Гражданин преисподней - Николай Чадович

Юрий Брайдер, Николай Чадович

Гражданин преисподней

Остается неясным, для чего Господь Бог создал левиафана. Возможно, это некий противовес роду человеческому, а возможно – его будущий владыка и судья.

Стая

Кузьма ждать не любил, хотя, если честно признаться, вся его жизнь состояла из бесконечной череды ожиданий – иногда долгих, иногда не очень, но всегда тягостных. Впрочем, жаловаться было некому – тот, кто не умел ждать, погибал даже раньше того, кто не умел действовать решительно и быстро.

Привычки скрашивать ожидание жеванием «божьей смолки» у него так и не выработалась, а сон или даже легкую дрему в подобном месте мог позволить себе разве что самоубийца: слишком уж враждебным и непредсказуемым был окружающий мир. К примеру сказать, даже за тот недолгий срок, который Кузьма провел в этом тупичке, обманчиво неживое слоевище мха-костолома уже несколько раз пыталось спеленать его тело. Для человека, находящегося в полном здравии и трезвом рассудке, это были, конечно, мелочи, но все равно неприятно, когда тебя с вполне определенной целью начинает обволакивать чужая осклизлая плоть. Тьфу на вас, исчадья адовы, как говорят светляки, они же катакомбники.

Ну наконец-то! Возвращаются…

Хотя стая двигалась почти бесшумно, Кузьма ощущал ее приближение так же отчетливо, как позывы к мочеиспусканию или мурашки в затекшей ноге. За долгий срок совместного существования стая стала как бы неотъемлемой частью его естества.

Первым к нему подлетел Князь и сразу ткнулся мордочкой в ухо, давая понять, что путь впереди свободен и окрест нет никакой опасности, но дабы выяснить все это, пришлось изрядно покрутиться, а за труд и риск полагается поощрение.

Князь свое дело в общем-то знал, недаром ведь приходился прямым потомком знаменитому Яшке, но по молодости иногда путал желаемое с действительным, а потому Кузьма на ощупь отыскал в темноте Ведьму, которая хотя и не лезла на первые роли в стае, однако чутьем на опасность обладала просто феноменальным.

Но та, похоже, была нынче не в духе и в руки человеку не давалась. Пришлось бесцеремонно ухватить ее за крыло, легкое и эластичное, как шелковый веер (была когда-то у матери Кузьмы такая игрушка).

От недолгого общения с Ведьмой, самкой старой и многоопытной, у него осталось ощущение неясной тревоги. Похоже, какое-то препятствие впереди все же имелось, хотя отождествлять его с реальной опасностью было бы преждевременно.

– И когда вы, твари, говорить научитесь! – с досадой произнес Кузьма.

Звук человеческого голоса вызвал у стаи оживление. За ним обычно следовало позвякивание алюминиевой поилки и бульканье водяры, которая для крылатого зверья была притягательней, чем морфий для наркомана или золото для корыстолюбца.

Водяра эта, между прочим, добывалась из такой дряни, что после ее употребления слепли глаза и отказывали почки даже у самых закаленных выпивох. Однако таким тварям, как Князь или Ведьма, все было нипочем. Они, наверное, даже синильную кислоту могли хлебать, вот только мха-костолома гнушались. А почему, спрашивается? Метростроевцы из него даже хлеб пекут. Сам Кузьма иногда жевал с голодухи молодые побеги слоевища. Не амброзия, конечно, но есть можно. Особенно если с солью.

Отпихнув вконец обнаглевшего Князя, которому его законной порции показалось мало, Кузьма пересчитал зверьков, подлетавших к поилке в соответствии со строгой иерархией, царившей внутри стаи.

Вернулись все до единого, и все вроде бы вели себя спокойно, если можно так сказать о хронических алкоголиках, трясущихся от вожделения. Кроме Ведьмы, настоящее беспокойство проявляла только совсем молодая самочка Бритва, прозванная так за исключительную остроту зубов. Она даже не убоялась слегка цапнуть Кузьму за палец.

Что же могло так взволновать этих двух самок – старую, которой и жить-то осталось всего ничего, и совсем юную, еще даже не давшую первого потомства? Почему спокоен Князь, никогда до этого не подводивший его? Почему не проявляют никаких признаков тревоги другие самцы и самки, в наследственной памяти которых намертво запечатлелись подозрительность и осторожность многих предыдущих поколений?

Ну да ладно, что тут долго рассуждать. Пора двигать дальше. А к опасностям ему не привыкать. По крайней мере до места, где надо будет окончательно определиться с маршрутом, еще топать да топать. Глупо было бы надеяться, что в этом переплетении звериных нор, дождевых промоин, естественных карстовых пещер, туннелей, прорытых человеческими руками, и бездонных колодцев, возникших неизвестно по чьей воле, его не поджидают никакие сюрпризы. Не было еще такого ни разу!

Вот похрустывает под ногами мох-костолом, истосковавшийся по влаге. В таком состоянии ему любая добыча дорога. Выбей хотя бы искру из кресала, и все – тебе конец! Пакость эта почему-то реагирует только на свет, но зато реагирует безотказно. Как Князь на запах водяры. Слоевище мигом увеличит свой объем в десятки раз и сомкнется, словно задний проход после опорожнения прямой кишки. От человека в лучшем случае останутся только зубные коронки.

И откуда только такое лихо взялось? Ни глаз у него нету, ни мозгов, ни желудка, ни даже зачатков нервной системы, а ведет себя иногда как хищный зверь. Растением его не назовешь, животным – тоже… Так, что-то среднее. Если бы не этот мох – ходили бы люди под землей с факелами или шахтерскими лампочками. А так приходится полагаться на чужое зрение и чужой слух… Хотя, с другой стороны, нельзя забывать, скольких бедолаг этот мох от голодной смерти спас. Да и всяких легенд про него немало ходит. Особенно среди выползков. Будто бы посредством мха и лечиться можно, и химер вызывать (только спрашивается – зачем), и потопы за неделю вперед предсказывать. Опять же «божья смолка»… Тут хочешь не хочешь, а задумаешься.

Двигаться в полной темноте – мука, но если эта мука длится большую часть жизни, она превращается в привычку.

При себе Кузьма имел посох со стальным наконечником, позволявший нащупать любое повстречавшееся препятствие, однако пользовался им крайне редко. Стая, рыскавшая вокруг, должна была своевременно предупредить его о любой опасности, будь то крутой спуск, провал в дне туннеля, приближение ливневых вод, а главное – присутствие чужих людей, химер или других тварей, относящихся к разряду «исчадий адовых».

Другое дело, что потом приходилось выкручиваться самому, в схватке стая была ему не помощник, это только давно околевший Яшка умел отчаянной атакой отвлечь противника на себя, но то, что Кузьма до сих пор оставался живым, свидетельствовало о действенности подобной тактики.

Внезапно Бритва, все время шатавшаяся поблизости, кинулась к нему и повисла, вцепившись коготками в плечо. Сигнал опасности был вполне определенным, и спустя несколько мгновений его подтвердила Ведьма, до этого державшаяся в арьергарде. Вот только суть этой опасности по-прежнему оставалась неясной.

Кузьма, выставив вперед острие посоха, сразу присел и левой рукой оторвал от себя Бритву, демонстрировавшую все признаки паники. При этом он убедился, что ее брюхо подозрительно округлилось.

Это навело Кузьму на одну интересную мысль, и он, подозвав Ведьму, стал ощупывать ее. Так и есть – старая тварь, которой давно гнушались все самцы, понесла. Ну что же, такая проруха иногда и у людей случается.

Главное, что же это за опасность, которую ощущают только беременные самки? Может, ядовитый газ? Или намечающийся сдвиг почвы?

Вскоре вокруг собрались все члены стаи – пристыженные, обеспокоенные, злые на товарок. Отыскав в этой толчее Князя, Кузьма безжалостно огрел его посохом. Мера наказания, конечно, была исключительной (представьте себе главнокомандующего, который перед началом баталии закатывает оплеуху начальнику штаба), однако умный зверек свою вину, похоже, осознал.

Жестоко кусанув Ведьму, он погнал ее впереди себя навстречу неведомой опасности. Дескать, показывай, дешевка, что там тебе не нравится!

В успех этого предприятия Кузьма не очень-то верил (зверь он и есть зверь, пусть даже дрессированный – мозгами шевелить не умеет), но и отступать не спешил. Если путь впереди перекрыт, придется делать такой крюк, что он рискует остаться и без пищи, и без питья, которых на этом уровне и в эту пору сыскать просто невозможно.

В томительном ожидании прошло столько времени, что светляк мог бы прочесть самую длинную молитву, а темнушник – выложить все известные ему богохульства. Далеко впереди раздавались странные звуки. Можно было подумать, что Князь и Ведьма обнаружили нечто съедобное и сейчас интенсивно утоляют свой неизбывный голод.

Внезапно Бритва, продолжавшая трепыхаться под рукой Кузьмы, затихла. Послышался приближающийся шелест крыльев. Стая оживилась, приветствуя возвращение вожака.