Гражданин преисподней - Николай Чадович

Но у корешков есть вершки, а у сосудов – сердце. Ради чего тогда старается мох? Как выглядит то, чему он служит?

Мысль, конечно, была занятная, но на отвлеченные размышления сейчас просто не хватало времени. Где-то наверху, наверное, уже хлестал дождь, о котором, как и о многом другом, Кузьма имел представление только с чужих слов.

А как хотелось бы когда-нибудь увидеть все это: и бездонные небеса, и плывущие по ним тучи, и воду, изливающуюся с высот на землю. Какая там вода? Как она выглядит? Ведь даже в Шеоле вода разная. На верхних уровнях легкая, прозрачная, ленивая, стоящая лужами. А внизу – тяжелая, мутная, бешеная, соединяющаяся в стремительные потоки, капли которых разят, как пули, и чей грохот ясно слышен даже сквозь толщу земли и камня.

Но в любом случае Грань для воды не преграда. Как и для воздуха. Теперь сюда можно добавить еще и летучих мышей. А может ли присоединиться к этой компании человек? Поживем – увидим. Если только уцелеем сегодня…

Скоро Кузьма почувствовал, что мох, всегда тянувший воду как губка, начинает постепенно увлажняться.

– Эй, не зевайте! – крикнул он. – Сейчас станет скользко… Юрок, как там катакомбник себя чувствует? Не отстал еще?

– А я знаю? – отозвался темнушник. – Он же молчальник, его не спросишь. Сопит кто-то сзади. Может, человек, а может, химера.

Идти становилось все труднее – при каждом шаге ноги чуть отъезжали назад. Пришлось снова пустить в ход посох.

– Что-то глаза щиплет, – пробормотал Венедим.

– От пота, наверное, – ответил Кузьма, хотя и сам ощущал что-то неладное.

Запах, впервые давший о себе знать еще внизу, перед входом в штрек, теперь усилился. С чем его можно было отождествить? Разве что с самой паршивой водярой. Или с раздавленным клопом. А точнее всего – с прокисшей похлебкой.

Летучие мыши куда-то пропали и уже ничем не давали о себе знать. Идущие в связке люди все чаще спотыкались и падали (темнушники при этом вспоминали чью-то блудострастную мать, метростроевцы – черта, а светляки – свои собственные грехи). Кузьма сорвал голос, уговаривая спутников идти быстрее и не натягивать зря страховочную веревку.

– Кусается, бляха-муха! – воскликнул темнушник, шагавший в середине связки.

– Кто кусается? – переспросил Кузьма, внутренне готовый к любым неприятным сюрпризам.

– Мох! Не кусается, а жжется, – поправился темнушник.

Кузьма кончиками пальцев тронул хлюпавший под ногами мокрый мох и в самом деле ощутил легкое жжение. Новое дело! С такими фокусами ему еще не приходилось сталкиваться. Похоже, ожидается не просто потоп, а потоп ядовитый.

На сей раз он обратился к отряду без крика, что называется прочувствованно:

– Братва, товарищи, христиане! Я понимаю, что вы все устали, но давайте поднажмем. Уже мало осталось.

Глас его был услышан.

Отряд дружно поднажал, но половина его при этом не удержалась на ногах. Как говорится, и хочется в рай, да грехи не пускают. Хорошо еще, что Кузьма успел утвердиться на своем посохе и кое-как удержал связку.

Слоевище мха ощутимо разбухло, принимая все новые и новые порции влаги. От едких испарений не только слезились глаза, но и першило в горле. И тем не менее отряд упорно карабкался вверх. Люди понимали, что штрек – это только путь к спасению и если его не пройти до конца, он превратится в могилу.

Все помыслы Кузьмы были сосредоточены на одном – одолеть этот проклятый подъем. Донимала усталость, пропала куда-то стая, а тут еще мерзкий кислый запах расстроил обоняние. Сейчас он не смог бы даже сказать, сколько шагов осталось до конца штрека – сто или тысяча.

Люди окончательно выбились из сил, и Кузьме приходилось тащить их за собой чуть ли не волоком. Такого не выдержала бы долго ни одна рабочая скотина.

Внезапно кто-то догнал его и, обняв за плечи, стал рядом. Судя по одежде и некоторым другим приметам, это был светляк-молчальник, до сей поры державшийся где-то сзади.

Вот и говори потом, что Божьи люди зажрались и отвыкли от настоящей работы! Этот-то молодцом оказался – и сам в грязь лицом не ударил, и на выручку вовремя пришел.

Тащить связку на пару оказалось куда как легче, тем более что светляк оказался двужильным. Совместными усилиями они выволокли вконец изнемогших людей в горизонтальный туннель, где воняло еще сильнее, чем в штреке, но ливневые воды уже не представляли смертельной опасности.

– Только не ложитесь! И даже садиться не смейте! – уговаривал Кузьма своих спутников. – А не то сожжете себе все мужское хозяйство! Детей не будет!

– На фига мне дети! – прохрипел Юрок. – Я после такой прогулочки в монахи запишусь.

– А чем ты в монастыре будешь малую нужду справлять? – назидательно произнес Кузьма, ощупывая стенки туннеля.

Везде был мох, а значит с огнем придется повременить. До поверхности, а заодно и до Грани, отсюда было рукой подать – метров двадцать, не больше.

Потоп должен был начаться с минуты на минуту, и Кузьма, даже не дав людям как следует отдышаться, повел их подальше от шурфа. Посох он использовал сейчас по прямому назначению – тщательно обстукивал им все, что попадалось на пути.

Вскоре Кузьма нашел то, что искал, – довольно вместительную нишу, отстоящую от дна туннеля примерно на высоту человеческого роста.

– Забирайтесь сюда, – сказал он, останавливая отряд. – Лучшего места нам все равно не найти.

Легко сказать – забирайтесь!

Попробуй заберись на такой насест, если ноги почти не держат, руки висят как плети, а спина прогибается под тяжелым грузом.

Хорошо хоть, что светляк-молчальник вновь оказался рядом. Вдвоем с Кузьмой они подсадили людей в нишу, а уж те потом втащили их наверх.

Венедим еще не успел сотворить благодарственную молитву, а Юрок – обматерить свою разнесчастную судьбу, как вкрадчивое бульканье поднимающейся воды перешло вдруг в зловещий гул приближающегося потока, который, прокатившись мимо, с воем и грохотом обрушился в штрек.

К счастью, примостившихся в нише людей всего лишь обдало брызгами.

Что ни шаг, то новые потери

Потоп длился так долго, что кое-кто из спутников Кузьмы даже успел соснуть. Ничего не поделаешь – усталость брала свое.

Вода спала столь же стремительно, как и появилась (впрочем, спала она только здесь, наверху, в двух шагах от поверхности земли, а внизу сейчас, наверное, творилось невесть что). Однако Кузьма попросил не торопиться. По его мнению, путешествие можно было продолжить лишь после того, как мох хорошенько просохнет.

В его словах был резон. Дождевая вода, неизвестно почему вдруг изменившая свои свойства, привела в негодность почти всю обувь. В более или менее приличном состоянии остались лишь сапоги Кузьмы, которыми было впору адскую смолу топтать, да ботинки темнушников, снабженные толстенными подошвами.

На счастье, в поклаже метростроевцев нашлась запасная обувь, которой они поделились и со светляками (не за так, конечно, а за добрый шмат сала и парочку копченых колбас).

Распределиться по принципу землячества не позволяли размеры ниши, и все сидели вперемешку. Кузьма оказался зажатым между Венедимом и Змеем. Метростроевец, не теряя времени даром, продолжал преспокойно дрыхнуть, а Кузьма с Венедимом завели, что называется, задушевный разговор.

У одного душа болела за стаю, у другого – за родную обитель.

– Да ничего с ней не сделается, – успокаивал светляка Кузьма. – Бывал я в вашей дренажной системе. Там целый океан поместится.

– Я не этого боюсь. Пьем-то мы, если разобраться, ту самую воду, которую небеса посылают. А это не вода, а отрава. Как бы от нее люди не захворали.

– Все в руках Божьих. Сам же говорил, что без его ведома и пылинка не упадет.

– Я тебе о другом говорил. Про то, что добро и зло насылаются нам не только как воздаяние, но и как испытание.

– А чем в этом смысле был Всемирный потоп?

– Конечно же, воздаянием. Бог ниспослал его на людей за растленность и злодейства, коими переполнились земные пределы.

– Допекли, значит, людишки своего Создателя. Достали милосердного… А теперь, Веня, послушай, что я тебе скажу. Бога пока оставим в покое. Нельзя же его, родимого, все время теребить. Представим, что где-то обитает высшее создание, столь же могущественное, как и Царь небесный. Нет, ты меня не перебивай! Я сказал – представим… Про облик его ничего не известно, но, во всяком случае, это не старец с растрепанной бородкой. Люди ему, естественно, побоку. Оно со светилами на равных. И вот это создание или какая-то его часть овладевает землей. О причинах и целях этого события не мне судить. У муравья свои проблемы, у высшего создания – свои. Возможно, оно просто присело отдохнуть и походя, даже не заметив, задавило всех, кто обитал на поверхности. Подземные жители уцелели чисто случайно. Прошло столько-то лет, и все вроде бы утряслось. Существует такое явление, как Грань. По одну ее сторону мы пристроились, по другую – высшее создание. Какое-то взаимное влияние, конечно, имеется. В нашем случае это мох-костолом, химеры и так далее. Но это не смертельно, можно приспособиться… И вдруг ситуация резко меняется. Химеры перерождаются в каких-то совершенно невообразимых чудовищ. Невесть откуда появляются здухачи, раньше упоминавшиеся разве что в легендах. Обыкновенная дождевая вода становится ядом. Нас явно решили за что-то наказать, а может, и вообще со света сжить. Вопрос – за что? Чем таким, интересно, мы допекли высшее создание? Не растленностью же своей и не злодействами. Ему на это начхать! И вот я думаю, а не метростроевцы ли здесь виноваты? Сверлили они свою дырку и случайно задели нынешнего владыку земли. На пемзу они, видишь ли, наткнулись! Какая, к хренам, пемза в наших краях! Да еще в могильном кургане… Шкура это была чья-то. Или любимая мозоль. Неужели из-за такой мелочи мы сейчас и страдаем?