Врата ночи - Татьяна Степанова

Кравченко уехал назад на Яузскую набережную. А она одна поднялась в квартиру. Сумерки за окном. Их кромсали, резали на части, точно ножницы, черные стрижи.

Кравченко вернулся «на пост», и они с Мещерским досмотрели футбол. Потом Сергей пошел в душ. Кравченко постелил себе на диване — Сергей как хозяин устраивался на раскладушке.

Резко, настойчиво зазвонил телефон. Кравченко взял трубку.

— Алло.

Тишина.

— Я слушаю внимательно. Алло.

Тишина живая. Кравченко слышал чье-то дыхание на том конце провода. Его голос изучали. Ничего, пусть.

— Долго будем молчать, ну?

Кравченко намеренно повысил голос. Наглость. Вызов. Грубость. Ничего, пусть.

Мещерский, вышедший, точнее, пулей вылетевший из ванной на звонок, прислонился к притолоке. Побледнел.

— Трубку повесили. Гудки.

— Это он? — хрипло спросил Мещерский. — Это он. Я знаю. Они вряд ли успели засечь, откуда звонок. Совсем мало времени.

Он подошел к окну: ночная пустая набережная. Ни души.

Глава 36

УТРО

Из Берсеневки Колосов вырвался с трудом: Астраханов из кожи вон лез, чтобы загладить неприятное впечатление, оставленное «бегством» Скуратова. Никиту чуть ли не насильно оставили на обед, который, когда он малость «оттаял душой», даже ему понравился и вкусной обильной пищей, и той домашней, дружеской атмосферой, царившей за столом, за который, кроме Астраханова и его самого, сели также ветеринар, два конюха, сменный охранник и смотритель конюшни — старичок Иван Данилыч.

После обеда Астраханов показывал ему хозяйство. И Колосов уже не торопился уезжать. Покидать Берсеневку и возвращаться в главк смысла не было: он вряд ли бы сегодня разыскал Скуратова. А тут в неформальной обстановке он беседовал, узнавая некоторые — пусть даже самые общие — сведения о жизни и деятельности военно-исторического общества, объединявшего под своими знаменами таких разных людей. Один из которых уже был убит.

В Москву он вернулся лишь под вечер. Позвонили из областной прокуратуры. Следователь просил «обеспечить явку» на завтрашний допрос на 10.00 в прокуратуру свидетельницы Янины Мелеску. Никита, не долго думая, поручил «обеспечение» оперуполномоченному Ландышеву, находившемуся на «сутках». А тот, тоже не долго думая, взяв дежурную машину и адрес (как выяснила проверка, Янина Мелеску проживала одна в однокомнатной квартире в доме на Очаковском шоссе), выписал повестку от имени следователя и махнул по месту жительства свидетельницы.

Никита же решил для себя, что после допроса в прокуратуре эту девицу не мешало бы доставить в розыск, где тоже предметно поговорить об Алагирове. Помнится, и Катя интересовалась, когда он вызовет эту Мелеску на допрос...

Однако все это он оставил на потом. Сейчас его больше всего интересовал Скуратов. Что же произошло в Берсеневке? Отчего этот тип слинял? Астраханов, помнится, только руками разводил на такое странное поведение своего шефа. Правда, он намекал, что Скуратов был пьян. Что, вдребадан пьяный сел за руль? Отчалил, едва услышав про визитера из милиции?

Проверкой данных на шефа «югоармейцев» Колосов решил заняться лично на следующий же день — прямо с утра. Взять пока за основу все, что удалось накопать: когда родился, где учился, работал, семейное положение... Однако на следующее утро до этого руки не дошли. Позвонил криминалист Синицын. И его короткое: «Никита Михайлович, зайдите, пожалуйста, ко мне» — заставило Колосова отложить все.

— Новости есть, — возвестил Синицын прямо с порога. — Я, как и докладывал, работал с банком данных УВД Рязанской области по без вести пропавшим. А вот наш эпизод по Знаменскому — останки, обнаруженные на Южной улице. Патологоанатом в заключении пишет: рубленые раны кистей в области лучезапястного сустава и также... На мозоли он особое внимание обращает, Никита Михайлович. Мозольное образование на подушечке указательного пальца левой руки и мозоль на второй фаланге указательного пальца правой. Я с Грачкиным созвонился. Так он говорит: консультировался насчет возможной профессиональной принадлежности... Такие мозольные образования встречаются на руках у музыкантов. Причем у тех, кто на струнных инструментах играет, — у скрипачей, виолончелистов.

Так вот, Никита Михайлович, я банк данных по Рязани просмотрел. Есть один без вести пропавший — Журавский Николай, — возраст двадцать один год, студент третьего курса Рязанского музыкального училища. Он скрипач, играл в студенческом оркестре. Пропал без вести 2 июня. Ушел из дома и не вернулся. Родители обратились с заявлением. Розыск результатов не дал. Ни трупа, ничего. Но... — Синицын отыскал нужный файл.

С экрана компьютера на них смотрел без вести пропавший. Совсем еще зеленый пацан. Шпинат, как говаривал Бархат. Еще один, если, конечно...

Но пройдет не одна неделя, не один месяц для того, чтобы подтвердить или опровергнуть данные о том, что этот Журавский — ЕГО очередная жертва. Однако если это подтвердится, о НЕМ поступят дополнительные данные: ОН убивает не только в столице и в Подмосковье, а также навещает и другие города. Ездит по областям. Быть может, появлялся где-то и в ближнем зарубежье?

Никита отметил у себя в блокноте: постараться собрать информацию о том, кто и куда из фигурантов Катиного списка выезжал в последние месяцы, годы. Когда совершались эти поездки?

«Алагиров родом из Кабардино-Балкарии, — думал он. — Быть может, кто-то из них навещал его на Кавказе? Астраханов вон в Азербайджане родился, тоже, наверное, связи остались. Надо справки наводить. А эта девица, художница? Судя по фамилии, она откуда-то из Молдавии, быть может, с Украины, так что... Астраханов говорил, что она и Скуратов жили когда-то вместе. Где? В Москве? А когда она переехала в Москву? Быть может, он навещал ее где-нибудь в родном Кишиневе или в другом каком городе?»

Он вернулся к себе в кабинет, захватив распечатку на Журавского. Заглянул один из сыщиков — рано утром, к семи, он ездил к Киевскому мосту в гаражные боксы, арендуемые АЮР, проверять показания Астраханова. Застал в автосервисе ночную смену. Механики в целом показания Астраханова подтвердили, однако...

— В самом гараже его, правда, не видели. Видели уже в конторе и на мойке. Он на машине «Вольво» заехал, просил ее вымыть, — сообщал сотрудник. — И было это, по словам механиков, где-то после десяти вечера. Они в конторе телик смотрели, вечерний выпуск новостей НТВ как раз заканчивался. Пробыл Астраханов недолго — помыли машину, он и уехал.

Колосов записал данные. Итак, после десяти, уже ближе к одиннадцати. А смерть Алагирова, по данным экспертизы, наступила в промежутке между половиной десятого и половиной одиннадцатого. Что ж, было в запасе и у этого фигуранта полчаса... У этого было. А у остальных?

Телефонный звонок. Он нехотя поднял трубку. Звонил следователь прокуратуры.

— Никита Михайлович, я же просил ваших сотрудников повестку отвезти свидетельнице Мелеску...

— Так отвезли вчера вечером. Как договорились: вызвали к вам ее на 10.00.

— Сейчас уже половина двенадцатого! Она не явилась. Я звонил ей по тем рабочим телефонам, что вы мне дали, — в художественные мастерские и на киностудию. Там говорят — ее нет. И вчера весь день не, было. И дома у нее тоже телефон не отвечает.

— Секунду подождите, я перезвоню. — Колосов вызвал по селектору оперуполномоченного Ландышева: — Ты вчера, Костя, на Очаковское шоссе ездил? Передал свидетельнице повестку?

— Да. Правда, никого в квартире не застал. Звонил, звонил. Подумал, с работы еще девчонка не вернулась. Тогда одну повестку ей в ящик бросил, а вторую прямо в дверь сунул. А что такое, Никита Михайлович?

Колосов смотрел на сейф. Он еще не знал что. Что-то... Что-то случилось...

Глава 37

ДЕНЬ

Из дальнейших событий этого дня Никите Колосову запомнилось, как они вскрывали дверь квартиры. А также обстановка прихожей.

На Очаковское шоссе опергруппа выехала сразу же после звонка из прокуратуры. Поставили, как водится, в известность местное отделение милиции. Квартира находилась на пятом этаже многоподъездного блочного дома. Обычный замызганный лифт, обычная лестница, обычная дверь, обитая черным дерматином. В двери торчала повестка. Ее так никто и не вытащил.

Выехать-то выехали, но квартиру вскрыть даже в присутствии понятых и представителя ЖКО оказалось делом долгим и сложным.

— А почему мы должны взламывать дверь? — в один голос возмущались начальница ЖКО и местный участковый. — Мало ли почему эта Мелеску не явилась к вам на допрос? Кто сейчас добровольно по повесткам-то является? Нашли дураков. Может, она уехала куда? Мы вот сейчас дверь вскроем — ее нет. А дальше что? Вы уедете. А нам как из положения выходить? Кто за взлом отвечать будет? Кто новую дверь жилице оплатит, новый замок?

Колосов помнил: он опустился до униженных просьб: «Я сам оплачу и дверь, и замок. И сам лично извинюсь перед гражданкой Мелеску, если она жива и здорова, а всего лишь отсутствует». Если они, точнее, он — ошибся.