Воспоминания - Константин Алексеевич Коровин

(это был лак роз-доре, тогда только выпущенный в продажу фабрикой «Мовес»), которой можно будет написать заходящее солнце. «Зеленые цвета трудны. Ты, я вижу, – говорил он мне, – их нарочно обходишь».

Надо почувствовать.

Хорошо тронуто.

Записано. Тяжело.

Чемоданисто (фраза, взятая у профессора Чистякова, бывшая в ходу в то время).

Из железа.

Хороший мотив, есть мотив, есть грусть.

Это еще надо тронуть.

Как ни пиши, природа все же лучше.

Как трудно – мученье: не выходит.

Вы – крокодил.

Надо тушевать, как у Коро.

Главное внимание его было обращено к природе и на природу, и главная фраза Исаака Ильича была: «Надо правду», то есть правду в живописи. При работе и знакомстве моем со школами и художниками Парижа я нашел много общего с догматами такого же искания правды при живописи с натуры.

Врубель

Рисовать – все время рисуй.

Не умеешь рисовать.

Срисовываешь, а не рисуешь.

Ах, если бы у меня было 500 рублей, я бы все время работал – это наслаждение.

Что вы пишете – это все в натуре гораздо лучше и совсем не нужно.

Нарисуйте попробуйте просветы воздуха в ветвях – не нарисуете. Как они красивы!

Продавайте скорей вашу капусту, а то, когда вас поймут, никто не купит.

Этюд пером есть произведение.

Надо рисовать десять лет по пяти часов в день – после этого поймешь, может быть.

Нарисуй три пары женских рук, поднятых вверх и соединенных вместе, – и что, не можешь? Рисовать не умеешь.

Каков художник вздорный – рисовать не умеет.

Хамство, энергия безвкусного глупца испортят страну.

Нарисуй эту коробку спичек – не можешь и не нарисуешь. Ну где же нарисовать глаз женщины!

Каждый, кто играет на рояле, думает, что он музыкант, – вздор. Каждый, кто пишет картины, думает, что он художник, – вздор.

Зачем рисуешь лошадь? Нарисуй хвост – тоже не можешь.

Рисуй целый день, нет, ты рисуй и молчи! Когда нарисуешь, тогда говори об искусстве.

Попробуй заполни эту бумагу, да так, чтобы было интересно, чтобы был орнамент форм.

Декоративно все, и только декоративно.

Айвазовский – замечательный художник.

Лучшее искусство – русский фарфор.

Художники – только венецианцы.

Написать натуру нельзя и не нужно, должно поймать ее красоту.

Писать как другой – просто глупо.

Пишут как другие, потому что «мал дых» и потому что не любят формы – рисунка – природы – неба – Бога.

Художники – египтяне и ассирийцы!

Ложно-классики – испуганные дураки.

Скверная плодовитость: она забьет и прекрасное.

Серов

Да, трудно это.

Как сказать, может быть…

Не знаю, не то.

Не нарисовано.

Легковесно.

Вам все легко.

Понимаете, да не умеете.

Все время рисую козла: как он хвостом вертит, потом поднимает губу.

Странно.

Знаешь ли, у вороны – особенная грация.

Иду писать портрет. Ну, знаешь, – похожа.

Пишу церковку, лесок, знаешь, а тема-то все не выходит.

Смотри, как Репин пишет широко, а палитра у него, подумай, маленькая.

На Севере свет все вбок светит – мокрый свет.

Люблю лошадей – красивая штука. Попробуй-ка нарисуй, да, знаешь, трудно.

Знаешь, импрессионизм, футуризм!.. Просто, если кто умеет, тогда так.

Не знаю, может быть, хорошо, но смотреть только неприятно.

Трудная штука глаза – ведь они разные.

Смотришь на одну сторону, а писать нужно другую – тогда верней.

Не люблю я, когда много краски на холсте, – неприятно.

Как эти испанцы замечательно головы в холст вставляли!

Так вот как надо.

Руки писать трудно.

Хорошо надо рисовать, чтоб было похоже, а то всё около.

Про Врубеля: Михаил Александрович – красавец.

Хорошо и не хорошо.

Приблизительно.

Хорошо ли-ли-ли.

Не очень.

Хорошо, да не очень.

Ну, знаешь, это просто дрянь.

Краски неважны, я хочу писать черной.

Всё краски, краски… Ты черным напиши хорошо.

Писать можно – рисовать-то трудней.

Аман-Жан – Париж.

Есть другое искусство.

Работает вол 12 часов, но он не артист.

Художник думает год, а делает красоту в течение дня.

В искусстве – красота: искусство красоты – заключительный аккорд произведения.

Цорн

Надо краской уметь рисовать.

Артист не утомляет вас трудностью своего произведения.

Импрессионист – это Веласкес.

Жильбер

Какая живопись: в ней и репетиция, и спектакль. Скучно. Подумай, если бы ты видел, как жонглер работает, все время совершенствуя ловкость трюка, целый год, ты бы ему не аплодировал в цирке.

Не надо нести усталость и весь пот труда в ваше произведение, так как это будет не искусство, а его трудность.

Риппль Роне

Посмотри, как я рисовал Академию. Да, действительно, я был поражен и восхищен силой и мощью рисунка, а теперь мозоль на мне: я ищу себя.

Часть третья. Шаляпин. Встречи и совместная жизнь

В моих воспоминаниях о Федоре Ивановиче Шаляпине я лишь вскользь касаюсь его художественного творчества. Я хотел только рассказать о моих встречах с ним в течение многих лет – воссоздать его живой образ таким, каким он являлся мне.

Первое знакомство

Помню, зимой, в Петербурге, жил я на квартире при правлении заводов и железных дорог Мамонтова. И в своей комнате делал эскизы к постановке Частной оперы, опере «Аленький цветочек» Кроткова.

К вечеру я приходил в ресторан Лейнера на Невском обедать с приятелем своим, дирижером оперы Труффи. Однажды я увидел Труффи в обществе молодого человека очень высокого роста, блондина со светлыми ресницами и серыми глазами. Я подсел к ним за стол.

Молодой человек посмотрел на меня и, улыбнувшись, спросил:

– Parlate italiano?

Я был жгучим брюнетом.

– Тебя все принимают за итальянца, – сказал Труффи, – да ты и похож.

Молодой человек, одетый в поддевку и русскую рубашку, показался мне инородцем – он походил на торговца-финна, который носит по улицам мышеловки, сита и жестяную посуду. Молодой человек был озабочен и жаловался, что в Панаевском театре платят меньше, чем в Тифлисе.

– Пошлю-ка я их к черту и уеду в Тифлис. Что в Петербурге? Вот не могу второй месяц за комнату заплатить. А там тепло, шашлыки, майдан!.. Бани такие. И Усатов[26]. У него всегда можно пятерку перехватить. Я ведь здесь никого не знаю.

Молодой человек был так худ, что, когда он ел, видно было, как проглоченный кусок проходит по длинной шее.

– Вот когда приедет Мамонтов, – сказал Труффи, – я поговорю с ним о тебе.

После обеда, уходя от Лейнера, я видел, как у подъезда Труффи дал молодому человеку три рубля. И тот быстро пошел по Невскому.

Расставаясь с Труффи, я сказал