Желтый дом. Том 1 - Александр Зиновьев

Надежды

Беседа с Тваржинской была для меня полной неожиданностью. Оказывается, они у себя в отделе на партийном собрании обсудили мою персону и решили ходатайствовать перед дирекцией о переводе меня к ним. Они решили, что у них более здоровый коллектив и они перевоспитают меня. Я согласился перейти в отдел Тваржинской, но поставил свои условия. Пару библиотечных дней. Пока — чисто научно-техническая работа, в основном — переводы с английского и немецкого. Втянусь в работу — буду работать над темой «Логика и антикоммунизм». Работать в двух планах: 1) спекуляции антикоммунистов на логике; 2) подлинная логика (диалектическая?) против антикоммунизма. Тваржинс-кая была в восторге. Кроме того, я ей подкинул идею, что в секторе логики недооценивают идеологическую борьбу нашего времени, что сами впали в позитивизм, а на меня и Учителя свалили свой грех. Глаза Тваржинской, когда она меня слушала, сверкали от гнева. А я про себя потешался. Пока меня переведут (могут и не перевести, Смирнящев может запротестовать — он не хочет выпускать меня из-под своего контроля, еще надеется на что-то), пройдет месяцев пять-шесть. Там — летние отпуска. Пока втянусь в работу отдела, пройдет года два. В общем, имею шансы года три сачковать. Тваржинская обещала взять с повышением оклада сразу на двадцать рублей. На этом можно спекульнуть! Надо распространить слух о моем переходе. Вот так вообще и течет вся наша жизнь. Не поймешь, где зло, а где благо.

Перспективы

Когда мы подошли к ресторану, оттуда вывалился парень моего возраста и вида с двумя девчонками. Он остановил такси. Эй, мочалки, крикнул он девчонкам, кидайсь в кибитку! Сам сел рядом с шофером. Водила, сказал он шоферу, поехали до бороды! Шофер молча усмехнулся, машина умчалась. Как это понимать, спросил Он. Очень просто, сказал я. Они поехали на Театральную площадь, к памятнику Маркса. Сейчас это — место встреч фарцовщиков, проституток, наркоманов. Чувствуешь разницу поколений? Я вот сказал тебе, что сегодня я богач, так что могу сводить тебя в ресторан. И ты пришел в дикое возбуждение, как мальчишка, которому пообещали купить пробковый пистолет. Мальчишка твоего поколения, конечно. А для нас ресторан — мелочь, если даже мы туда не ходим вообще. И даже настоящий пистолет не вызывает в нас эмоций. И все же есть что-то, что нас объединяет, говорит Он. Нас объединяет всеобщий закон, который Сосед выражает в такой поэтической форме:

Лупи ближнего,

Вали на нижнего,

А сам, пока дышишь,

Лезь выше и выше.

Как на твой взгляд? Но Поэт промолчал. Он был не в настроении: болели зубы. Но тут уж он сам виноват. Социальные отношения и КГБ совсем тут ни при чем. Зубы у него были совершенно здоровые. А у его знакомого оказался блат в закрытой поликлинике. И не воспользоваться им было грешно. При осмотре зубов Поэта врач обнаружил незначительный дефект и решил устранить его новейшими методами: ультразвук! Поэт, конечно, не мог устоять перед этим и согласился. И ахнуть не успел, как у него два здоровых зуба буквально испарились. Остались только корни.

Мы вошли в битком набитый ресторан. И опять-таки сказалась разница поколений. Уйдем отсюда, сказал Он. Возьмем несколько бутылок в магазине, двести граммов колбасы и сыра, пойдем к тебе или к Учителю. Или за забором. А тут прождешь два часа и переплатишь втрое. Поэт молча шел за мной. Отчаявшись в силах своего поколения и презирая старшее поколение, он возлагал надежды лишь на молодежь. И он не ошибся. Узрев мою бороду и драные штаны, официант из глубины зала сделал нам знак, и мы прекрасно устроились.

Итак, друзья мои, сказал я, поднимая бокал, я начинаю делать карьеру. Отдел критики антикоммунизма взял меня на поруки. Это значит, что через год я опять буду включен в число счастливчиков — кандидатов в кандидаты в члены КПСС, а еще через год стану кандидатом философских лженаук, а еще... Уф, довольно! У меня начинает кружиться голова от столь стремительного взлета на вершины общества. Но я вас не покину, если вы сами не покинете меня. И мы еще посмотрим...

Тоска

Со мною порою

такое бывает...

Тоска, словно пуля,

мой мозг пробивает.

И я, как на фронте

когда-то солдаты,

На помощь зову:

выручайте, ребята!

И стены во тьму

пропадают мгновенно.

В доспехах, с мечом

возникает Айвенго;

С длинною шпагой

и чуточку пьян

В плаще мушкетерском

спешит д'Артаньян.

А вон, вижу,

знак подает Зверобой

И верных индейцев

ведет за собой.

Копыта стучат

недалеко. И вот

Въезжает отважный

гидальго Кихот.

Становится тесно

в каморке моей

От верных, из детства

пришедших друзей.

Звучат голоса:

кто обидел, скажи?!

От мести священной

злодей не сбежит!

А я отвечаю:

спасибо, ребята!

Мне помощь нужна

проскочить в кандидаты.

Меня... Но сближаются

тесные стены.

Друзья исчезают...

Лишь слышно: измена!!

Часть вторая. Апология истого разума

Шестьдесят лет в огню борьбы

Хотя историю вспять не повернешь, однако впадать в пессимизм из-за этого не следует, так как история и без поворачивания идет именно туда, куда ей нужно. А если уж вы непременно хотите, чтобы вернулись старые мерзости, наберитесь чуточку терпения, и вы дождетесь новых мерзостей, которые будут, может быть, еще более мерзкими, чем старые мерзости. Таким умонастроением были проникнуты записки бывшего прохвоста сталинских времен, приуроченные к шестидесятилетнему юбилею Великой Октябрьской социалистической революции и потому озаглавленные «Шестьдесят лет в огню борьбы». Прохвост автор послал записки в ЦК КПСС. Оттуда их направили в президиум Академии наук, а из президиума их спустили в Институт идеологии, дабы отреагировать на них надлежащим образом. Ученый Секретарь института, полистав рукопись, но не вникнув в нее, вызвал МНС. Хе-хе-хе, сказал он, вот на эти бумаженции надо подготовить отзыв. Автор, конечно, псих, недобитый сталинист. Но надо проявить терпимость. Он — старый член партии, посты занимал. И вообще, время сейчас не такое, чтобы. Так что если в случае чего, то было бы разумно. Отнесись, в общем, с полным взаимопониманием. Задача ясна, сказал МНС, но я попрошу дать знать в отдел кадров и в сектор, что я выполняю ответственное поручение. Так чтобы они не очень и вообще. Само собой, сказал Ученый Секретарь. Но о содержании рукописи никому ни слова! Она засекречена.

Начало пути

Выйдя от Ученого Секретаря, МНС заглянул в отдел кадров и сказал, что он уходит в президиум АН, что соответствующие указания из дирекции к ним сюда поступят в ближайшие минуты. Заместительница заведующей кадрами (сама заведующая в это время сбежала из института по своим женским болезням) раскрыла было рот, чтобы сказать некую пакость, но на всякий случай этого не сделала. Кто разберет этих «гениев», подумала она, сегодня он — рвань, а завтра, глядишь, в помощниках у вождей ходить будет, а тогда держись, со свету сживет, сволочь бородатая. Затем МНС вышел на большую лестничную площадку и несколько минут курил, прислушиваясь к беседе лучших людей института — Смирнящева, Качурина, Тормошилкиной, Булыги. Лучшие люди обсуждали награждение Леонида Ильича орденом Победы за заслуги в войне, окончившейся более тридцати лет назад. Качурин взахлеб рассказывал о выдающихся подвигах Брежнева, о коих он узнал из недавно выпущенной биографии Брежнева и его мемуаров, опубликованных в журнале «Новое время» и во всех газетах. Тормошилкина клялась честью, что мемуары Брежнев писал сам, что они — явление в литературе и что если за них Леониду Ильичу присудят Ленинскую премию по литературе, то это будет справедливо, поскольку с литературной точки зрения они превосходят... МНС слушать речь Тормошилкиной далее не стал. У выхода на малую площадку он столкнулся с Вирусиком, которая только что узнала потрясающую новость и умчалась сообщить ее Тормошилкиной и прочим лучшим людям института. На малой площадке тоже было полно народу. Хихикали по поводу награждения Брежнева орденом Победы и по поводу его мемуаров. Кто-то сказал, что Они Там совсем одурели. Кто-то сказал, что теперь Ему осталось вставить в нос кольцо и подвесить к ушам консервные банки. Или объявить себя царем. Нет, лучше императором, ибо царь противоречит марксизму-ленинизму, а император — нет. Кто-то сказал, что Эти Кретины теперь наверняка дадут Ему Ленинскую премию по литературе. Вот потеха будет! Учитель выдвинул проблему: что лучше — старый Брежнев или новый Сталин? Добронравов сказал, что старый Брежнев и есть новый Сталин, а если это смотрится комично, так вспомните старую истину насчет повторения истории в виде трагедии (один раз) и фарса (другой раз). Качурин, который успевал трепаться на обеих площадках сразу, сказал, что он с этим не согласен. Добронравов рассказал анекдот «армянского радио». Армянское радио спрашивают, может ли тигр проглотить Брежнева. Отвечает: может, но после этого три дня тигр будет орденами какать. Учитель рассказал анекдот о роли Брежнева в войне. Жуков доложил Сталину план крупной операции силами трех фронтов. Хорошо, сказал Сталин, но вы посоветуйтесь с полковником Брежневым. Посмеявшись вместе со всеми, МНС заглянул в сектор, чтобы предупредить секретаршу о своем уходе из института в президиум АН и, возможно, в ЦК КПСС. Секретарша слово «КПСС» расслышала как «КГБ» и впервые за много лет с уважением взглянула на согбенную спину уходящего МНС. А он довольно красивый парень, подумала она. Немножко неопрятен. И слишком уж волосат. Но теперь это модно.