Кофе с долькой апельсина (СИ) - "Kyklenok"

И вновь оказалась с глазу на глаз с терзающими её кошмарами. Некоторое время она судорожно металась по дивану, что-то бессвязно шепча. А потом рывком села, выскользнув из цепких объятий сна. Лицо исказила болезненно-горькая гримаса, и женщина согнулась пополам, заходясь приступом кашля. Осколки собственных воспоминаний резали острыми краями, а, сложившись в картинки из далёкого прошлого, ослепляли своей болезненной реалистичностью. Марин с силой сжала кулаки. Ногти впились в кожу, и она попыталась найти отдушину в этой кратковременной боли. Она чувствовала лёгкий озноб. Тлеющие в камине остатки дров уже не давали прежнего тепла, и она машинально положила ладонь на спящую неподалёку кошку. Вот только не её Марин хотела бы сейчас обнять. Она встала и, устремив взгляд в темноту, направилась к двери. Руки дрожали, и дверная ручка поддалась не сразу.

Дождь уже закончился, оставив после себя лишь шлейф аромата намокшей листвы и прохладу. Зато поднялся холодный ветер, который вёл себя совершенно недружелюбно, запуская свои мертвецки ледяные пальцы под одежду.

Марин достала сигарету. В последнее время она стала курить гораздо реже, зная, что Жордану не нравится это её пристрастие. Но бывали моменты, как сейчас, когда она не могла справиться без сигареты. Огонёк зажигалки дрожал от порывов ветра, и ей пришлось прикрыть его ладонью. Она затянулась и прикрыла глаза. Кончик сигареты тлел и осыпался пеплом, а серый дым слетал с пересохших губ и таял в воздухе.

Марин не плакала, как и всегда. Она лишь всхлипнула несколько раз — тихо и протяжно. Словно боясь вместе со слезами выпустить изнутри что-то очень важное.

Никто не догадывался, что за фасадом всегда невозмутимой и уравновешенной мадам могут скрываться детские страхи. Ночные кошмары вновь превращали её в беспомощную маленькую девочку, какой она когда-то была. И эта девочка не могла справиться со своими страхами в одиночку. Но Марин не подозревала, что сейчас была не одна.

Жордан стоял сзади, вслушиваясь в её дыхание — частое и хриплое. Он боролся с нестерпимым желанием обнять её, но боялся, что она ускользнёт от его прикосновения, отгородится защитной бронёй. Его рука легла на её плечо — осторожно, едва обозначая присутствие. Но Марин не повернулась, продолжая стоять к нему спиной.

— Я видел тебя разной — счастливой, печальной, мягкой, жёсткой… Думаешь, не приму тебя вот такой? — тихо проговорил он, стараясь успокоить её, хотя у самого сердце стучало так, что могло раскрошить ребра. Он очень переживал за любимую женщину.

— Какой? Слабой? — Голос дрожал вместе с его обладательницей. Она попыталась сделать быстрый вдох, но воздух медленно и тяжело входил в лёгкие, словно был непригоден для дыхания и отторгался.

— Ранимой. Уязвимой. Плачущей. — Он подбирал слова с особой осторожностью, стараясь не задеть ими Марин.

— Я не плачу, Жордан. Просто курю. — Она повернулась, продемонстрировав ему сигарету и отсутствие слёз. — Я хочу побыть одна.

Жордан всегда уважал её личное пространство. Но на словах. А на деле безбожно его нарушал. Поэтому он и не думал уходить.

— Хочу забрать у тебя хотя бы половину, — прошептал он.

— Чего? Сигареты? — она усмехнулась, поймав на себе его пропитанный сочувствием взгляд, и зябко повела плечами.

— Нет. Переживаний и страхов. — Он хотел оградить её от всего, не позволить вновь запутаться в паутине кошмаров.

Он вынул сигарету из её рта и заменил своими губами, ощутив, как вкус табака оседал на языке. Своими любовью и нежностью он разрушал возведённую вокруг неё стену — кирпич за кирпичиком — и не боялся, что острые грани могут поранить его кожу и сердце. Он сжал её в стальное кольцо своих объятий. Оказавшись во власти чужих рук, она начала дрожать, словно пойманная в клетку птица, и, казалось, что может оттолкнуть Жордана. Но она лишь теснее прижалась к нему.

Она безропотно позволила ему довести себя до дивана, не выпуская из собственнических объятий. Она не сопротивлялась, лишь покорно прильнула к нему.

Ей становилось хорошо от исходившего из камина тепла, от потрескивания объятых огнём поленьев, от мурлыканья кошек, от запаха табака, от аромата кофе и апельсинов. Но гораздо лучше ей было в объятиях Жордана. Вот как сейчас. Он дарил ей бесценное чувство спокойствия, сладким эликсиром разливающееся по телу.

Кошки, словно не желая мешать их идиллии, устроились каждая в своей лежанке.

Жордан попытался встать и тут же почувствовал, как тяжесть женской руки остановила его. Марин не хотела, чтобы он уходил. Ей казалось, что с ним она словно на островке безопасности. И без Жордана он просто пойдёт ко дну. Молодой человек всё же покинул её, но, подкинув дрова в камин и поворошив остывшие угли, поспешил вернуться.

— Я рядом. — Он обхватил её лицо ладонями и стал осыпать его короткими нежными поцелуями. — Всё хорошо.

Всё было совсем не хорошо. Но рядом был тот, поцелуев и ласк которого достаточно, чтобы Марин понимала — обязательно будет. И вскоре она отдалась в уютные объятия сна, и в оберегающие — Жордана.

========== 4. ==========

Комментарий к 4.

Видео, вдохновившее меня:

https://youtu.be/fzLSzI_t0zI

Ничего необычного, простая пресс-конференция, но в самом начале Марин и Жордан обменялись такими милыми взглядами…

На самом деле вдохновляющих видео слишком много, чтобы все их указывать. Но вот это особенное:

https://www.youtube.com/watch?v=l7Tp8gtUSEs

А ещё у работы появились две обложки:

https://ibb.co/m5dSWZ7

https://ibb.co/DQB6r13

Вечер уже принял Париж в свои объятия, и закат окрасил небо оранжево-золотыми мазками. Прохладный осенний ветерок почти бесшумно колыхал листву на деревьях, словно опасаясь разбудить начинающий засыпать город.

Жордан поднял воротник куртки повыше, пряча в нём половину лица. Он в очередной раз зашёл в беседку, придирчиво рассматривая результаты своих трудов в поисках даже самых незначительных изъянов. Это был первый романтический сюрприз, который он устраивал для Марин, да и вообще для женщины, поэтому он подошёл к этому моменту со всей присущей ему ответственностью.

Сегодня Марин возвращалась из зарубежной поездки, и Жордан с нетерпением ждал встречи с ней. Не видеть её несколько дней было для него изощрённой пыткой, хоть и её образ, бережно хранившийся в памяти, он видел повсюду: в уставе партии, что всегда находился на его столе; в лицах однопартийцев, в которые он вглядывался на заседаниях, произнося очередную речь; в каждой вещи в её и его собственном доме; во снах.

Казалось, Париж тоже ждал её возвращения и тщательно к нему подготовился. Покрытые листвой лужи намекали на затяжные дожди, изматывающие город ни один день. Но сегодня, когда она прилетела, небо было чистым и звёздным.

Жордан хотел лично приехать за Марин в аэропорт, но она отказалась от его услуг, а он, в свою очередь, не посвятил её в то, что будет ждать в её доме. Внутри всё сжималось от предвкушения, и он взглянул на часы — её самолёт час назад приземлился в аэропорту, и она уже должна была приехать. Тревога на мягких лапах, словно настырная кошка, незаметно прокралась в его сердце. Мысленно отмахнувшись от её пушистого хвоста, Жордан в ожидании любимой женщины стал предаваться ностальгии. Он вынимал красочные и мучительно подробные воспоминания о каждом проведённом с ней моменте из потаённого кармана памяти, рассматривал, как сокровища немыслимой ценности, и прятал обратно, подальше от окружающих. Он понятия не имел, как можно одними лишь словами или поступками выразить ту силу любви, что он испытывал к Марин. Он готов был собственноручно возложить первый камень для строительства алтаря поклонения этой женщине.

Когда к дому подъехали машины, уже властвовала ночь, окутавшая всё вокруг мягким тёмным покрывалом. Жордан выключил свет в саду, оставив гореть только фонарь над дверью, и встал за одну из колонн, чтобы сделать своё появление неожиданным и эффектным. Когда силуэт Марин появился в поле зрения, его сердце пропустило удар. Жордан уже был готов выйти ей навстречу, но увидев, что она была не одна, остановился, словно напоровшись на невидимую преграду. Одним из сопровождающих её мужчин был охранник, а вот второй был Жордану совершенно не знаком — высокий брюнет, на вид чуть младше него самого. И Марин смотрела на него с такой нежностью, что паника накрыла Жордана душным, плотным одеялом. Осознание того, что в жизни Марин появился кто-то ещё, словно скальпелем распороло его жизнь на “до” и “после”, на две половины — белую и чёрную.