Инкассатор: Страшный рассказ - Андрей Воронин

– Привет, – сказала Ольга, выходя из машины и подставляя для поцелуя гладкую щеку.

– Привет, – откликнулся Дымов и чмокнул ее, вдохнув знакомый аромат духов. – Я не ждал тебя так рано. Летела на крыльях любви?

– Вроде того, – сказала Ольга. Тон у нее был сухой и деловитый, из чего следовало, что шутки она не приняла. – Что ты делал в сарае?

Сердце у Дымова екнуло, но тут же успокоилось: вопрос был, в сущности, невинный, заданный просто так, от нечего делать – для разгона, одним словом.

– Да так, – сказал он, обнимая Ольгу за талию, – в общем, ничего. Заняться-то нечем, вот я и решил посмотреть, нет ли в этой руине чего-нибудь ценного.

– Мороз-воевода дозором обходит владенья свои? – с иронией спросила Ольга.

– Ага, – радостно подтвердил Дымов.

– Бросай это занятие, – одним плавным движением выскальзывая из-под его руки, сказала Ольга. – Нам нужно серьезно поговорить.

– Полагаю, о разврате, – с напускной мрачностью произнес Дымов.

– И о разврате тоже. Возьми в багажнике продукты.

Александр достал из багажника тяжелую сумку и вслед за Ольгой вошел в дом. Легкий ветерок колыхал выцветшие занавески на низких подслеповатых окнах, половицы привычно поскрипывали под ногами, пахло старым деревом, печкой, а еще какими-то травами, которые Ольга сама собирала в лесу и, связав в пучки, развешивала по углам. Дымов не знал, что это за травы, но пахли они приятно – не духами и не сеном, а какой-то пряной горечью, лесом, полем – словом, волей, по которой они с Ольгой так тосковали в дымном городе.

Пока он устанавливал сумку на табурете, пристраивая ее так, чтобы она, упаси боже, не свалилась, Ольга уже успела расставить на столе тарелки и рюмки. Отодвинув Дымова плечом, она расстегнула сумку и сноровисто разложила по тарелкам еду – бутерброды, нарезанную колбасу, ветчину, сыр, оливки, какие-то котлеты, имевшие явно не домашнее происхождение, крепенькие маринованные огурчики и еще кучу всякой всячины. Венцом всему стала литровая бутылка водки, водруженная Ольгой в центр стола. Дымов взял бутыль за горлышко и развернул этикеткой к себе. Водка была хорошая, дорогая.

– Что за праздник? – с легким удивлением поинтересовался он.

– Да уж праздник, – с непонятным выражением ответила Ольга. Она небрежно швырнула пустую сумку в угол, чего никогда раньше не делала, уселась за стол и подвинула ближе к Дымову свою пустую рюмку. – Наливай.

Дымов поднял брови, но не стал спорить. Он с треском отвернул алюминиевый колпачок и налил себе и Ольге примерно по трети рюмки – в тех нечастых случаях, когда пьянствовали вдвоем, они пили именно так, понемногу, растягивая процесс на весь вечер.

– По полной, – потребовала Ольга.

Дымов молча долил, поставил бутылку, сел и выжидательно уставился на жену. Ольга Дымова подняла рюмку.

– Выпьем.

– А за что? – осторожно поинтересовался Александр.

– Не «за что», а зачем, – сказала Ольга. – Для храбрости. Сегодня она нам обоим не помешает. Пей, тосты потом.

Она выпила залпом, и Дымов тоже выпил, чувствуя, как в груди тяжело и тревожно бьется сердце. Ольга вела себя странно; подумав немного, он решил, что «странно» – не то слово. Его жена была сильной женщиной и всегда скрывала свои мысли и чувства до самого последнего момента – до тех пор, пока могла. Или считала нужным. Сейчас пресловутый последний момент, судя по всему, еще не наступил, но был уже очень близок, и Дымову оставалось только гадать, чем это вызвано. А поскольку совесть у него была в высшей степени нечиста, чувствовал он себя за столом крайне неуютно.

– Наливай, – сосредоточенно жуя ветчину, снова потребовала Ольга.

Краешек ветчины торчал у нее изо рта сбоку, шевелясь в такт движениям ее челюсти. Это выглядело непривычно и дико; Ольга вела себя как спецназовец, только что в одиночку голыми руками передушивший взвод неприятельских солдат. Дымов не знал, почему ему на ум пришло именно это сравнение, но оно казалось наиболее точным.

– Наливай, – задумчиво повторил он, осторожно наполняя рюмки. – Тебе не кажется, что ты сегодня несколько однообразна?

– Будет тебе разнообразие, – отрывисто пообещала Ольга, поднимая свою рюмку едва ли не раньше, чем Дымов закончил наливать. – Ну, для храбрости мы уже дернули, теперь я скажу тост. За твою первую публикацию!

– Что? – рука Дымова дрогнула, водка потекла по пальцам и закапала на скатерть, но он этого не заметил. – Откуда ты... Ты что, заезжала на почту?

– Тост произнесен, – сказала Ольга. – Не ставь рюмку, это плохая примета. Ну, до дна!

Она подала пример, лихо, как заправский алкоголик, осушив свою рюмку, и Дымову ничего не оставалось, как последовать этому примеру. Он выцедил водку, как воду, не чувствуя вкуса, и на ощупь поставил рюмку на стол.

– Что ты расселся? – энергично распиливая ребром вилки магазинную котлету, спросила Ольга. – Наливай, наливай, бог троицу любит! На почту я не заезжала, времени было в обрез. Просто к нам домой заходил человек из издательства. Он хотел заключить с тобой договор, обсудить гонорар и попросить сделать какие-то там сокращения, что ли...

– Что?! – на этот раз Дымов не просто вздрогнул, а подпрыгнул, и водка широкой струей плеснула из горлышка бутылки мимо рюмки, в блюдо с бутербродами. – Из какого издательства? Из какого к черту издательства?! Он что, пришел прямо к нам домой? Зачем ты его впустила?! Я же нигде не указывал наш адрес! Я даже подписался псевдонимом!

– Я так и думала, – сказала Ольга, разглядывая его с каким-то странным любопытством. – Видишь ли, этот человек такой же издатель, как я – водопроводчик. При нем не было никаких документов, зато под курткой он носит пистолет. И еще одно. Помнишь, мне звонила Стрешнева, рассказывала, что какой-то странный тип интересовался Воронихиной? Так вот, судя по ее описанию, это тот самый человек, и ищет он уже не Воронихину, а тебя.

Чувствуя, что совершенно не владеет лицом, Дымов проглотил засевший в горле тугой комок и хрипло произнес:

– Чепуха какая-то.

– Правда? Это все, что ты можешь сказать? Тогда наливай.

Горлышко бутылки выбило звонкую барабанную дробь о край рюмки. Ольга усмехнулась, услышав этот звук, и от ее улыбки Дымову стало совсем худо. Наливая себе, он совладал со своей рукой – ну, или почти совладал. Они выпили. Александр, не глядя, сунул что-то в рот и начал жевать, не ощущая вкуса, не понимая, что жует и, главное, зачем.

Ольга, напротив, ела с видимым аппетитом и даже с жадностью – не то проголодалась, не то пыталась заправиться впрок в преддверии неизвестных катаклизмов.

– Ну, – сказала она наконец, откинувшись на спинку стула и – немыслимое дело! – ковыряя в зубах ногтем. Ногти у нее в силу профессиональной необходимости были короткие, но очень чистые и аккуратные. – Ну что ты молчишь? Понимаешь ведь, что говорить придется. Можешь не стесняться, подробности твоего адюльтера с этой курочкой Воронихиной известны мне до мелочей. Я наблюдала за развитием вашего романа с самого первого дня. В конце концов, ведь это я вас познакомила. Думаешь, это вышло случайно? Нет, мой милый, в таких делах случайностей нет. Да ты не бледней, я же не в претензии. Мужчины все одинаковы, им нужны новые впечатления. Заметь, не лучшие или худшие, а просто новые... А в случае с Воронихиной вы оба были у меня под присмотром, что исключало всякие глупости наподобие развода, пылкой любви, внезапной беременности и тому подобного бреда. Ну что ты уставился на меня, как будто впервые видишь? Ты ожидал скандала? Напрасно. Никакого скандала не будет. Погулял, спустил пар и вернулся к домашнему очагу... Из-за чего же тут скандалить?

Дымов был настолько потрясен ее спокойным, деловитым тоном, что на время даже забыл о своих проблемах.

– Ты... – выдавил он с трудом. – Как ты можешь? Как ты можешь так говорить?

– А как? – с холодным любопытством спросила Ольга. – Как я должна об этом говорить? Ломать руки, посыпать голову пеплом? Еще чего! Баб на свете миллионы, а семья одна.

– Выходит, ты нас нарочно свела? Как... как собак?

– Ну, если тебя устраивает такое сравнение... В общем, да.

– Да? Да?! – Дымов был в бешенстве, которого сам от себя не ожидал. – Я тебе кто – муж или домашнее животное? Я человек или канарейка?!

– А ты как думаешь? – лениво спросила Ольга. Она достала сигареты, закурила. – Человек, Сашенька, – это звучит гордо. Такое высокое звание заслужить надо. Чего же ты хотел? Всю жизнь прячешься у меня под юбкой, как дитя малое, а в знак благодарности трахаешься прямо у меня перед носом с моей медсестрой... Ну, и кто ты после этого – человек? Не расстраивайся, любимый, мужики нынче все такие, только не у всех баб хватает ума это понять и сделать правильные выводы.

Владевшее Александром бешенство вдруг исчезло, уступив место тупой тоскливой покорности.

– И что теперь? – спросил он, глядя в стол.