Лавка древностей. Томъ 2 - Чарльз Диккенс

— Вы узнаете, чей это портретъ? спрашиваетъ карликъ, слѣдя за Самсономъ.

— Какъ же, какъ же! отвѣчаетъ тотъ и съ видомъ знатока наклоняеть голову на бокъ, потомъ отбрасываетъ ее назадъ. — Чѣмъ больше я гляжу, тѣмъ больше она мнѣ напоминаетъ… да, да, дѣйствительно, сходство есть въ улыбкѣ, и… и… а между тѣмъ, честное слово… я… я…

На самомъ же дѣлѣ Брассъ не зналъ никого, кто бы былъ похожъ на это чудище, и мялся, боясь попасть впросакъ. Можетъ быть Квильпъ нашелъ въ фигурѣ большое сходство съ самимъ собой и пріобрѣлъ ее какъ фамильный портретъ; а можетъ быть она напоминала ему кого нибудь изъ его враговъ, думалось ему. Квильпъ самъ поспѣшилъ вывесть его изъ затруднительнаго положенія. Пока Брассъ разсматривалъ фигуру, какъ обыкновенно люди смотрятъ на портреть, съ которымъ они должны, но никакъ не могутъ найти сходство, Квильпъ бросилъ на полъ газету, изъ которой онъ заимствовалъ пѣтую имъ строфу и, схвативъ желѣзный ломъ, служившій ему вмѣсто кочерги, такъ сильно ударилъ шгъ по носу адмирала, что онъ закачался.

— Развѣ онъ не похожъ на Кита, развѣ это не его портретъ, не онъ самъ? приговаривалъ карликъ, осыпая фигуру ударавій, оставлявшими на ней глубокія мѣтки. Развѣ это не двойникъ этой собаки?

Онъ билъ ее до-тѣхъ поръ, пока не усталъ. Потъ градомъ катился по его лицу.

Можетъ быть эта сцена показалась бы забавной издали, изъ какой нибудь галереи, — вѣдь находятъ же удовольствіе смотрѣть на бой быковъ тѣ, которые сами не участвуютъ на аренѣ; вѣдь любуются же пожаромъ тѣ, которые живутъ далеко отъ объятаго пламенемъ дома. Но Брассу было далеко не забавно въ такомъ близкомъ сосѣдствѣ съ воюющимъ уродомъ, особенно въ тѣ минуты, когда тотъ приходилъ въ азартъ. Ему было просто страшно: комната такая тѣсная, мѣсто такое уединенное. Онъ старался держаться подальше отъ карлика, расточавшаго удары, и лишь слабыми взвизгиваніями выражалъ свое одобреніе. Когда карликъ въ изнеможеніи опустился на стулъ, Брассъ подошелъ къ нему съ самымъ добродушнымъ видомъ.

— Безподобно, восхитительно! хи, хи! восторгался онъ. — Знаете, прибавилъ онъ, поворачиваясь въ сторону избитаго адмирала, онъ замѣчательный человѣкъ!

— Садитесь, скомандовалъ карликъ. — Я вчера купилъ эту собаку: ужъ я ему и глаза кололъ вилкой, и сверлилъ его буравчикомъ, и вырѣзалъ на немъ свое имя. Подъ конецъ-таки сожгу.

— Ха, ха, забава да и только!

— Пойдите-ка сюда поближе. Что вы тамъ говорили о безразсудствѣ? а?

— Право, ничего, такъ, пустички, и повторять не стоитъ. Мнѣ только казалось, что эта пѣсня, прелестная сама по себѣ, нѣсколько…

— Говорите, что нѣсколько? допрашивалъ Квильпъ.

— Т. е. я хотѣлъ сказать, сэръ, что пѣть такую пѣсню, не то, чтобы… а такъ, знаете… можетъ быть, это, такъ сказать, въ самой отдаленной и въ самой незначительной степени граничитъ… и только граничитъ съ безразсудствомъ.

— А почему это? спросилъ Квильпъ, даже не взглядывая на него.

— А потому, сударь, изволите видѣть, отвѣчалъ Брассъ, становясь смѣлѣе, — что о нѣкоторыхъ планахъ, обсуждаемыхъ между пріятелями, — сами по себѣ они совершенно невинны, но законъ почему-то называетъ ихъ заговорами — лучше… лучше держать ихъ про себя. Вы меня понимаете?

— Э? что выхотите этимъ сказать? промолвил Квильпъ, поводя на него своими безсмысленными глазами.

— Остороженъ, чрезвычайно остороженъ, это прекрасно! такъ и слѣдуетъ! воскликнулъ Брассъ, кивая головой. — Молчаніе первое условіе, даже здѣсь. Вотъ мое мнѣніе, сударь!..

— Ваше мнѣніе, мѣдный вы лобъ! на что мнѣ ваше мнѣніе? О какихъ это планахъ вы разглагольствуете? Развѣ я съ вами о чемъ нибудь условливался? Развѣ я знаю что нибудь о вашихъ планахъ?

— Нѣтъ, нѣтъ, сударь, разумѣется, вы ничего не знаете… рѣшительно ничего, спохватился Брассъ.

— Если вы будете такъ кивать головой и подмигавать, сказалъ карликъ, ища глазами кочергу, — я васъ поподчую вотъ этимъ. Вы у меня перестанете корчить гримасы по-обезьяньи…

— Прошу васъ, сударь, не сердитесь. Адвокатъ сразу съежился. — Вы совершенно правы, мнѣ не слѣдовало упоминать объ этимъ дѣлѣ; я ошибся, вы совершенно правы. Будемте лучше говорить о чемъ нибудь другомъ. Сэлли передала мнѣ, что вы спрашивали о жильцѣ. Онъ еще не возвратился.

— Не возвратился? А почему это?

Квильпъ подогрѣвалъ на огнѣ ромъ и смотрѣлъ, чтобъ онъ не сбѣжалъ.

— Потому что… ахъ, Боже мой, м-ръ Квильпъ…

— Въ чемъ дѣло?

Карликъ уже подносилъ ко рту дымящуюся кастрюльку, но, услышавъ восклицаніе Брасса, остановился.

— Вы забыли прибавить воды, и… и… извините, сударь, ромъ какъ огонь, онъ только что кипѣлъ.

Не удостоивъ его отвѣтомъ, Квильпъ медленно потянулъ изъ кастрюльки ромъ — за минуту передъ тѣмъ, когда Квильпъ снялъ его съ огня, онъ страшно клокоталъ — выпилъ съ полпинты.

Подкрѣпившись этимъ возбудительнымъ питьемъ, онъ погрозилъ кулакомъ адмиралу и приказалъ Брассу продолжать.

— Но прежде всего вы тоже должны отвѣдать сей огненной влаги, сказалъ Квильпъ съ своимъ обычнымъ зубоскальствомъ.

— Если бы можно было достать хоть глотокъ воды, я бы не отказался выпить.

— Воды у насъ нѣтъ. Воды адвокату, ха, ха! Растопленный свинецъ, сѣра, кипящая смола и деготь, вотъ что имъ нужно. Правду я говорю, Брассъ!

— Ха, ха, ха! Вѣчно найдеть остроумное ѣдкое словцо: оно хоть и колетъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ и щекочетъ. Пріятно!

— Пейте, — и карликъ подалъ ему кастрюлю, въ которой онъ уже успѣлъ опять вскипятить ромъ. — Пейте до послѣдней капли, хоть горло опалите, да пейте.

Несчастный Самсонъ сдѣлалъ нѣсколько маленькихъ глотковъ. Выпитый имъ ромъ тотчасъ же превратился въ жгучія слезы и, скатившись, въ этомъ видѣ, по щекамъ адвоката, снова попалъ въ кастрюлю. Лицо и вѣки Брасса побагровѣли: онъ отчаянно закашлялся, но и посреди кашля все-таки не измѣнялъ себѣ и съ твердостію мученика повторялъ:

— Прекрасно, безподобно.

Онъ еще не могъ опомниться отъ этого угощенія, когда карликъ возобновилъ прерванный разговоръ.

— Такъ что вы скажете о жильцѣ.

— Онъ все еще гоститъ у Гарландовъ, отвѣчалъ Брассъ въ промежуткахъ между кашлемъ. — Съ тѣхъ поръ, какъ арестовали Кита, онъ всего одинъ разъ пріѣзжалъ домой; онъ говорилъ м-ру Ричарду Сунвеллеру, что послѣ того происшествія домъ ему сталъ противенъ — онъ выносить его не можетъ, тѣмъ болѣе, что считаетъ себя отчасти виновникомъ всего случившагося. Какой чудесный жилецъ, мнѣ было бы жаль съ нимъ разстаться.

— Ба! какой вы эгоистъ! Вѣчно только о себѣ думаете. Велика важность, что лишились жильца. Живите разсчетливѣе, экономичнѣе, копите деньги!

— Да ужъ больше экономничать, чѣмъ Сарра, едва ли возможно.

— Ладно. Усладите еще немного ваше нутро, вышибите слезу изъ другого глаза! кричалъ карликъ. — Вѣдь вы изъ угожденія мнѣ взяли писца! Откажите ему,