Оступившись, я упаду - Лагуна Софи

Поднявшись по лестнице, дед толкнул дверь, и мы вошли в здание. Внутри за столом сидели три женщины в белой форменной одежде. По полу, покрытому кафельной плиткой, мы подошли прямо к ним, но они даже не улыбнулись деду. Самая высокая из них произнесла:

— Я — сестра-хозяйка Картинг. Назовите, пожалуйста, свое имя.

— Это моя внучка, Джастин Ли, — произнес дед.

Сестра Картинг проверила журнал.

— Да, вот она. Джастин Ли. Вы опоздали — вам назначено было приехать пятнадцатого числа. Судя по моим записям, Джастин переходила положенный срок родов.

— Я хотел держать ее подальше от неприятностей, — сказал дед. Голос у него звучал так, будто он сам опасался попасть в еще большие неприятности.

Медсестра нахмурилась.

— Если хочешь, то можешь попрощаться с дедушкой прямо сейчас, Джастин, и мы отведем тебя в палату.

Дед повернулся ко мне:

— Когда все закончится, ты сможешь забыть об этом. Начать жизнь заново.

— Хорошо, дед.

Он сжал мою ладонь. Дед был коричневый, весь в дорогах, которые пролегали в джунглях. А вокруг все было гладким и сияло белизной.

— Я приеду и заберу тебя, когда все закончится, — сказал он. Я повернулась и смотрела ему вслед, пока он не вышел из дверей.

51

Сестра-хозяйка Картинг отвела меня в палату с шестью кроватями. Четыре из них уже были заняты другими девочками, они лежали на них, приподнявшись на подушках, или просто на боку, читали, спали, а одна из них вязала шарф. У них были такие же большие животы, как и у меня. Когда мы вошли, все они посмотрели на меня.

— Вот твоя кровать, — сказала сестра. — И шкафчик. Можешь разложить здесь свои вещи. Позже, перед ужином, придет медсестра и осмотрит тебя. Здесь — ванная. — Она показала на дверь. — Ужин в шесть.

Сестра вышла из палаты.

Из ванной показалась еще одна девочка. Она поддерживала живот руками.

— Это невыносимо, — пожаловалась она.

— Надо было раньше думать. Месяцев девять назад, — заметила девочка с шарфом.

— Я была слишком занята — развлекалась, — ответила ей первая девочка, укладываясь в кровать.

Девочка с вязаньем фыркнула.

— Как и все мы — разве нет? — Она повернулась ко мне. — Меня зовут Лесли. А это Мона. Вон там, спит без задних ног, — Люси, а это Дебби. — Девочки поздоровались, а я смущенно уставилась в пол.

— Ты не слишком маленькая, чтобы тут находиться? — спросила Лесли.

Я села на кровать, но не стала распаковывать сумку, а просто легла на бок. Мне очень хотелось, чтобы все побыстрее закончилось и я смогла бы сбежать в свое убежище с пачкой «Белого вола».

— Сколько тебе лет? — спросила Лесли.

Я не ответила.

— Не стесняйся, мы тут все в одной лодке.

— В паршивой лодке, — заметила Мона.

— Ну так сколько? — спросила Лесли.

— Четырнадцать, — ответила я.

— Что?! — поразилась Лесли.

— Это что, шутка? — не поверила Мона. — Четырнадцать, говоришь? А я-то думала, что рожать в семнадцать — худшее из всего, что можно вообразить.

В палату вошла женщина в белом платье и белой шапочке.

— Здравствуйте, сестра Петти, — хором произнесли девочки.

— И вам привет, девочки, — отозвалась сестра. — Надеюсь, вы хорошо себя ведете. — Сестра Петти посмотрела на планшет, закрепленный на моей кровати. — Привет, Джастин, — сказала она. — Я — сестра Петти, практикант.

— Наш любимый практикант! — уточнила Лесли.

— Просто я вас балую, — улыбнулась сестра Петти. — И потому что остальные — просто ужасны, — сказала Лесли. — Сестра Ундин… она ужасная.

— И сестра Уизерс, — добавила Мона. — А у нас тут появилась еще одна девочка, которую нужно баловать.

— Тише, — шикнула на них сестра. — Не пугайте Джастин. — Она стала задергивать занавески вокруг моей кровати. — Ведите себя как следует.

— Поздновато об этом вспоминать, — заметила Мона, и все рассмеялись.

Сестра Петти страдальчески закатила глаза, а потом посмотрела на планшет.

— В истории болезни сказано, что ты должна была родить… вчера, верно? — У сестры Петти было гладкое лицо, белая кожа и розовый румянец на щеках, а волосы, темные и сияющие, были густыми, каждый волосок — будто нитка. Голубая лента на них казалась полоской неба. — Могу я взглянуть на твой живот, Джастин? — Она подняла мое платье. Живот возвышался надо мной, белый и круглый, словно луна. — Прости, Джастин, руки у меня холодные, — предупредила она, потирая их. — Но ничего страшного. — Сестра Петти положила руки мне на живот, и я видела, как он дернулся. — Ребенок живой, — сказала она.

Я не хотела, чтобы там было что-то живое. Мне хотелось всего лишь вернуться в свое убежище, к речному грузовику, к боеприпасам.

Сестра Петти ощупала мой живот снизу доверху.

— Головка у ребенка в нужном положении, — сказала она. — Как они тут говорят — сидит хорошо, к выходу готов. Я хочу сказать, что ты прибыла в госпиталь Святого Иуды как раз вовремя.

Головка у ребенка в нужном положении. Я знала, что у меня там ребенок, но когда сестра Петти сказала это прямо, для меня это стало неожиданностью. Будто я знала об этом — и не знала в то же самое время. Не хотела знать.

Сестра Петти поправила мне платье, снова укрыла меня одеялом и что-то написала в планшете.

— Ты слишком молода, чтобы здесь находиться, Джастин. Милая моя… мне жаль, что с тобой это приключилось. — Она дотронулась до моего живота.

Я отвела взгляд и посмотрела в окно — оно находилось слишком высоко, чтобы через него было что-нибудь видно.

Сестра Петти вздохнула.

— Тот, кто так поступил с тобой, — просто мерзавец. Я не знаю, можно ли мне такое говорить, но это правда. Четырнадцать лет… — Она цокнула языком. — Они найдут ребенку новый дом — и больше в этом ничего хорошего нет.

«Найдут ему дом». Я до сих пор даже не задумывалась, что тому, что у меня внутри, нужен будет дом. Это просто комок у меня в животе, которого скоро не будет, как сказал дед. Просто комок.

Сестра Петти улыбнулась.

— Осталось недолго, Джастин. Потом все будет позади. Ты сможешь начать сначала, вернуться в школу. Сможешь решать, что тебе дальше делать со своей жизнью.

Голос у нее был такой нежный, мягкий, без хрипов, без надрыва, будто она была родом совсем из другой страны, а не из Йоламунди. Она уже собиралась уйти, но я схватила ее за руку.

— О, Джастин, мне необходимо завершить обход, а не то меня повесят, выпотрошат и четвертуют. — Она высвободила свою ладонь. — Но знаешь что? Завтра утром я подойду к тебе в первую очередь, хорошо? Это будет моим особым заданием. — Сестра Петти раздвинула занавески вокруг моей кровати и ушла.

52

Ночью я проснулась от боли — такой же, как при месячных. К горлу подступила горечь. Я перевернулась на другой бок, и между ног у меня потекла вода. Я закрыла глаза и увидела Муррей, заполненную треской, которая устремлялась через Йоламунди к морю. Как бы мне хотелось попасть туда сейчас. Проходили минуты. На кроватях похрапывали девочки. Я положила руку на живот, и что-то толкнуло ее изнутри, будто пыталось убрать руку. Боль прошла. Я спала на мокром матрасе, а река неслась сквозь меня, изливаясь через шрам прямо на больничный матрас.

Проснулась я оттого, что сквозь меня, словно волна на Муррее после шторма, прокатилась боль. Я задержала дыхание и повернулась на кровати. В горле булькала кислота, которую вытеснил из желудка вес огромного живота. Я слышала, как за дверью разговаривают медсестры, попыталась сесть — и между ног у меня снова полилась вода. Неужели пришли месячные? Мне стало плохо, и я снова легла на кровать. Внутри живота что-то происходило, будто цыпленок пытался пробить изнутри скорлупу. Я лежала и слушала тихий храп других девочек, вдыхала и выдыхала в ритме их вздохов, вдыхала и выдыхала и на конец снова смогла уснуть.

Когда я снова проснулась, в окна уже лился солнечный свет, а вслед за ним на меня надвигалась волна боли, на этот раз не из воды, а из земли. Я застонала.