День святого Валентина - Катерина Зарудина

Валя, вернее Валентина Владимировна Лаптева, работала акушером-гинекологом в большом центральном роддоме, была самой настоящей «вещью в себе». Серьезная, собранная и романтичная. Ее привлекала гинекология со всеми своими бесчисленными наворотами, но акушерство было, бесспорно, больше по душе. Рождается новый человек – и ты этому помогаешь, спасаешь, если нужно. Второй после Бога. Бог создал, а ты его творение принял. Потрясающие по силе ощущения. Но – сапожник без сапог, как нередко случается. Она принимала их, любила всех до единого – сморщенных, красных, в слизи, а испытать это чувство единения с крошечным существом, страх за него, долгожданную встречу с обиженно-победным криком «уа!» самой ей пока не довелось. Да она и не задумывалась сильно на эту тему. Не заморачивалась. По сути дела, они с сестрой были счастливыми людьми, потому что каждая занималась любимым делом.

Она любила свой дом. Их женсовет, старые обои, на которых при желании можно было найти каляки пятилетних хулиганок, окаменевшую жвачку или козявку под сиденьем табуретки и прочие прелести самовыражения в нежном возрасте. Только дома она могла по-настоящему отдохнуть, сбросить доспехи и поднять забрало. С кем бы и где Валя ни была, что бы с ней ни происходило, она всегда знала, что в любую секунду может прийти и лечь в свою родную, со столь привычными запахами постель. А если устанет смертельно после дежурства или операций, то в кровати будет тихонько поскуливать. Так она расслаблялась, и от одной этой мысли сразу становилось легче.

Однажды Валя еще в школе услышала, что близнецы – это сбой в системе природы. Не ужасная, конечно, но своего рода осечка. В принципе, не должно быть двух одинаковых организмов, тем более двух одинаковых людей. Мол, между ними будет в лучшем случае постоянно идти соревнование за место под солнцем, а в худшем – разразится война. Будет ведущий и ведомый. Это сообщение ее сильно озадачило тогда, и она пыталась постоянно анализировать ситуацию, чтобы определить, кто же из них главный. Ну да, дрались они иногда, буцкали друг друга, когда энергию некуда было девать, а потом в итоге ревели обе, потому что мамины нервы в конце концов не выдерживали, и она доставала из шкафа папин широкий ремень с тяжелой пряжкой. От него оставались выразительные красные отметины на ляжках и мягком месте. Потом Валя плюнула и перестала ковыряться в их поступках: мне, типа, все равно. Могу быть и ведомой, какая разница. Главное – куда поведут и зачем. В разумных пределах, естественно, не как теленка за веревочку, но, в принципе, «хоть горшком назови…». Это никогда не ущемляло ее самолюбия: ни в раннем детстве, ни потом. Конечно, частенько сестра ее раздражала, иногда просто бесила, но тот факт, что они вместе, – перевешивал все.

«И с ним надо было поступить так же, как со всеми остальными…» Несмотря на разность характеров, обе пользовались большим успехом у противоположного пола. «И с ним надо было…» Это началось давно, сразу после школы. Возможно, они занялись бы этим еще в выпускных классах, но здесь их слишком хорошо знали да и одноклассники не представляли из себя ничего выдающегося. Все скучные и одинаковые, как школьные стулья. Все так предсказуемо. Да она в школе еще и целоваться-то не умела, несмотря на активные подстрекательства своей более продвинутой в этих вопросах сестры.

Все началось неожиданно, впрочем, как и все судьбоносное в нашей непонятной жизни. Однажды Васька не смогла пойти на запланированное свидание с одним очкариком, начинающим оператором, и попросила Валю ее заменить.

– Как заменить? – обалдела Валя.

– Как, как… Сядь да покак, называется. У тебя с твоими формулами воображение долго жить приказало, что ли? Придешь и будешь вести себя совершенно обычно, как захочешь. Только под именем Василиса, – напирала сестренка.

Она могла быть грубой, жесткой. Деспотичной, в общем. Это у нее от бабушки Риты попало. Маргоши. Но о бабушке чуть позже.

– Зато гуманитарное течение твоих мыслей, надо признать, совершает сумасшедшие кульбиты, – нахохлилась Валя обиженно и уже хотела послать свою бойкую сестрицу куда подальше. – Ты – безбашенная авантюристка, вечно ищешь на задницу неприятностей!

– А ты – редкостная зануда!

После стандартного обмена любезностями и часа уговоров Валя все-таки согласилась с условием, что это первый и последний раз. Такое безобразие больше не повторится, и вообще ей эта затея не по душе.

– Конечно, само собой. Больно надо мне своих мужиков отдавать. Даже в руки родной нудной сестры. Хотя… – Здесь в ее глазах заплясали дьявольские огоньки.

Вернулась Валя со свидания взбудораженная, что было не совсем для нее свойственно.

– Вась, он мне предложение сделал! – с ходу заявила она, полюбовавшись собственным отражением. – Сказал, что представлял меня совершенно другой.

– Неужели? Надеюсь, ты не растаяла от неожиданности и продолжала шифроваться до конца вашей встречи? – грозно, как у провинившейся маленькой девочки, спросила сестра.

– Да, об этом можешь не волноваться. – Тон сестры быстро привел Валю в чувство. – Просто приятно – предложение в первый раз… – Она опять растаяла, вспоминая неуклюжего, сильно потеющего, но обаятельного парня в очках и джинсах, сидевших на нем мешком.

– Ладно, забудь. Не стоит на него больше время тратить, – намазывая что-то зеленое и вонючее на лицо, приказным тоном сказала сестра.

Так и пошло поехало. Это было, наверное, не совсем хорошо, возможно некрасиво, но об этической стороне вопроса они больше не задумывались. Даже добропорядочная и рассудительная Валя. Они ловко жонглировали сердцами, собирали их в колоду и тасовали как заправские шулера. В них влюблялись, часто серьезно, но для них это все было забавой. Конечно, это же так смешно. И что характерно – абсолютно безнаказанно. Да и что в этом плохого, собственно говоря? Как говорится, ловкость рук и никакого мошенничества. Раз – и сердце в кармане. Сам себя не развеселишь никто не развеселит. Правильно. Поэтому они периодически, плотно прикрыв дверь, с горящими глазами рассказывали друг другу об одураченных юношах. Настоящие современные ведьмочки. Одни молодые люди были сильно озадачены такой заменой и откровенно терялись, другие списывали это на разносторонность личности и были в полном восторге.

Был, правда, один забавный инцидент, когда «объект», как называли их между собой девушки, спросил явно со знанием дела: «Вася, прости, у тебя сегодня случайно не критические дни? Неужели я так нарвался?» Большой оригинал оказался. Валя, никак не ожидавшая подобного вопроса, сначала совершенно растерялась, а потом громко рассмеялась и ответила: «У меня все дни критические. Вы случайно в женской консультации не практикуете? Можем обсудить угрожающие последствия некоторых венерических заболеваний, в частности хламидиоза, для женских детородных органов. По-моему, я шла на встречу с ассистентом режиссера, а не со своим коллегой». Здесь уже у юноши удивленной дугой взметнулись брови, и Вале, сглотнув тугой и почему-то соленый ком в горле, пришлось городить такую чушь, которую она при всем желании так и не смогла потом полностью воспроизвести Василисе. Но главное, что ей удалось выкрутиться и услышать, какая она большая «оригиналка» в виде неподдельного комплимента.

Они даже завели ежедневник, обложку которого украшали милые красные сердечки. Потихоньку ежедневник стал заполняться разными именами, датами и иногда короткими комментариями. Основной поставщицей «объектов» была, естественно, Васька. Ее обаяние, красота, чего уж там скрывать, плюс наличие каких-никаких, но представителей мужского пола на работе. Валя с ее потоком беременных или климактерических дам мужчин видела только в роли заботливых папаш, которые поддерживали своих жен, блаженно улыбались, отпаивая их при этом разными соками и обмахивая журналами. Работа в ее случае отпадала, оставались случайные знакомства, которые редко, но все же происходили.

Розовощекий, пышущий здоровьем. Казалось, если чуть поцарапается, кровь так и брызнет из этого двухметрового парня. Находка для вампира. Волна белых, местами кудрявых, жестких волос и белые ресницы, обрамлявшие серые, немного выпуклые глаза. Простота и надменность удивительным образом сочетались в нем. Загорать ему было противопоказано, как она узнает позже, – он моментально становился красным как вареный рак и беззащитным как ребенок. Ресницы пропадали совсем.

Валя хорошо запомнила эти белые кудри еще со школы. Все мальчишки ходили тогда в одинаковой темно-синей форме с серебристыми, еле державшимися пуговицами, и он был похож на задиристого гимназиста. Ему бы еще фуражку с кокардой. Ладно, что там говорить… Привлекал он к себе внимание. И ростом высоченным, и крепкой фигурой, и внутренней раскованностью, которая особенно ощущалась на фоне всеобщей зажатости. Видно было, что старшеклассницы писают по нему кипятком. Разница между ним и Валей была шесть лет. В школьном возрасте это огромная пропасть. Потом пропасть стерлась.