Кофе с долькой апельсина (СИ) - "Kyklenok"

Некоторые люди похожи на дома с настежь распахнутыми окнами и дверьми. Она же была закрыта на сотни замков и каждому требовался отдельный ключ. И, кажется, Жордану удалось отыскать уже половину из них.

Предложив ей апельсиновый сок, он отправился на кухню и вернулся через несколько минут, предварительно добавив в её стакан пару капель найденного в шкафу снотворного. В противном случае эта неугомонная женщина проработала бы до самого утра.

Марин сделала пару глотков и вскоре задремала, покорно отдавшись накатившей волне медикаментозного спокойствия. Она спала, доверчиво уткнувшись носом в его ключицу, и не почувствовала, как он убрал папку с её колен и обнял. И только треск поленьев в камине и мурчание кошек неподалёку не позволяли ему полностью поддаться искушению этой мучительной близостью.

Сделав вывод, что в собственной спальне Марин выспится гораздо лучше, Жордан подхватил её на руки, и вскоре она уже лежала на кровати, а он сидел рядом. Неяркий свет ночника разливался золотистым отблеском по её коже, кажущейся от этого ещё более тёплой. И он почувствовал острую необходимость прикоснуться к ней. Она хмурилась во сне, и он нежным касанием пальцев разглаживал появившиеся между бровей складки. Он так и просидел у изголовья её кровати всю ночь, переводя взгляд с неё на часы и обратно. Они были для него как тикающая бомба, неминуемо отсчитывающая минуты до рассвета.

Любимых женщин по утрам будят поцелуями и нежными прикосновениями, и Жордан, поддавшись искушению, склонился к её губам. Он задержал дыхание, чтобы Марин сквозь пелену сна не почувствовала его дыхание на своём лице, и отпрянул, как только она пошевелилась.

Он нехотя покинул её спальню. Хотелось лечь, накрывшись одеялом с головой, и вжаться пылающей щекой в прохладную подушку. Но вместо этого он отправился на кухню и, открыв кран, несколько раз плеснул себе в лицо холодной водой, чтобы острый всплеск неуместного возбуждения перестал туманить разум.

***

Марин лениво потянулась, неохотно выбираясь из объятий сна, и выключила звеневший будильник. Тело требовало продолжения отдыха, но впереди её ждал очень сложный и насыщенный день. Она оглядела себя и облегчённо выдохнула — на ней была та же одежда, что и вчера вечером. Она мысленно поставила +1 в личном рейтинге Жордана за то, что ему не пришло в голову раздеть её.

Она встала и распахнула плотно задёрнутые шторы, не позволяющие дневному свету проникнуть в комнату и разбудить женщину раньше, чем это должен был сделать будильник. Тюль колыхался от свежего дыхания утра, а Марин подставляла лицо под ласки лёгкого ветерка, жмурясь от яркого солнца. От вчерашней непогоды не осталось и следа.

Она накрасилась, оделась и перед выходом произнесла несколько напутственных слов своему отражению в зеркале, прекрасно осознавая всю абсурдность общения с самой собой.

***

Находившийся на кухне Жордан улыбнулся, когда причина его бессонницы появилась в поле зрения.

— Как спалось на новом месте? — поинтересовалась она и приветливо улыбнулась.

— Прекрасно, — солгал он. Ведь он не мог сказать ей правду о том, что не спал, а полночи любовался ей, как последний идиот. — Присаживайся, завтрак почти готов.

Она в недоумении застыла на месте. Да-да, этот молодой человек вновь её удивил!

— Кстати, твоя пушистая банда уже накормлена и выгуляна. — Он бросил беглый взгляд на спящих на диване кошек — единственных свидетельниц его бессонной ночи — и вновь принялся колдовать над плитой.

Он знал о ней абсолютно всё, даже то, что ни одно её утро не обходилось без чёрного кофе и апельсина. И вот в турке дымился ароматный напиток, на тарелке лежал разделённый на дольки сочный фрукт, а на сковороде находились только что испечённые блинчики с апельсиновым джемом.

Он разлил смолянистую жидкость по белоснежным чашкам. Сегодня он против обыкновения пил не чай, потому что она его не любила. А Жордан морщился от одного лишь запаха кофе, и начинал закипать не хуже, чем только что сваренный напиток. Но ради этой женщины он был готов терпеть всё, что угодно.

Марин нехотя взяла чашку, без особого энтузиазма прикладываясь губами к тёплому фарфору. Настроение у неё было точь-в-точь как кофе — такое же горькое. Аппетита не было совсем, но, чтобы не обижать Жордана, она вопреки собственному нежеланию всё же отправила в рот дольку апельсина и блинчик.

Жордан улыбнулся, заметив в уголке её губ остатки джема, и потянулся к её лицу. А она остановила его мягким, но ощутимым движением ладони, которая упёрлась ему в грудь. Так она напомнила ему о своих личных границах, которые он не вправе игнорировать.

Марин облизнула губы. Так призывно для него, так искушающе. И он шагнул вперёд, настойчиво прижимаясь губами к её приоткрытому в удивлении рту и сцеловывая с него остатки джема.

— Марин… — Жордан смаковал её имя, наслаждаясь его сладостью и терпкостью, перекатывая на языке, как апельсиновую мякоть, и размазывая по губам. — Как же я давно хотел это сделать.

— Жордан… — Его слова показались ей полнейшим абсурдом, чем-то запредельно неправильным, и она испуганно отпрянула от него. — Ты замечательный… Но…

Он не дал ей договорить, не позволяя этому пресловутому “но” повесить на все его мечты о ней клеймо “несбыточные”, и вновь поцеловал. Целых девять лет он отказывал себе в ней, и теперь хотел наверстать упущенное. Но она вновь отстранилась от него.

— Я старше тебя на 27 лет. Ты повзрослел на моих глазах. Тебе нужно найти кого-то своего возраста. — “Без морщин на лице и седины в волосах”, — хотела добавить она, но весь словарный запас словно испарился.

Прокуренный дом с кошками и политика — это всё, что было в её жизни. А точнее, всё, чему она позволяла в ней находиться.

Её сердце было давно спрятано за стенами. Слишком высокими, чтобы кто-то смог пробраться внутрь. Слишком высокими, чтобы тот, кто уже там, смог выбраться наружу. Марин тяжело сходилась с людьми, но ещё сложнее для неё было с ними расставаться. Но она впустила Жордана в своё сердце — опасливо и боязливо, и пока не очень глубоко. И очень боялась, что один необдуманный шаг может разрушить их отношения.

Проигнорировав все её неубедительные аргументы, он обнял её и вновь поцеловал. В его ладонях и губах таилась бесконечная нежность и тепло, которыми он с радостью делился с ней. Он искренне верил, что у них могли бы получиться настоящие отношения — такие, где они вместе приезжали бы и уезжали с работы, он бы варил ей кофе, подкуривал сигарету и целовал, целовал, целовал.

Марин видела в его глазах желание и понимала, что этот взгляд предназначен ей, только ей одной. И осознание этого туманило разум и заставляло её теряться в его жарких объятиях. Она положила ладонь ему на затылок, ласково зарываясь пальцами в мягкие волосы. И от её действий его рот наполнился вязкой слюной, а живот свело в предвкушении. Его объятия стали более смелыми, и она в его руках стала мягкой и податливой, как самый изысканный и нежный французский зефир.

Жордан не был уверен, позволит ли она повториться этому моменту когда-нибудь ещё, поэтому хотел запомнить её именно такой: отзывчивой к его поцелуям и ласкам и отвечающей на них, принадлежавшей лишь ему.

Неизвестно, как далеко они могли бы зайти, но раздавшийся за окном автомобильный сигнал, свидетельствовавший о прибытии водителя, нарушил их планы.

Жордан нехотя выпустил Марин из своих объятий, напоследок целуя её в висок. А она лишь улыбнулась, заедая вкус его губ долькой апельсина.

========== 2. ==========

Комментарий к 2.

Не планировала я выкладывать работу именно в день рождения Жордана, но вот так совпало. Вдохновение пришло после просмотра новых совместных фото и видео этой парочки. Писать на эмоциях — это не всегда правильно, поэтому могут встречаться опечатки. ПБ открыта. Спасибо заранее.

Политика — это сказать себе, что нельзя быть счастливым, когда другие несчастны, что высшие интересы моей страны важнее моего личного комфорта. Политика — это люди.