Дежавю - Татьяна Шмидко

Было нетрудно тайком пробираться в ее комнату через окно каждую ночь. Неслышно ступать по комнате в темноте и рассматривать ее содержимое. Множество книг, довольно неплохие рисунки в альбоме. Засушенные травы и незаконченное вышивание. Детский деревянный меч в углу и коллекция минералов, и срисованный из книги атлас исследованных земель, который висел над ее кроватью. Она даже сделала несколько комментариев на полях и разметила маршрут пунктирной линией. Он пролегал через всю Европу и заканчивался на Ближнем Востоке, на фигурке смешного нарисованного верблюда.

И ее мать думала выдать ее за мясника? Она же сбежит от него или сойдет с ума от скуки! Мне нравилось смотреть, как меняются выражения ее лица, когда она спала. Ее сны были похожи на бесконечный рой картинок. Она перескакивала с одного на другое и только под утро могла увидеть четкие сны. Она то хмурилась, то беспокойно вскидывала брови, то недовольно воевала с одеялом, часто бормотала во сне. И главное, что все ее сны полны жизни. Она была переполненная ею и воспринимала все иначе, чем удивляла меня и интриговала.

В медицинских целях мне приходилось вдыхать ее запах несколько раз за ночь. Это было больно и волнующе одновременно. Я ждал этих моментов, хотя и боялся, что не сдержусь. Но с каждым разом становилось все легче и легче. Я определил, что воспаление в легких удалось вылечить, но до полного выздоровления было еще далеко.

Пару раз пришлось пробираться в дом местного лекаря. Этот жирный боров сам был болен. И его недомогания происходили от незнания элементарных правил гигиены. Но мне он был безразличен и нужен только в качестве марионетки. Я внушал ему новый подход к лечению Адель, который исключал кровопускание, применение пиявок и поедание сушеных корешков пиона. А еще приказал ему убедить Катарину совершать с Аделью пешие прогулки или просто отпускать гулять по усадьбе. Умеренная ходьба и свежий воздух помогут быстрей восстановить силы. Приказал исключить из рациона вино и жирное мясо. Катарина изумлялась, но выбора у нее не было, тем более что она видела, как Адель быстро идет на поправку и особенно не возражала против такого новаторского лечения.

Адель потянулась, вскинув руки вверх, и я довольно улыбнулся. Прошло три месяца с того дождливого дня, когда я встретил ее, а мне хотелось быть рядом с ней все больше и больше. Ночи дарили мне радость – я мог быть около нее, однако дни приносили мучении. Я же не мог среди бела дня просто так зайти к ней в дом и проверить состояние ее здоровья или быть рядом в момент кризисов…

Хотя это было ни к чему – со дня на день придет ответ от Аронимуса и придется уехать. Чтобы там ни происходило сейчас во Франции, откуда Адель родом, мне придется пойти и проверить. Я бы уже был там, если бы был уверен, что ее вылечат как следует. Теперь же, видя ее практически здоровой, я был рад и несчастен одновременно – мне пора уходить. Я и так здесь задержался.

Тем временем Адель осторожно поднялась и стала прохаживаться по комнате, негромко напевая любимую песенку местных рыбаков. Наконец-то она перестала резко вскакивать! Я чуть с ума не сошел, когда она однажды потеряла сознание, резко вскочив с кровати. Я кружил по лесу вокруг дома, готовый ринуться внутрь. Эта девчонка старалась выпрыгнуть с кровати при любом удобном случае, абсолютно не думая о последствиях! Она сведет на нет все мои усилия! На шум прибежала служанка, и после небольшого переполоха Адель привели в чувство и снова уложили в кровать.

Она облокотилась на подоконник, выглянув во двор, и я снова мечтательно смотрел на ее совершенное лицо, обрамленное волнистыми волосами, и думал, что неужели я никогда не перестану восхищаться, глядя на нее?

Что же случилось с легендарным Праймом Ван Пайером? Я прятался ото всех и предавался созерцанию женской красоты. Раньше у меня на такое не было ни времени, ни желания. Но теперь… теперь я понимал то легкое безумие, которое столько раз с непониманием наблюдал во влюбленных мужчинах. Помнится, Геродот сказал как-то мне, что любовь – просто добровольное безумие. Тогда я не поверил, но сейчас был согласен – лучше мое состояние словами не описать. Все, что она делала, любой поворот головы или задумчивый взгляд – все приводило меня в восторг. Доставляло трудов держаться на расстоянии. Мне хотелось приблизиться к ней, рассказать о своих чувствах… Но чем больше я восхищался ею, тем больше понимал, что должен просто исчезнуть из ее жизни. Мне пора было идти по следу убийцы ее брата, найти Озахара, узнать, что вообще происходит. Но впервые обязанности перед моим родом померкли на фоне моих чувств к ней. Я вздохнул. Бои и расследования будут потом, а сейчас было время Адель.

Она снова уселась в кресло у окна и подняла с пола приключенческую книгу, а я в предвкушении закрыл глаза. Видеть события этого посредственного произведения ее глазами было удивительно! Она посмеивалась над неудачными частями и полностью переносилась в иллюзорный мир в понравившихся главах. А мне больше всего нравилось, когда она придумывала то, чего не было в книге. У нее получалось замечательно. Я просто диву давался, откуда у нее столько фантазии! Примерно через полчаса ее мысли стали сбивчивыми, и она задремала, прикрыв книгой свои плечи.

Ее дыхание стало ровным и глубоким. Чего только мне это стоило! Я варил у себя дома настои из разных трав, потом пытался напоить, когда она практически не могла глотать из-за тотального воспаления горла. Пить и есть она могла с трудом, и поэтому медленно выздоравливала. Но она так хотела жить!

И я снова ею залюбовался. Немного злился – Адель заснула возле открытого окна, даже не закутавшись в теплый платок. А если снова поднимется температура? Я же только вылечил эту девчонку! А она снова простудится! Я зарычал и со злости пнул ногой камень, который улетел куда-то в центр Калельи. Ах, как жаль, что сейчас в доме полно людей, и мне нельзя туда соваться.

Пока она спала, я снова спорил с собой: разум подсказывал мне не приближаться к ней, не вмешиваться в ее короткую жизнь. Адель была исключительной во всех отношениях, и я искренне желал ей счастья. А потом мне становилось дурно от мысли, что я потеряю ее, если меня не будет рядом. А еще я не смогу находиться вдали от нее. Как же быть? Как поступить с ней? Выкрасть ее и все рассказать? Жениться и увезти? А потом? Что будет потом? Какую жизнь я мог ей предложить? Я был убежден – мне не место в ее жизни и был уверен, что буду следовать за ней инкогнито, оберегая столько времени, сколько это сможет продлиться.

Я не стал ждать ее пробуждения и решил предотвратить новую простуду очень просто – я бросал в ее окно камешки до тех пор, пока ее не разбудил шум. Но я мог и не вмешиваться – в комнату ворвалась ее суматошная служанка, нечаянно стукнув дверью об стену.