Антология «Дракула» - Нэнси Холдер

По обыкновению, я посетил местный бордель и предпринял все шаги, чтобы без лишних хлопот удовлетворять свои потребности. На этот раз содержательницей борделя оказалась американка сицилийского происхождения, состоявшая в рядах «Черной руки». В отличие от своих европейских коллег она нимало не заботилась о подопечных, считая их чем-то вроде машин по производству денег. Я мог не опасаться излишнего любопытства с ее стороны.

В течение нескольких лет ничто не нарушало мое размеренное существование. В Европе разразилась война, но мои товарищи Носферату были целы и невредимы. Я знал это из писем Ришелье, которые он регулярно отправлял мистеру Ньюмену — «Новый Орлеан, до востребования».

Две новости, полученные из Европы, изрядно улучшили мое настроение. К своей великой радости, я узнал, что Ван Хелсинг скончался в преклонных годах, подавившись рыбьей костью, вскоре после моего отъезда из Франции. Вторая новость состояла в том, что лорд Годалминг и доктор Сьюард погибли на полях сражений: один в битве при Ипре, другой — при Сомме.

Наконец пожар войны потух, и в Европе воцарился мир. Впрочем, судя по письмам Ришелье, военные лишения не прошли для европейских стран даром, и последние в значительной мере утратили былую привлекательность.

В тысяча девятьсот двадцать втором году мною вновь овладела страсть к женщине, безумное вожделение, поглотившее меня и подчинившее себе мою волю и разум. Со времен Люси и Мины я не испытывал столь неодолимого желания сделать женщину своей супругой по крови.

По вечерам я часто совершал вылазки и, пользуясь своим умением не привлекать к себе внимание, наблюдал за бурлившей вокруг жизнью. Я посещал кабаки и таверны, концерты и театральные спектакли, даже кино; подслушивал секретные разговоры тех, кто стоял у кормила власти; никем не замечаемый, свободно входил в их жилища. Я был уверен, что придет время, и полученная информация сослужит мне добрую службу.

Как-то вечером я решил посетить бал, устроенный в просторном, построенном еще до Гражданской войны доме на окраине города. Быть может, «посетить» — не совсем точное слово, ибо я, не заходя в дом, смотрел на танцующих, подобно коту, глазеющему в окно мясной лавки. Надо сказать, толпа гостей в бальном зале представляла собой довольно скучное зрелище. В большинстве своем эти люди были озабочены исключительно тем, чтобы держаться сообразно своему общественному статусу. Обращаясь к вышестоящим, они впадали в самое гнусное подобострастие, а в следующее мгновение, поворачиваясь к тем, кого считали ниже себя, изменялись до неузнаваемости, воплощая собой чванливую надменность.

Оркестр, расположившийся в одной из задних комнат, играл вальсы Штрауса, Легара и прочую танцевальную музыку. Кавалеры во фраках и белых галстуках кружились, подхватив дам в воздушных туалетах. Мое внимание привлек взрыв жизнерадостного смеха, раздавшийся в кругу молодых женщин, которые рассматривали стоявшую напротив группу молодых мужчин. Юные особи обоих полов красовались, выставляя напоказ свои достоинства, в полном соответствии с принятым в обществе ритуалом. Кто сказал, что люди сильно отличаются от животных?

Я не сводил глаз с пестрой стайки молодых дам. То был настоящий букет красавиц: блондинки и брюнетки, высокие и миниатюрные, и в жилах каждой текла горячая, полная силы кровь. Мне казалось, я слышу, как она пульсирует в этих прекрасных, созревших для страсти телах, ощущаю ее упоительный аромат, чувствую на языке дивный вкус. Опасаясь, что жажда одержит надо мной верх, я поспешно отвернулся.

Вечер стоял чудный, тихий и ясный. На темном бархате неба, как на витрине ювелирного магазина, сверкали бриллианты звезд. Помимо звезд, ночной сумрак разгонял свет, льющийся из окон дома. В огромном саду колыхались причудливые тени, отбрасываемые деревьями и кустами. Я опустился на каменную скамью, прислушиваясь ко множеству долетавших звуков, сливавшихся в приглушенную мелодию, недоступную для человеческого уха, но ласкавшую мой утонченный слух.

Внезапно я услышал возбужденные голоса. Ветер донес до меня аромат женщины и крепкий запах охваченного страстью мужчины. Благодаря способности видеть в темноте я рассмотрел две молодые человеческие особи, стоявшие в тени магнолий. Женщина отталкивала мужчину, который пытался ее обнять.

Ее голос был полон возмущения и обиды, его — дрожал от пьяной похоти.

— Уберите руки, Хайдон Ласкаллс, и позвольте мне уйти! В качестве любовника вы меня совершенно не интересуете!

— Хватит ломаться, детка! Я знаю, ты этого хочешь, — заплетающимся языком пробормотал юнец. — Кончай строить из себя недотрогу, лучше поцелуй меня.

Женщина изо всех сил ударила кулачками в мускулистую грудь дерзкого увальня, не оставлявшего попыток заключить ее в объятия. Однако силы были слишком не равны, и он был близок к осуществлению своего намерения. Я поднялся со скамьи, готовый вмешаться. Женщина замахнулась и влепила наглецу звонкую пощечину.

— Ах ты, паскуда! — взревел он, левой рукой схватил ее за плечи, а правую сжал в кулак, готовясь нанести удар.

Не теряя ни секунды, я бросился к ним. Лишь сознание того, что из дома за происходящим наблюдает множество глаз, вынудило меня сдержаться, чтобы не прикончить негодяя на месте. Я ограничился тем, что схватил его за шиворот и отбросил прочь. То был здоровенный малый, но сила, которой обладаю я, многократно превосходит человеческую. От моего толчка его увесистая туша отлетела на значительное расстояние и тяжело грохнулась на землю.

Он злобно сверкнул глазами и процедил, не поднимаясь:

— Лет пятьдесят назад за такие дела на дуэль вызывали! Твое счастье, жалкий старикашка, что сейчас это не принято.

— Лет пятьдесят назад я не оставил бы от тебя и мокрого места, — невозмутимым тоном произнес я.

Полагаю, выражение моего лица было жутким, потому что юнец испуганно затаил дыхание, и я ощутил, как кровь отхлынула от его мясистых щек.

Я повернулся к женщине и… Будь я человеком, можно было бы сказать, что я влюбился с первого взгляда. Подобную вспышку страсти люди иногда называют ударом молнии. Молодая женщина, стоявшая передо мой, была жгучей брюнеткой; черные, как вороново крыло, волосы обрамляли лицо с высокими скулами и продолговатыми глазами, напомнившими красавиц моей родной страны. На ее щеках рдел румянец, свежие губы слегка приоткрылись, а чудное тело испускало жар негодования.

Но не только ее внешняя красота поразила меня. Сама по себе наружность, пусть даже самая эффектная, не может оказать столь потрясающего воздействия. В этой женщине было нечто, невыразимое словами, загадочная внутренняя сила, исходящая порой от человеческих особей обоего пола и делающая их достойными супругами Носферату. У меня в глазах потемнело от вожделения.

— Что здесь происходит?

Оглянувшись, я увидел человека, с почти карикатурной точностью воплощавшего тип полковника армии южан. Он был высок ростом и худощав, его кожа задубела от солнца, а редкая седая бороденка напоминала козлиную. Его взгляд, устремленный на меня, пылал яростью. Другой господин, тоже явно военный, но низкорослый и приземистый, пробившись сквозь небольшую толпу, устремился к распростертому на земле юнцу и поднял его на ноги.

Женщина схватила седобородого полковника за руку:

— Папа, Хайдон приставал ко мне, а этот джентльмен был настолько благороден, что пришел мне на выручку!

Лицо полковника побагровело. Взгляд, который он метнул на обидчика своей дочери, не предвещал тому ничего хорошего. Коротышка поспешно выступил вперед:

— Я разберусь с ним, Дешамп. Он — мой сын и получит по заслугам. Примите мои искренние извинения, мисс Жозефина. Когда Хайдон протрезвеет, уверен, он будет публично умолять вас о прощении. Пошел домой, позорище! — рявкнул он, закатив сыну оплеуху.

На нетвердых ногах Хайдон Ласкаллс прошел несколько ярдов и, повернувшись, крикнул, наставив на меня трясущийся палец:

— Эй, старикан, мы еще встретимся! И посмотрим, насколько ты крут!

— Простите, сэр, он еще молод и глуп, — пробормотал Ласкаллс-старший.

Он подскочил к сыну, дал ему хорошего тычка и вновь велел убираться домой.

— Тигр не считает нужным сердиться на тявканье шакала, — ответил я с легким поклоном. — Забудьте об этом маленьком недоразумении, сэр.

Господин по имени Дешамп сжал мою руку и немедленно выпустил, пораженный ее холодной силой:

— Я чрезвычайно вам признателен, сэр. Джордж Дешамп к вашим услугам. А это моя дочь Жозефина.

— Шекели, — представился я. — Граф Шекели. Недавний житель вашей великой и прекрасной страны.

Я поклонился Жозефине Дешамп, взял ее руку и слегка коснулся губами трепещущих пальцев. Не будь мы окружены любопытной толпой, я, наверное, не совладал бы с отчаянным желанием припасть к ее нежной шее и испить крови.