Летописи Дорна. Белый воин - Алексей Осадчук

Оглядев твердым взглядом, успокоившихся паннов, ярл властно произнёс, рядом сидящему, Торли:

— Снаряди Змея и Гарону, пусть идут вдоль брега и собирают уцелевший люд. Не может быть такого, что б выжило так мало.

Невольно вспомнилась Наюшка родимая. Где сейчас дитятко милое? В гибель дочери ярл не хотел верить, да и Ваянар обнадёжил. Хоть и выживает из ума старец, постоянно проповедуя о Белом вое, всё же хотелось горюющему ярлу надеяться на чудесное избавление Анаи.

— Что же ты ярл такое удумал? — перебивая Икера, вдруг вскинулся, Велим Красномов, один из самых влиятельных паннов Мирольма, ближайший советник Рыжебородого и давний противник Седовласовых предложений в Сейме. Икер знал, что именно этому разжиревшему и обогатившемуся на милостях конунга панну, он должен был быть благодарен за постоянные провалы создания общего войска, да и многих других нововведений. Если бы Сейм тогда принял, все идеи Седовласа, то, верно, не дошла бы так далеко в глубь орда таркская. Только поздно уже говорить или думать об утерянном, не вернешь более ушедших за Берег. Нужно мнить, как сохранить людей, доверившихся ярлу.

Тем временем, встав, важно бодбоченясь, круглый, как ком снега, богатый панн, своим громким зычным голосом, как когда-то на Сейме продолжал:

— Али ты забыл, что ворог у стен города, славный ярл? Где же это видано, что бы во время осады снимать со стен сотню лучших воев, да рискуя, самыми быстроходными баррканами отправлять их незнамо куда и незнамо зачем?

Ободрённый молчанием покойно смотрящего на него ярла, видимо расценив по-своему его реакцию, Красномов продолжал с удвоенной силой:

— Видать, запамятовал ты, ярл, что не конунг ты ещё, что б баррканами стольными распоряжаться и дружиною Рыжебородого! Мы Сейм, — обведя, толстой рукой, с золотыми перстнями на пухлых пальцах, Велим, продолжал, — тебе такого права ещё не давали, а может, и вовсе не дадим!

По палате пролетел гомон одобрения нескольких паннов, поддерживающих Красномова. Только сейчас, зарвавшийся, панн заметил, что поддерживают его всего лишь четверо, а остальные сидят молча. Даже воевода Рыжебородого, Валдо Белоус и его трое выживших мирольмских сотника безмолвно глядят сквозь, уже почуявшего что-то неладное, Велима.

По мере того как Красномов оглядывал молчавших мирольмских дружинников и паннов, в его сознание постепенно втекало страшное озарение. Он хотел, было что-то сказать ещё, да так и осёкся, наткнувшись на показавшийся ему насмешливый взгляд ярла. Строгие, словно два острых осколка льда, глаза Седовласа, смотрели на враз растерявшего свою уверенность панна, обжигая того своим ледяным хладом. Соратники Велима, тоже почуявшие неладное вмиг заткнулись, — кто, испуганно водя глазами из стороны в сторону, а кто просто опустив голову долу.

Ожидая грозной отповеди ярла, Красномов вздрогнул от неожиданности, когда вдруг заговорил старый друид Ваянар. Тихие спокойные слова его, словно тяжелый боевой молот, били по враз осунувшемуся и незнающему куда деться панну:

— Это ты, верно, заметил, панн, что дружина и баррканы должны подчиняться конунгу. Только невнятны мне слова твои, будто Седовлас не смеет указывать воям своим и кораблям своим? Дружина сия, — спокойно обведя своей лёгкой старческой рукой, сидящих за столом воинов, продолжал Ваянар, — вчера в Храме пред очами Вышнего присягнула своему конунгу.

— Любо!!! Любо!!! — подтверждая тихие слова Верхнего друида, громогласно пронёсся по палате глас десятка мощных воинов.

— Да и уважаемые панны, земель лоримских приняли власть нового славного конунга Икера Седовласа из рода Тормов, — продолжил старец.

Подтверждая сказанное, панны встали из-за стола и поклонились сидевшему во главе его, новому конунгу.

— Как же… ?! — заикаясь, пролепетал ошеломлённый Велим.

— А то что вы, уважаемые панны, — будто, не замечая лепета, растерявшегося Красномова, рёк Ваянар, — не извещены были, так на то причин веских с избытком есть. Ведомо нам, что ты, Велим, со своим людом, узрев полчища тарковы идущие на штурм, оставил часть стены крепостной Мирольма, тебе под охрану отданный. Предав конунга своего и народ свой, удалился ты на пристани к баррканам, спасая жизнь свою никчемную и утварь свою. С ворогом, ворвавшимся в ворота главные, вступила в бой дружина стольная, во главе с самим Рыжебородым. Пока вои стояли насмерть в сече страшной, через стену тобой позорно оставленную прошли тарки, растерзав жалкую кучку героев не оставивших стену следом за тобой! А затем нежданно ударили в спину дружине конунговой!

В палате стояло грозное молчание. Велим, грузно упал на колени где стоял, он рыдал и умолял, ползя на коленях к главе стола, где молча сидел, конунг Седовлас. Тем временем, Верхний друид продолжал свою речь:

— Наказание за предательство народа своего, вы знаете!

Десяток воев, с непроницаемыми лицами стоявшие на дверях по знаку воеводы Торли быстро подбежали к побледневшим паннам и грубо достали их из-за стола. Кто-то из них пытался вырываться, кто-то обреченно опустив голову, принимал пришедшую расплату.

Последнее слово оставалось за правителем. Конунг медленно поднялся и властно произнёс:

— Не на совет вы пришли ныне, а на суд Верховный. Нет места предателям среди общины нашей. По закону даденному Вышним позор ваш с рода вашего смоет пучина морская! Грех же ваш не лежит на женах и детях ваших, а также люде подневольном, что ушел по наказу хозяев своих. Только мнится мне, что те вои что отступили от наказа позорного вашего и погибли в бою на стене, лишний раз подтвердили, что человек волен в своей доле. Вечная память защитникам, павшим в бою с ордою Тёмною!

После всех слов конунга все присутствовавшие встали со своих мест, отдавая честь павшим.

— По примеру героев тех, погибших свободными людьми, я даю вам возможность смыть позор ваш в бою кровию. Выбор за вами. Нынче же возьмете вы своё оружие и наденете свой доспех, да выйдете из ворот городских на встречу врагам. Или же поглотит ваши тела и души море хладное.

Развернувшись спиной к предателям, Седовлас, дал понять, что приговор вынесен. Скулящего Велима, дружинники вытащили из дверей вслед за четверыми приговорёнными. Днем приговор приведут в исполнение. Как умереть панны решат сами — в бою или в море с камнем на шее.

Казнь началась спустя два часа. К чести приговорённых, все пятеро выбрали смерть в бою. Они стояли во внутреннем дворе перед крепостной стеной, прощаясь с семьями. Женщины, рвя на себе волосы и одежду, выли от горя. Панны, предавшие свой народ, одетые в богатый доспех, кто с секирой, кто с мечом в руках, обнимали плачущих. Только неуклюже сидели дорогие, блистающие на выглянувшем солнце латы паннов. Не привычны к ратному делу богатые лоримы, не держали их холёные руки ни мечей, ни секир. Всё к серебру да злату тянулись их мягкие да ухоженные пальцы.