Опция номер (СИ) - "FlatWhite"

Хаято не один такой популярный парень в школе, но нарушения, связанные с ним, происходят либо чаще, либо в глаза бросаются сильнее. Кёя статистику у Кусакабе не просит. Грешит как на участников фан-клуба, так и на характер самого кумира. Очевидно, с таким-то идолом туда вступают только самые наглые и отбитые на голову.

Когда Кёя перестаёт пить таблетки, его замки почему-то всё так же целы, преподаватели упорно смотрят на носки туфель, а в радиусе тридцати метров от кабинета главы ДК гробовая тишина. Обращений с жалобами в два раза меньше, количество совещаний сократили, а рядовые члены ДК преклоняют колено раньше, чем Кёя успевает искривить губы. Что в очередной раз доказывает: проблема в Хаято, а не в таблетках.

В различиях гендеров, вероятно, тоже, поэтому Кёя сравнивает себя не с ним.

Он засекает, за сколько метров не глядя улавливает приближение Хаято: сначала без выпитых таблеток, потом с ними. С любопытством исследователя считает поставленные фингалы в дни без лекарств, и дни, когда ладонь Ямамото на чужом плече грозит стать новым официально запрещённым действием не только на территории школы.

Рука Ямамото бывает полезна — привлекает дополнительное финансирование спортивных секций и прославляет имя школы на региональных соревнованиях. Но, когда она оказывается чуть ниже лопатки Хаято, Кёя задумывается, так ли важно войти в пятёрку лучших… или один бейсбольный сезон можно пожертвовать очками в рейтинге. Позже чужая конечность оказывается на пояснице, и Кёю посещает мысль, что побед секции бокса в принципе достаточно, а бейсбольный клуб не играет особой роли в повышении престижа старшей Нами.

Кёя опирается руками о подоконник, наблюдая за Савадой и его хранителями. Последние тенденции в движении той самой руки и вправду раздражают. Отсутствие крика и затрещины в ответ — тоже. Все мирно прощаются перед тем, как разойтись каждый в свою сторону. Савада направился к воротам, а Ямамото, выпустив Хаято, обходит здание по левой стороне — к стадиону.

Кёя отпускает занавеску и отступает от открытого настежь окна — кислорода мало. Садится за стол, задумчиво притягивает конспект к себе. Бейсболисту позволяют прикасаться намного чаще и откровеннее, чем раньше. Это настораживает.

Кёя старается пропустить наблюдения мимо себя. Вчитывается в иероглифы, выведенные рукой Кусакабе, остерегается касаний нелепых мыслей.

Число, новая тема, первый пример…

А ему сказал: «Не можем».

Первое допущение, второе, формула, доказательство.

А ему три вида пламени стеной и дулю с маком.

Два графика, два варианта решения, подстановка чисел, проверка на исключения.

А ему сверкающие пятки и несколько дней тишины.

Кёя перечитывает страницу заново. Он не заморачивается. Есть куча других задач, над которыми поломать голову куда полезнее. Он так и делает.

И Хаято не дал вразумительного ответа. Даже насчёт совместной тренировки без пламени.

Кёя читает страницу в третий раз. Всего несколько переменных, краткое условие. У Кусакабе на середине слова закончилась ручка, и он продолжил оттенком потемнее.

Строчка за строчкой объяснение их поведению зреет само, по крупицам собирая воедино слова Хаято, изгиб нахмуренных светлых бровей, заторможенный кивок, когда они пересекаются на крыше. Ямамото спокоен как удав и лишь молча открывает перед ним дверь раздевалки, когда Кёя за шкирку выволакивает из неё тела самых борзых.

Странный. Ямамото поимённо знает всех, кто дрочит на его друга в душевых, но не вмешивается. На мягкотелость и миролюбие травоядного не похоже, как и на страх перед отстранением от занятий за драку. Тем не менее рукоприкладством занимается Кёя, а сам Ямамото слегка улыбается. Сочувствующе и немного… снисходительно.

Фанатикам? Или ему?

В груди вздрагивает. Объяснение, наконец, вызревает горечью, и Кёя откладывает конспект. Упирается немигающим взглядом в обложку. Отстранённо подмечает тонкие изломы у корешка.

Хаято хотел потренироваться в подавлении и подчинении альф.

Что ж, разумно. Кёя откидывается на спинку стула, жмурится до бензиновых кругов перед глазами. Власти над Ямамото у него куда больше, поэтому нетрудно догадаться, рядом с кем Гокудере в разы проще достичь успеха.

Не мысль, а сорняк. Жалеет, что дал ей почву и воды. Теперь думай, куда её деть, пока крепкие корневища недостаточно глубоко пронзили почву, не переплелись с корнями других — нормальных — мыслей. Быстрее, пока не пустила новые побеги. Например, что тренировка — это только с Хибари. А с Ямамото всё по-настоящему.

Дверь в приёмную резко распахивается, шум вырывает в реальность.

Ладонь Кёи с глухим хлопком припечатывает листы, поэтому у сквозняка ни шанса на кражу. Окна — настежь, в проёме — Хаято. На столе зарождается бардак, хотя визитёр не ступил и шагу. Пока.

— Я форму принёс.

Хаято бросает свёрток на стол, сбивая органайзер для ручек и пластиковый стакан с минеральной водой. Карандаши катятся по полу, надписи расплываются на мокрой бумаге.

— Постирал даже, — с едва скрываемыми нотками гордости выдаёт Хаято.

Кёя сцепляет зубы. Будто на роду написано, что шумные блондинки будут отравлять существование до конца его дней. Только Дино — в Италии, Рёхей — на соревнованиях, а самый мелкий — тут как тут. Отыгрывается за всех и сразу.

Кёя с сомнением смотрит на пакет. Если Хаято сдал её в прачечную, шансы есть. Если стирал сам — можно не открывать. Там или хлюпает, потому что «хозяюшкин» забыл выставить отжим, либо размер рубашки теперь под Хибёрда.

— Поднимай всё, что упало. — Под ногой треснула одна из ручек. Кёя встаёт и отодвигает стул в сторону, оставляя Хаято больше места, чтобы залезть под стол. — На конспект будешь дуть, пока полностью не высохнет.

— Ты ведёшь конспекты? — взлетают светлые брови.

— Тетрадь Кусакабе.

Годный обмен: десять минут наедине с буквами вместо часа болтовни с травоядными, а результат тот же.

Хаято сгребает в жменю канцелярскую дребедень и грубовато выхватывает пострадавший конспект. Листы изогнулись волной, и иероглифы потеряли чёткость, но разобрать слова можно.

— Что за отстой? — Он пробегает глазами первую же наугад открытую страницу. — Я надеялся, в следующем году будет интереснее.

— Хочешь обсудить со мной школьную программу?

— Нет. — Хаято падает на диван напротив стола и перекидывает руку с зажатой тетрадкой через подлокотник. — Есть тема погорячее. Сегодня на утренней проверке твоя шестёрка была с перевязанными пальцами. Без мизинца.

Зелёные глаза внимательно следят за его реакцией.

— Что с того? — Кёя понял, о ком речь.

— Он второй из ДК, кого я увидел без фаланг. — Хаято взмахивает рукой, суша тетрадку на весу. Злым не выглядит, хотя Кёе всё равно кажется, что сейчас на него польётся поток псевдоморального дерьма.

— Мне всё равно, как ты наказываешь своих, — продолжает Хаято, — но, если таких станет больше, им не поверят, что каждый случайно прихлопнул палец дверью или неудачно нарезал колбасу.

Ах, да. Савады и Ямамото тут нет. Не польётся.

— Вероятно. — Оперевшись о стол, Кёя с равнодушием следит за движением взлетающих и опадающих листов. Дальше что?

— Подредактируй ритуал и замени на — не знаю — отрубание пальцев ног, что ли, — предлагает Хаято. — Или закажите мизинцы у Шамала. Он подберёт реалистичные протезы.

У его отца тоже два искусственных пальца. Хаято об этом узнал, только когда дон снял их и при нём надел новые, которые привёз Шамал. Ребёнку тогда объяснили, что ничего страшного, вот у Хаято выпадают зубки, а у папочки проблемы с пальчиками. Но всегда всё можно исправить: ноги, руки, сделать пластику отрезанных ушей. Хаято усвоил. По-своему, правда. Вряд ли папа хотел, чтобы он перестал бояться за свои конечности, а проблемы чужих исправлял Бьякурановскими способами. Но как вышло, так вышло.

Хаято дёргает уголком губ, собирается сказать что-то ещё, но передумывает. Не солдаты Вонголы. Не CEDEF. Значит, не ему втирать Кёе, как ими управлять. Он вернётся к этому разговору, когда официально объявят, что CEDEF переходит под крыло Кёи. Вот тогда мороки будет выше крыши.