Оступившись, я упаду - Лагуна Софи

— Нет, дед.

46

На следующее утро я стояла на кухне и мыла посуду, когда дед попросил меня налить воды в чайник. И когда я повернулась, чтобы взять у него чайник, дед посмотрел на мой живот. Между юбкой и футболкой был небольшой зазор, похожий на улыбающийся рот. Дед нахмурился. Руки у меня были мокрые, с них капала пена, а дед все смотрел на мой живот, и рот у него приоткрылся от изумления. Я поставила чайник на стол и попыталась одернуть футболку на животе, а дед все никак не мог закрыть рот. Он медленно перевел взгляд с живота на мое лицо.

— Джастин… — выдавил из себя он.

Я вытерла руки об юбку и снова одернула футболку.

Дед шагнул ко мне и влепил затрещину.

— Господи, Джастин! Боже мой! Что ты натворила?! — Я не знала, что я такого натворила. Что он имеет в виду? — Ради бога!

Он снова дал мне затрещину, и я отшатнулась к столу. У меня закружилась голова, и пришлось ухватиться за раковину, чтобы не упасть; живот при этом подпрыгнул.

— Только не ты, Джастин, только не ты! Плевать на весь остальной мир, пошел бы он к черту, но только не ты! Вон с глаз моих!

Я села на кровать и прижала руки к животу. Он шевелился — будто в него залезла бактерия деда и выросла очень большой. Я легла на кровать и натянула одеяло до самого подбородка. Я никак не могла согреться. «Плевать на весь остальной мир, но только не ты». Что имел в виду дед? Что я такого натворила? Я повернулась на один бок, потом на другой. На улице начался дождь. Я что-то знала — но знание было покрыто тенью и не собиралось выходить на свет. Я сделала что-то такое, что не понравилось деду. Что-то, что весь остальной мир, который может идти к черту, тоже с ним сделал и этим очень обидел его. Япошки, тетя Рита, мой папа — все сделали что-то похожее, а теперь и я тоже.

Я лежала в постели очень долго. Но дождь все шел и шел, и казалось, что дом скоро окажется под водой, как стволы деревьев, схваченные Удавкой.

* * *

Когда стало темно, дед пришел ко мне в комнату и сел на край кровати.

— Казалось бы, мне уже ко всему стоило бы привыкнуть. — Он потер лоб и вздохнул. — Кто это с тобой сделал?

Я покачала головой. Но я не понимала, чему я сейчас возражаю.

— Джастин, — повторил дед. — Кто это с тобой сделал?

Я не знала… но в то же самое время — знала. Ответ как-то был связан с тем, что произошло той ночью возле реки.

— Джастин, кто?! — настойчиво спрашивал дед.

Я попыталась вспомнить обрывки той ночи — воду, звезды, машину, навалившуюся на меня тяжесть, но что со мной сделали? То, что имели в виду Джулия и Анетт? Я начала плакать. Я не знала ничего… и в то же самое время все знала.

Дед нежно погладил меня по щеке.

— Ох, Лиззи… — проговорил он. — Боже мой.

Потом я слышала, как он разговаривает по телефону.

— Привет, Нарелл, — сказал он. — Релл, можешь позвать к телефону Стива? Привет, Стив. Ты, случайно, не знаешь, что могло приключиться с Джастин?.. Дай трубку матери… Почему ты мне ничего не сказала, Релл?

Потом я больше ничего не слышала. Дед повесил трубку и вернулся ко мне в комнату.

— Джастин, — сказал он, помотав головой, потом опустил взгляд на свои тапочки и снова посмотрел на меня. — Ты была с Джейми Уорлли?

Меня замутило.

— Джастин? — сказал он. — Ответь мне.

Я отрицательно покачала головой.

— Релл рассказала мне, Джастин.

— Что она может знать? — спросила я. В голосе послышались слезы, они будто пытались утопить мои слова. Релл никогда меня не замечала, ни разу даже не посмотрела на меня за всю свою жизнь.

— Она разговаривала со Стивом. Стив знает. Они видели тебя. Стив сказал, что они не могли тебе помешать. Ты была с ним, так? С Джейми Уорлли?

Я помотала головой. Не хватало отдельных деталей. Я была неправильной. Не понимала. Туман той ночью… Стейси, Шерри, мой отец, машина Джейми… я не знала. Дед начал плакать.

— Господи, я слишком стар для всего этого, Лиззи, — произнес он. — Помоги мне… — Он поднялся и вышел из комнаты.

Я слышала, как он прошел в прачечную и вытащил из холодильника пиво. Скрипнула входная дверь — он вышел во двор. В живот что-то ударило изнутри, он шевельнулся и заурчал от голода.

47

Я сидела в машине рядом с дедом, и, пока мы ехали по Дрей-роуд, его пикап то дребезжал, то глохнул, то снова заводился.

— А зачем мне тоже нужно было ехать? — спросила я.

— Теперь ты будешь делать то, что я скажу, Джастин. А пока закрой рот и помолчи.

Платье туго обтягивало большой живот. Мы двигались по дороге, ведущей на ферму Уорлли. Между нами, уперевшись в сиденье, лежал маузер, будто третий пассажир. Я не знала, враг он мне или друг. Неужели дед хочет застрелить Джейми? Или Яна Уорлли? Или матушку Марджи?

Дед свернул на дорогу, ведущую к Уорлли, проехал мимо коров, и запруды с машиной, и островком для гусей, потом съехал к фургонам. С тех пор как мы были там в последний раз, к тем фургонам, что уже были, прибавилось два новых. Рядом с ними были сложены в высокую башню старые покрышки. Дед остановил пикап перед фургонами. Дверь одного из них открылась, и вышла матушка Марджи в длинном фиолетовом платье, которое вздувалось у ее ног, будто палатка.

— Господи, — пробормотал дед себе под нос, — господи, это же Марджи…

Когда дед еще дружил с Уорлли, матушка Марджи всегда его кормила. Она говорила, что война забрала у него с костей все мясо и не вернула обратно.

— Господи, — повторил дед, затем медленно поднял маузер, открыл дверь и выбрался наружу. Он стоял рядом с машиной, опустив руки, ствол пистолета смотрел в землю.

Матушка Марджи кивнула ему.

— Привет, Роберт, — сказала она, потом посмотрела на машину и увидела меня.

— Где он? — спросил дед.

— Кто?

— Ты знаешь, о ком я.

— Если ты о Джейми, то его здесь нет.

— Где он? — спросил дед, перехватывая пистолет поудобнее и поднимая выше.

— Нигде. Уезжал бы ты лучше подобру-поздорову.

— А не то что?

— А не то попадешь в неприятности.

— Я уже по горло в неприятностях. И моя Джастин тоже.

— Роб, говорю тебе, лучше уезжай.

— Не уеду, пока не увижу мальчишку.

— Оставь его в покое, Роб.

— Ты знаешь, что он с ней сделал?

— Догадываюсь.

— Ей четырнадцать. Тогда было тринадцать!

— Я знаю, Роберт. Джейми — мерзавец. Прямо как твой Рэй.

— Стейси не ребенок, черт побери!

— Стейси с тех пор не может даже присмотреть за своей дочкой. Она редко покидает постель.

— Она сама виновата.

— Рэй чуть ее не убил, и уж в этом-то нет ее вины. А ты сейчас уедешь отсюда и заберешь Джастин с собой.

— Господи, Марджи… — устало произнес дед.

— Убери от меня свой дурацкий пистолет, забирай свою внучку и уезжай, — сказала она. — Будем считать, что я тебя не видела.

Дед огляделся. Больше в фургонах никого не было. Я услышала плач. Тот же самый плач, который я слышу с тех пор, как папа отвез меня к Стейси. Из двери последнего фургона вышла маленькая девочка, и дед с Марджи повернулись к ней. Она стояла в розовых трусиках на верхней ступеньке лестницы, волосы у нее на голове были собраны в хвостик. Лицо у девочки было красное, заплаканное. Это была Шерри. По ее щекам текли слезы.

— Бабуля, бабуля, бабуля! Где же мама? Бабуля, где моя мамочка? — Плач Шерри разносился над фургонами, такой громкий, что Стейси услышала бы его даже из недостроенного дома.

Дед посмотрел на матушку Марджи. Она встретила его взгляд.

— Мамочка! Мамочка!

И дед и Марджи уже совсем старые. У них седые волосы, морщинистые лица, глаза глубоко запали в увядающую кожу, а их тела устало клонятся к земле.

Дед повернулся и медленно побрел обратно к пикапу.

48

— Мы едем в город, — сказал мне дед на следующий день.