Гражданин преисподней - Николай Чадович

Тогда Кузьма подобрался к Грани как можно ближе, сунул туда посох – поверхность студня упруго подалась чуть назад – и принялся шарить по верхним ступенькам. Однако единственной его добычей стали какие-то бурые ошметки – скорее всего остатки ковровой дорожки, некогда лежавшей здесь.

Кузьма медленно пополз вправо, продолжая ощупывать посохом все, до чего только можно было дотянуться. Он не надеялся на быстрый успех и весьма удивился, обнаружив у самой балюстрады нечто куда более мягкое, чем мрамор.

Первые попытки стащить находку вниз или хотя бы сдвинуть ее с места успехом не увенчались – ведь в руках у него был все же не багор, а обыкновенный посох, чей закаленный наконечник можно было сломать, но отнюдь не загнуть крючком.

Спешка тут помочь не могла, и Кузьма решил немного выждать, чтобы капризный организм смог приспособиться к непривычным условиям. Заодно не мешало бы и пораскинуть мозгами.

Если в этом убийственном студне действительно находится Колян Самурай, то какая, извините за выражение, зараза смогла его туда загнать? Стремление порисоваться? Обычное для темнушников молодечество? Ну уж нет! Ухарь – это еще не самоубийца.

Заблудиться он тоже не мог, ведь Грань относится к тем врагам, которые заранее предупреждают о своем приближении.

Тогда остается только одна причина – умопомешательство…

Спустя полчаса, когда в голове немного прояснилось, сердце перестало трепетать, как попавший в ловушку мышонок, а к мышцам вернулась хоть какая-то сила, Кузьма вновь взялся за посох.

На этот раз его старания привели к тому, что вниз скатился ботинок – типичная обувь темнушника, снабженная толстенной подошвой и добросовестно окованная металлом. На ноге такой ботинок держался как влитой, но Кузьме, по-видимому, помогло то обстоятельство, что наконечник посоха угодил в декоративное кольцо, украшавшее голенище.

Теперь никаких сомнений не оставалось. Всего в полутора-двух метрах от Кузьмы лежал темнушник по имени Колян Самурай, ничем особым себя в походе не проявивший и неизвестно по какой причине совершивший столь опрометчивый поступок.

Теперь ко всем проблемам Кузьмы добавилась еще одна – как извлечь тело Коляна из этого проклятого студня? Сделать сие нужно было не из побуждений человеколюбия, а ради определения причины смерти (вдруг беднягу зарезали еще на ступеньках лестницы, а сюда бросили лишь для отвода глаз?).

Посох для этой цели определенно не годился, в чем Кузьма уже успел убедиться.

Надо полагать, что к этому времени его голова соображала почти нормально, поскольку ее вдруг посетила одна очень простая, но толковая мысль.

– Эй! – крикнул он вниз, сложив ладони рупором. – Отзовись кто-нибудь!

Юрок отозвался почти сразу, и в этом не было ничего странного – разделяло-то их всего метров пятьдесят, а звук прекрасно отражался от мраморных стен.

Не распространяясь заранее о судьбе Коляна, Кузьма потребовал для себя кусок прочного шнура, к которому следовало привязать трезубую кошку (такие он видел среди снаряжения метростроевцев). Снаряд этот следовало метнуть вверх примерно с сороковой ступеньки, то есть с линии, откуда Грань уже видна, но человек еще способен свободно распоряжаться собственным телом.

Убедившись, что Юрок понял его, Кузьма приготовился ждать (кошка могла остаться и в лагере). Однако уже спустя пять минут на лестнице появился свет фонаря и после возгласа: «Держи!» – явно принадлежавшего Герасиму Ивановичу Змею, что-то увесистое со свистом полетело в сторону Кузьмы.

При падении кошка высекла из мрамора целый сноп искр, но не удержалась и скатилась на пару ступенек вниз, так что Кузьме пришлось спуститься за ней. Правда, на этом его мытарства практически закончились – зацепить тело темнушника за одежду не составляло особого труда.

Вид Коляна не оставлял никаких надежд на наличие хотя бы минимальных признаков жизни. И действительно, как вскоре убедился Кузьма, сердце его не билось, а зрачки не реагировали на свет.

Других повреждений, кроме старых синяков и уже начавших подживать царапин, на его теле не обнаружилось. Зато от темнушника нестерпимо разило алкоголем.

Другие беды, другие потери

Юрок, внутренне уже готовый к самым плохим новостям, при виде мертвого приятеля сначала произнес только одно, хоть и емкое, слово: «Хана!» – но потом с надрывом заголосил:

– И чего тебя, мудака, понесло туда? Почему ты, мазурик, умных людей не слушался? Зачем же ты меня одного среди этих волчар оставил?

Остальная публика с хмурым выражением лица топталась вокруг и помалкивала.

– Сейчас мне придется обыскать вас всех, – сказал Кузьма. – Дело в том, что из лагеря этот человек ушел абсолютно трезвым, чему я сам свидетель, а за Грань сунулся уже в сильном подпитии. Имею подозрение, что напоил его кто-то из присутствующих, и сделано было это отнюдь не из благих побуждений.

Однако обыск никаких результатов не дал. Если у кого-то фляжка и имелась, то содержала она исключительно воду. Да и трезвые все были, как нарочно.

– Ладно, – произнес Кузьма тоном отца, отрекающегося от своих беспутных детей, – еще недавно нас было десять. Двоих убили здухачи, а одному помогли сыграть в ящик свои же. Для чего это было сделано – точно не знаю, но сейчас вы все убедились, что с Гранью шутки плохи. Воспитывать вас я не собираюсь. Можете убивать друг друга и дальше. Но меня попрошу пока не трогать. Мы добрались до таких мест, из которых вам без меня не выбраться. Сейчас предлагаю хорошенько выспаться, поскольку следующая ночевка намечается только в карстовых пещерах. Спасибо за внимание и желаю счастливых сновидений.

Выпалив все это единым духом, он развернулся на каблуках и отправился своей дорогой, предоставив спутникам самим позаботиться о покойнике.

Когда Венедим, старательно поддерживавший огонь (одному Богу было известно, на какие ухищрения ради этого ему довелось пойти), поинтересовался судьбой пропавшего темнушника, Кузьма ответил:

– Помолись за упокой души Коляна Самурая. Агнцем Божьим он, конечно, не был, но и в законченных негодяях не числился, а смерть принял, можно сказать, за общее дело.

После этого Кузьма с головой завернулся в первое попавшееся одеяло и почти сразу захрапел.

Дальнейший путь поредевшего отряда пролегал вдали от обжитых мест, в запутанных лабиринтах неизвестного происхождения, где прочно обосновался мох-костолом и химеры чувствовали себя как дома.

На отвлеченные темы Кузьма теперь старался ни с кем не разговаривать, ограничиваясь краткими распоряжениями типа: «Цепляйтесь друг за друга, сейчас будет крутой спуск» или «Всем лечь на брюхо и передвигаться ползком».

Стая уже давно догнала их и занималась своим обычным делом – стерегла людей от всяческих опасностей и отыскивала для них наиболее удобные пути.

Дабы сбить химер с толку, Кузьма изготовил для каждого спутника накидку из молодого мха, в которую при желании можно было завернуться, как в плащ-невидимку. Абсолютной безопасности это, конечно, не гарантировало, но, по словам Кузьмы, иногда помогало.

Грань сейчас была далеко, и людям, познавшим все ее прелести, даже не хотелось думать о том, что скоро им вновь придется столкнуться с этим совершенно чуждым человеку порождением неведомого мира.

Отравленная вода давно ушла в глубины Шеола, мох просох, а дурной запах выветрился (впрочем, приятных запахов здесь отродясь не знали). Вот только туннельчик им опять достался не из самых просторных, зато уж извилистый, как хвост дракона на почитаемой светляками иконе «Чудо Георгия о змие».

Конечно, можно было бы вернуться в прямой и достаточно широкий Ловчий туннель, которым обычно пользуются охотники за летучими мышами и откуда отряд вытеснили здухачи, но Кузьма решил впредь придерживаться путей окольных, малохоженых. Повадок новых врагов – здухачей он изучить, конечно, не успел, но по опыту знал, что подземные твари, как правило, предпочитают привычные дорожки, протоптанные еще их предками, и только люди да в меньшей степени крысы способны в зависимости от обстоятельств прокладывать все новые и новые маршруты.

Уже довольно давно Кузьма размышлял над вопросом: какие именно причины могут заставить Грань расступиться, дав обитателям Шеола выход на поверхность?

Не вызывало сомнений, что Грань и мох-костолом как-то связаны между собой. Мох в общем и целом был неистребим, но каждое отдельно взятое слоевище боится огня, извести, соли. Зато химеры, явно принадлежащие к тому же корню, вообще ничего не боятся, ну разве что хорошего заряда взрывчатки. Нет, привычные средства, которыми человек тысячи лет боролся с природой, тут вряд ли помогут…

А так ли вездесуща Грань, как это кажется людям, погребенным под нею? Равнины – это одно, но ведь существуют еще горные пики, вулканы, ледники, моря, океаны. Трудно представить, чтобы Грань в той своей форме, какой она видится снизу, могла противостоять буйству водной стихии, размывающей даже самые прочные скальные породы. Хотя ничего еще не известно… Грань скорее всего только внешняя оболочка чего-то совсем иного, чему подвластны не только земные океаны, но и небесные звезды. И потом – как добраться отсюда до океана?