Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пит Конрад, дублер Нила, лихорадочно забегал, пока где-то не нашел зубочистку, с помощью которой он и попытался вычистить замок ремня. Помню, как обернулся и увидел, что с лица Пита градом катится пот, пока он ковыряет и ковыряет замок. Несколько напряженных секунд – и зубочистка сделала свое дело. Нас пристегнули к креслам. Люки космического аппарата закрыли, и обратный предстартовый отсчет продолжился.
Этот самый обратный отсчет стал одним из самых сложных, которые проводились на мысе Кеннеди. Ровно за полтора часа до запуска на орбиту предстояло отправиться «Аджене», ракете, которая уже доставила нам столько неприятностей в ходе программы и с которой нам надо было встретиться и состыковаться в космосе. Любая проблема с «Адженой» могла поставить крест на запуске нашего «Джемини». Критически важно было выдержать точность одновременного запуска двух космических аппаратов.
В девять часов по стандартному восточному времени, когда мы с Нилом лежали, зафиксированные в креслах, а атмосферу внутри корабля понемногу замещал чистый кислород, «Аджена» взмыла вверх со своей стартовой площадки.
– Кажется, у нас получилось обеспечить для вас живую мишень, – объявил Центр управления полетами, в то время как «Аджена» резво поднималась в ясное небо Флориды.
– Отличное представление, – улыбнувшись, сказал мне Нил. Все было готово.
Мы знали, что за каждой деталью нашего четырехсуточного путешествия стоял труд тысяч людей. Нас просто баловали невероятным вниманием: кормили, одевали, провожали к космическому кораблю, привязывали в нем ремнями и так далее.
Казалось, нам предстоит разогнаться на новой машине вроде гоночного спорткара «Феррари» в первый раз по открытому шоссе: только мы, автомобиль, прямая дорога и никого вокруг. Но каждая мелочь на ней нам знакома. Мы помнили каждый кабинный регулятор и кнопку с закрытыми глазами. Могли вслепую дотянуться до каждого всего, что нужно для управления. Завершены все тренировки, все имитационные прогоны – и теперь все наши бессчетные горки на «Рвотной комете», испытания в термовакуумной камере и мои упражнения по «плаванию» на металлическом диске над аэростатическим столом наконец готовы принести плоды. Теперь все по-настоящему.
Я лежал в сиденье, точно огибавшем контуры моего тела, и казалось, будто меня обнимают огромные руки. Было уютно, хоть и тесновато: места в кабине космического корабля было чуть больше, чем на переднем сиденье «Фольксвагена-жука». Чистый кислород, которым мы дышали, пах стерильностью и свежестью. Температура тщательно балансировалась автоматикой, которая держала воздух прохладным. Когда ЦУП ничего не передавал нам по радио, не раздавалось практически никаких звуков.
Шли минуты, приближалось время старта, и мы занялись запуском систем и проверкой показаний приборов, чтобы убедиться, что все работает так, как должно. В 10 часов и 41 минуту по стандартному восточному времени начался последний этап обратного отсчета перед пуском.
– 20 секунд, отсчет продолжается, – начал комментировать руководитель пусковых операций космодрома на мысе Кеннеди. – Пятнадцать, десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль. Зажигание.
Вспыхнули могучие двигатели ракеты-носителя «Титан-2», способной вынести нас за пределы земной атмосферы. Гигантская летающая машина стронулась с места в 10 часов 41 минуту и начала удаляться от поддерживающих устройств и башни обслуживания; после этого управление взял на себя хьюстонский ЦУП. Крис Крафт после окончания экспедиции «Джемини-7» перешел в программу «Аполлон», поэтому руководителями полета «Джемини-8» предстояло быть Джону Ходжу и Джину Кранцу.
– Три секунды до взлета, – раздался рапорт из Хьюстона. – Нил Армстронг доложил, что время пошло. Дэйв Скотт сообщает, что полет проходит нормально.
«Титан» двигался плавно. Мы чувствовали, как растет тяга, толкая нас вперед с перегрузкой, нарастающей до пяти единиц. Ощущалась небольшая тряска из стороны в сторону, вибрация, Пого-эффект в виде продольных подергиваний. Но ракета шла уверенно, мощно, под действием силы, словно вцепившейся ей в хвост. Я не чувствовал тревоги или неудобства. Уже прошла та минута, когда в случае аварии мы могли бы использовать для спасения катапультные кресла. Еще 95 секунд, и первая ступень «Титана» отключилась, израсходовав все топливо. Соединительная полоса между ступенями ракеты разорвалась, освобождая первую ступень, позволяя ей отпасть.
Через иллюминаторы мы увидели яркие красно-желтые искры и мелкие обломки, разлетевшиеся при подрыве соединителя: они на краткий миг образовали светящееся облако частиц, отражавшее солнечный свет вокруг корабля.
Несколько секунд мы парили в невесомости, удерживаясь на месте ремнями безопасности, потому что пропало ускорение, порождаемое тягой двигателей. Потом сработало зажигание второй ступени ракеты, и нас вновь прижало к спинкам – плавно, как по маслу, но с каждой секундой все сильнее и жестче. Мы мчались с ускорением до семи с половиной единиц сквозь черные небеса, оставив позади земную атмосферу. В конце концов и вторая ступень, выполнив свою работу, отделилась.
Через шесть минут полета мы двигались на высоте 260 километров со скоростью 8045 километров в секунду. Мы вышли на орбиту.
Первым признаком невесомости оказалась проплывшая у нас перед глазами маленькая металлическая шайба, нечаянно кем-то оброненная. Потом я отпустил список полетных инструкций, и он тоже поплыл по пространству кабины. Плывя вниз головой по отношению к Земле, я перевел взгляд с компьютерного дисплея на небольшое окно прямо перед глазами. В нем открывался вид невероятной красоты.
В таком перевернутом положении черный космос находился словно бы под ногами. Над ним череда пушистых облаков окаймляла огромный, нависающий земной шар. Когда Нил перевернул корабль в «нормальное положение», картину стало проще воспринимать.
Через 20 минут от начала полета, двигаясь над освещенным полушарием Земли, я увидел Средиземное море, Италию, четкие очертания ближневосточных берегов. Я мог даже разглядеть инверсионные следы самолетов и кильватерный след какого-то судна в Красном море. Выделялись линейные рукотворные структуры. Те, кто летал в космос до нас, часто говорили, как трудно выразить словами красоту космоса. Теперь я понимал, что они имели в виду.
Я прошел военную службу, Вест-Пойнт, университет, учебу на летчика-испытателя. Я привык к языку научных статей и техническому жаргону. Теперь же я столкнулся с чем-то, неведомым. Может быть, когда-нибудь в космос пошлют поэта или художника. Только они, мне казалось, способны по-настоящему передать все то, что здесь чувствуешь. Но мне хотелось зафиксировать все, что возможно. Я достал фотокамеру и сделал свой первый снимок в космосе.
В поле зрения медленно вплывала
