью экипированный, с камерами на плече, Роман. Вид у него был нешуточно воинственный. – Ты остаешься или едешь со мной?

У Яны мелькнула на лице тень беспокойства, но она промолчала, сильно поджав губы, и поэтому осталась безо рта, с кривой щелью. Отвернулась к раковине и просто тарелки стала протирать слишком тщательно. С каким-то зверством.

– Ты чего, не с той ноги встал, что ли, или собака какая укусила? Видок у тебя бешеный. Прими душ, кофе выпей как человек. Славненько Янка сварила, – начал было искренне изумленный Никита, резко отложив газету, приглушив телевизор и проведя бережно рукой по своему влажному после душа ежику.

– Вот ты сиди и пей свой славненький кофе. Как человек, – продолжал Роман в агрессивной манере, презрительно сощурившись. – Много дел, я поехал.

Вале как-то не улыбалась перспектива остаться один на один с этими людьми, даже несмотря на обилие гренок с сыром и свежих кексов. Поэтому она легко спрыгнула с высокой табуретки и выскочила в коридор вслед за уходящим Ромой.

Они молча вышли на улицу. Рома быстро шел, грозно размахивая своими дорогостоящими фотопричиндалами. Интересно, что вена на шее вздулась запредельно, и стала похожа не на реку, а на толстый электрический шнур, грозящий порваться от напряжения. Обычно такое с ним происходило только тогда, когда они с Валей оставались наедине в его пенале.

– Как спала? – вдруг спросил он ненужно громко и с искореженным лицом.

– Как обычно, – ответила она.

Было неясно, как – обычно: хорошо или плохо.

– Потаскуха, дешевка… – Прорвало Рому, и Валя поняла, что, видимо, он серьезно переживает за своего близкого товарища, с которым живет девушка, явно незнакомая со строгими моральными принципами.

– Я надеюсь, все это не обо мне? – Ей откровенно наскучило слушать утреннюю тираду. Пусть она и была столь необычной. – Мне надо быстрее домой.

Они с трудом поймали такси, он довез ее до дома, пребывая всю дорогу в том же интересном настроении, довольно внятно бурча под нос определенные выражения и стуча время от времени своим немаленьким кулаком-кувалдой по грязноватому, заезженному сиденью. Щупленький шофер еще испуганно голову в плечи втягивал каждый раз, но ничего не говорил. Естественно. Рома, судя по всему, сильно переживал из-за того, что его «такой» член не смог воспротивиться внезапному нападению горячей женской плоти. Будто его поимели. В общем, злился на свой член, который повел себя предательски.

Несколько дней он не звонил, но Вале было все равно. Щемящей тоски по нему она не испытывала, африканской страсти – тоже. Вспоминала почему-то только, как Яна назвала его «сволочью», да и то когда надевала коричневые замшевые «Балли» на шнурках, которые он привез ей из последней лондонской командировки.

Потом горел Белый Дом. Стояли танки, Москва в очередной раз ничего не понимала.

– Тебе видно что-нибудь? – раздался в трубке его взволнованный, как у мальчишки, голос.

– Черный дым видно.

– Здесь такое! Хочу пойти поработать.

– Тебе можно прямо из окна фотографировать.

– Я уже залезал к нам на крышу, все замки на чердаке сорвал. Конечно, эффектно, но это все не то, надо быть у самого Дома. Ладно, пока. Сейчас очень важный момент, – все так же взволнованно сказал он, потом в трубке раздались гудки.

После того как все утихло и политические страсти улеглись, он объявился вновь.

– Я такие кадры сделал! – детским счастливым голосом сообщил он. – Хочешь посмотреть?

Откровенно говоря, ничего смотреть не хотелось, но обламывать такого восторженного человека у нее элементарно не хватило духу. Его материал моментально разошелся по всем российским и европейским газетам. Там действительно было на что взглянуть, он все-таки молодец. Густое синее осеннее небо и черный дым, валящий столбом из Белого Дома, блестящие на солнце золотые часы на башне с российским флагом и обезумевшие лица, танки, на этих танках уверенный Ельцин с листовкой в руке… Как Ленин на броневике.