Оступившись, я упаду - Лагуна Софи

— Джастин? Ты в порядке? — спросила Лесли с соседней кровати.

Я свернулась в комок, кусая губы, чтобы одержать боль. Волна прошла сквозь меня — и исчезла. Я смогла вдохнуть.

— Джастин? Все в порядке?

Я открыла глаза и увидела, что в отдалении поднимается новая земляная волна, с камнями и грязью, и движется прямо на меня. Она была больше, чем предыдущие, и я закричала, но горло обожгло кислотой от рвоты.

— Джастин, я позову медсестру!

Меня снова погребла под собой грязевая волна. Она снаружи или внутри меня? Может ли она быть одновременно и снаружи и внутри? Вроде знания — когда я знала и не знала одновременно?

Я слышала, как Лесли встала с кровати.

— Сестра! Сестра! Это Джастин! — кричала она.

Мне хотелось ее остановить. Я не хотела, чтобы приходила сестра. Мне хотелось остаться одной, наедине с рекой, и чтобы внутри не было кого-то другого, чтобы я могла плавать на спине, а живот снова стал пустым и плоским.

На горизонте появилась еще одна волна, она поднималась над поверхностью, огромная, словно гора, затем рухнула вниз, накрывая меня. Я сжала зубы, погребенная под слоем земли.

— Джастин? Джастин, нам нужно тебя перевезти. У тебя начались роды.

Я подняла голову и увидела перед собой незнакомую медсестру. Она была старой, с черными крыльями на голове и крестом на шее. Она покачала головой.

— Вот что происходит, Джастин. Ты рожаешь ребенка. Не обращай внимания на боль.

Ребенка? Я не хотела ребенка. Я хотела, чтобы он исчез, чтобы он наконец исчез из меня.

Я увидела, как надвигается очередная волна из грязи и камней, такая большая, что она могла навечно похоронить меня под собой.

— Джастин, ну же. Вставай. Поднимайся.

Мне нужно встать. Рядом оказались уже две медсестры, они подняли меня на ноги, но, когда волна снова прокатилась через меня, я бессильно повисла у них на руках.

— Хорошо. Ложись на каталку.

Они перенесли меня на другую кровать. Я смотрела, как меняется потолок, пока они катили меня по коридору, а каталка тряслась и подпрыгивала. На меня наваливалась очередная гора, пытаясь снова меня сокрушить. Над каталкой склонились две незнакомые медсестры. Они были такие же старые, как миссис Тернинг, их обвисшие тела скрывались под черными одеждами. Они знали, что у меня произошло с Джейми Уорлли. Что это было неправильно. Что все дело в моем поведении. На меня обрушилась гора из камней, бурлящей пены и земли. Под ней я оказалась в полном одиночестве. Вокруг не было ни единого знакомого лица. Ничто меня не спасет.

Сестры привезли меня в другую палату и накрыли простыней. Еще одна волна принесла мне такую боль, как при тысяче месячных разом, и я закричала, а кислота прожигала дыры у меня в горле. Затем надо мной среди незнакомых лиц появилось лицо сестры Петти.

— О, Джастин! — сказала она, и я видела, что она готова расплакаться, и вместо нее заплакала я, а она взяла меня за руку и сказала: — Джастин, ты должна дышать.

Я слышала ее слова, но ничего не могла сделать. Я была на войне, где единственный способ остаться в живых — задержать дыхание.

— Джастин, держи меня за руку, сжимай так крепко, как только сможешь. А теперь дыши.

Я открыла глаза, и сестра Петти сказала:

— Давай вместе со мной, хорошо? — Она вдохнула и выдохнула, и я дышала вместе с ней.

Я погружалась все глубже к центру горы. Ей было плевать, что я там. Всем было плевать. Я была в полном одиночестве.

— Разве вам не следует быть наверху? — спросила одна из пожилых медсестер у сестры Петти.

— Доктор Роджерсон сказал, что мне нужно набираться опыта в родильном отделении, сестра Ундин, — ответила Петти.

— Ну тогда ладно, — согласилась сестра Ундин, будто понимая, что Петти победила. — Зафиксируйте лодыжки.

Сестра Петти привязала мои лодыжки к стальным педалям.

— Прости, Джастин, — сказала она мягко, продолжая смотреть мне в глаза.

На меня обрушилась очередная волна.

— Тише, — сказала сестра Петти. — Все будет хорошо, Джастин.

В комнате не было окон: будто она находилась не в госпитале, а где-то в другом месте, была сама по себе, не являлась частью ни Йоламунди, ни Джелонга, не принадлежала какому-то зданию, а была просто отдельной комнатой, в которой я сражалась с болью. Доктора и медсестры приходили и уходили, а я не могла двинуться. Я воевала с болью, как дед воевал с япошками. Теперь я понимала, что так изменило его и сорвало мясо у него с костей.

Затем боль стала совсем другой.

— Сестра Петти, мне нужно в туалет, — прошептала я.

— Тебе не нужно в туалет! — взволнованно возразила сестра. — Это идет ребенок!

— Нет, это не ребенок! — кричала я. — Мне нужно в туалет! — И больше я не могла говорить, я согнулась и попыталась освободиться. Затем давление прекратилось, и я откинулась на спину, тяжело дыша.

— Молодец, Джастин, — похвалила сестра Петти. — Ты все делаешь правильно.

Сестра Ундин сжала мне ногу.

— Пока рано, — сказала она, положила руку мне на живот, наклонилась и посмотрела мне между ног, провела пальцами вверх, потом надавила рукой. — Пока не надо тужиться. Подожди моей команды.

— Но мне нужно тужиться, сестра Петти, — взмолилась я. — Нужно тужиться… — Слова мои прервались, и я почувствовала, будто что-то толкает меня изнутри.

Я издавала звуки, которых никогда не издавала раньше — крики и рычание. Я не хотела этого. Я не хотела, чтобы оно было внутри или снаружи меня. Я хотела сидеть в своем убежище и нестись на речном грузовике до самого моря.

— А теперь тужься! — скомандовала сестра Ундин. — Так сильно, как только сможешь!

Сестра Петти была рядом со мной и смотрела вниз, на то, что происходило у меня между ног. На ее лице выступил пот, щеки раскраснелись. Я держалась за ее ладонь и сильно сжала ее, когда почувствовала новый толчок.

— Вот так, — приговаривала сестра Петти. — Вот так.

Ребенок разрывал меня на части, будто лез с ножом в зубах. Я не хотела, чтобы он выходил наружу, не хотела видеть его, не хотела выталкивать из себя.

— Еще раз, — сказала сестра Ундин. — И на этот раз продолжай тужиться, даже если захочешь остановиться. Еще раз, собери все силы.

Я начала тужиться. Остальные люди в палате кружили вокруг, словно призраки. Но они не считались. Считалась только ладонь сестры Петти в моей ладони.

Я чувствовала, как ребенок разрывает меня, как я расхожусь в стороны, ломаюсь, так же как моя мама, когда рожала меня. Ребенок шел неправильно — сначала я поступила так с мамой, а сейчас то же самое происходит со мной, будто в наказание.

— Я уже вижу головку, — сказала сестра Ундин. — Еще одно усилие — и дело будет сделано.

Я снова потужилась — изо всех сил, и что-то вылетело из меня, мокрое и скользкое, будто речной угорь из Муррея.

Сестра Петти ахнула.

— Джастин! — воскликнула она, и в ее голосе слышались слезы. — У тебя получилось!

— Что? — спросила я хрипло.

— Ты родила ребенка, смешное ты создание, — сказала она и положила ладонь мне на лоб.

Я подняла голову и увидела на руках сестры Ундин чье-то маленькое тело. Она положила его на поднос.

— Они его взвешивают, — пояснила сестра Петти.

Я не видела лица ребенка, только его бок и общий силуэт. Раздался плач.

— Это мальчик, — сказала сестра Петти.

— Патриция… — предостерегающе произнесла сестра Ундин.

— Мальчик? — переспросила я.

— Да. Хочешь на него посмотреть?

— Патриция, хватит! — оборвала ее сестра Ундин.

— Да, — сказала я.

Сестра Ундин рассердилась.

— Посмотри, что ты наделала, — рассердилась она на сестру Петти.

На меня накатывала очередная волна. Неужели внутри есть еще что-то? Или кто-то?

— Это плацента, — объяснила сестра Ундин.

Но что это такое? Еще один ребенок?

— Все в порядке, — сказала сестра Петти. — Еще один раз постарайся, Джастин, и все закончится. Потужься еще один раз. — Я начала плакать. Не могла удержаться. Но ребенок плакал громче меня. Это был мальчик. — Давай, Джастин, почти получилось.