Триумф графа Соколова - Валентин Лавров

— Не окусывайся! Толком отвечай: живут такие в твоем доме? Коли живут — проводи, а я тебе половину премии отдам.

Дворник вздохнул и озлобленно сплюнул:

— Ну, скажем, не живут! Но ты поднял портмоне и обязан его предоставить. И вообще ты какой-то мазурик. Вот врешь, что чужие люди своим ключом ворота открыли. Верни деньги и чеши отседова колбаской по Малой Спасской…

Соколов миролюбивым тоном отвечал:

— Открой, любезный, ворота. Я пройдусь, поспрашиваю у жильцов, может, кто и видел моих седоков.

— Ишь, чего пожелал! Да тут и жильцов, окромя меня, никого нет. Это дом наследников купца Назарова. Слыхал, поди? Прошлой масленицей он изволил блинками обкушаться, ну и не откачали. А человек хороший был, цветущий. Завещанию не подумал составить. Вот теперь наследники промеж себя грызутся, судятся. Дом пустой стоит. А я заместо сторожа остался. Мне они жалованью выдают, потому как совсем без глаза нельзя — все лихие людишки растащат. Наш человек терпеть не может, ежели что без присмотра, обязательно утащит. Не нужно, а все равно унесет. Смекнул? Ну, милый человек, давай сюда находку, на двоих поделим, а? А то дуну сей миг в свистелку, городовой на углу стоит… Он мне приятель, мы с ним выпивали. Все отберем у тебя, да еще протокол составим: украл!

Соколов понял: дело зашло в тупик! Надо сменить тактику.

— Нет, братец, с тобой говорить — только себе убыток! — Он вскочил на облучок и тронул жеребца в глубь переулка.

Фамилия дворника была Дерюгин, и поселился в Москве он недавно — всего второй год. Прежде Иван Дерюгин жил в Самарской губернии, в богатом приволжском селе. Было тут три трактира, школа, больница, а владелицей всех этих угодий была пышнотелая сорокалетняя вдовушка Панфилова.

Из-за этой вдовушки жизнь Дерюгина оказалась нарушенной. Но расскажем все по порядку.

Крестьянский труд Дерюгин не любил, считал его трудным и унизительным. Несколько раз его били за воровство, и он даже успел год в тюрьме посидеть. В заключении он освоил самое необходимое на селе дело — коновала. Знал его он плохо. Из всех ветеринарных средств пользовался лишь двумя: от наружных повреждений — прижиганием раны, от внутренних недугов — принудительным вливанием раствора английской соли.

Чаще всего животное, вопреки усилиям неуча, выздоравливало. Так что местный народишко был о коновале мнения скорей хорошего, чем плохого.

И совершенно не чаяла души в нем упомянутая барыня Панфилова. Она то и дело требовала коновала к себе в дом, где он якобы прикосновением рук снимал у нее мигрени и прочие недуги.

Когда проштрафился староста Терентий, барыня даже вознамерилась на эту должность поставить своего фаворита. Однако сельский сход вдруг проявил такую строптивость, что дело едва не дошло до бунта.

Так что барыня Панфилова сдалась. В утешение она купила фавориту новые со скрипом хромовые сапоги и шелковую кумачовую рубаху с поясом о двух кистях.

Вскоре в Самаре открылась ярмарка. Барыня призвала Дерюгина к себе, дала достаточно денег и ласково сказала:

— Ванюша, купи на ярмарке хорошего жеребца — для моего выезда. Вызывался Терентий, но я так полагаю, что ты справишься лучше.

Коновал поцеловал барыне руку, запряг тарантайку и укатил в Самару.

Самара была замечательной во многих отношениях. Этот губернский город, как писали путеводители, «находится на месте скрещения железнодорожных путей с окраин Востока и Азии с путями Центральной России. Город получает и отправляет миллионы пудов зерна, хлеба, множество лесных и нефтяных материалов».

Здесь была городская дума, Государственный банк, памятник Александру II, конно-железная дорога, электрическое освещение центральных улиц, которые были залиты асфальтом, древняя Спасо-Преображенская церковь, Струковский сад с ресторацией, театр, четыре клуба и несколько публичных домов.

Именно последние привлекли пристальное внимание вновь прибывшего сельского красавца в сапогах с модными высокими голенищами и чужими деньгами в кармане новой поддевки.

Иван Дерюгин выбрал самое роскошное заведение мадам Бергольц, что располагалось в двухэтажном доме на центральной улице — Дворянской.

Веселые девицы встретили гостя как самого родного.

Они наперебой ласкали его, лезли целоваться взасос, а он приказывал и приказывал нести из буфета шампанское, пирожные и конфеты.

Утром дорогой гость проснулся в совершенном одиночестве на какой-то узкой грязной кровати, со страшной головной болью и без копейки в кармане.

Гость начал скандалить и требовать свои деньги. Денег ему не дали, зато незамедлительно явились какие-то молодцы, которые стали выставлять его вон и с которыми у Дерюгина случилась жестокая драка. Иван был парнем сильным и отчаянным. Он проломил подвернувшимся колом одному из молодцов голову, а ему самому выбили кистенем око.

Дерюгин вернулся домой без глаза и денег. Он сказал барыне, что на него напали в дороге разбойники, чуть не убили, а деньги отняли.

Барыня заплакала, ибо была чувствительна и ее стала угрызать совесть. Ведь это она послала Ванюшку на ярмарку. Барыня, презрев пересуды соседей-помещиков, поселила несчастного одинокого коновала у себя дома — «на время лечения».

Барыня несчастного всячески утешала, а заодно по нескольку раз в день утешалась сама.

В благодарность за все доброе Дерюгин влез в шкатулку своей шкварки, вытащил двести рублей и коварно бежал в Москву.

Барыня жалела о деньгах, но более того — о потере сердечного друга. Она часто вздыхала:

— Как много в людях неблагодарности!

И это была сущая правда.

После этого барыня переписала завещание, из которого исключила беглого любовника. Сам беглец про завещание ничего не знал — ни теперь, ни прежде. Он нашел в Москве приличное спокойное место, поселил к себе под видом жены бедную белошвейку и жил хорошо, но ему хотелось еще лучше.

И вот пришел день, когда дворник Дерюгин решил, что фортуна послала ему шанс. Как все бездельники, он верил, что можно одним махом разбогатеть.

Дворник решил во что бы то ни стало завладеть портмоне, которое нашел у себя в санях извозчик и хочет вернуть хозяевам — по глупости, не иначе.

Дворник ругал себя: «Ах, какой я олух! Зачем отпустил извозчика с деньгами? Надоть было тащить его во двор. К примеру, сказать: „Постояльцы у нас живут! Пойдемте, покажу фатеру“. Делов-то! Он бы по глупости и поперся. А место у нас хорошее, глухое. Десять человек жизни лишить можно, никто не прознает. Вон в уголке арки на всякий раз обрезок водосточной трубы держу. Шандарахнул бы извозчика по голове, а труп в сарае закопал. Любезное дело! Никто и не прознал бы. Шутка ли, тысяча Рублев зря пропадают! Я таких деньжищ отродясь в руках не держал! И скамейку евонную с добрым конем можно было бы забрать и завтра на Сушке толкнуть».

Для любознательных: на старом воровском жаргоне скамейка означала лошадь.

Дворник начал мечтать: «Эх, замечательно зажил бы! Купил бы себе новые сапоги, гармонь-трехрядку, канарейку с клеткой… Тьфу, свое счастье профунял!»

Иван Дерюгин хорошо исполнял свои обязанности. Даже в полиции его ставили другим дворникам в пример. Он старательно чистил тротуары, посыпал их песком, на проезжей части ровнял ухабы и забрасывал снегом выемки. Даже в самый лютый мороз, исполняя инструкцию, несколько раз по ночам обходил свою территорию. Вот и теперь прогулялся Посланниковым переулком, заглянул в подворотню напротив: не прячется ли какой лихой человек?

Все было тихо и благопристойно. Вдруг дворник увидал шагах в полсотни знакомую фигуру в медвежьей дохе. Извозчик возвращался к знакомым воротам. У Дерюгина радостно забилось сердце: «Ой, на ловца и зверь бежит! Извозчик это, сам тащит мне тысячу целковых!»

Дворник нырнул в темень подворотни, что была почти напротив владений наследников Назарова. Он видел, как извозчик подошел к воротам, погремел замком. Вдруг медвежьей хваткой он уцепился за прутья ограды, поднатужился и широко раздвинул их. В образовавшуюся щель для начала просунул ногу, а затем и сам пролез.

У дворника от радости бешено заколотилось сердце: «Попался, фраер с кушем! Теперь ты у меня в руках. Чтоб мне сдохнуть, живым ты отсюда не выберешься!»

Малость выждав, дворник подбежал к воротам, заглянул внутрь: никого! Тогда он открыл ключом замок, вошел в ворота.

Во дворе было довольно светло от яркого диска луны. Дворник удивился — гостя и тут нигде не было видно, хотя двор со всех сторон был огорожен высоким дощатым забором, через который пролезть было невозможно.

Дворник Дерюгин схватил обрезок водопроводной трубы.

Он решил действовать беспощадно.

Прежде чем гнуть железо, Соколов пребывал в глубокой задумчивости. Ему докучала мысль: «Куда делись Эдвин и его спутница? Не сидят же они без света? И зачем дворнику скрывать их присутствие? Живут без прописки, благо весь дом пустой. Конечно, можно заставить дворника открыть замок, но для этого придется объясняться, говорить, что из полиции. А если он связан с этой преступной парочкой и даст им знать? Можно вытащить ключ от ворот из его кармана. Это сделать легко, да вдруг дворник быстро спохватится, шум подымет? Нет, надо сделать все тихо и осторожно».