Опция номер (СИ) - "FlatWhite"

Всё проще. Он даже не тратит деньги родителей. Обмена кулаками, долгами и угрозами хватает, потому что в их мире ход игры предопределяет сила, преданность одних и ужас или безразличие других. Единственно важное, что Кёя понял с годами: взрослые боятся осветления своих грязных делишек, потери власти и влияния, и это сильнее страха потери зубов или перелома рёбер.

Кёя тоже взрослеет. Берёт на заметку.

— Так как? — Хаято идёт в ногу, и Кёя думает, зря он надеется на захватывающую историю. Начало непримечательное. Занимаешь удачное место в пищевой цепочке, а дальше всё выстраивается само.

— Приструнил пару отморозков, и сразу налетели стервятники, которых порадовала пущенная кровь, — произносит он скучающим тоном.

— Наш слюнтяй-директор избавился от хулиганов, другая группировка — соперников, а их жертвы — главного обидчика, — схватывает Хаято. Эту часть он знает. — И вуаля, у тебя зелёный свет на самоуправление не только от руководства школы.

Кёю мало волновал их свет. Не трогали, не мешали и ладно. А с жертвами да, вышло неожиданно и занимательно.

— А потом?

— Ломаешь обе руки местному корольку, а те, кого он контролировал или ущемлял, приползают лобызать пятки, — как рецепт заливного пирога с печёнкой рассказывает Кёя. — На вопрос, как отблагодарить, показываешь пальцем на другого зарвавшегося травоядного. И они улаживают проблему сами.

— Пока сам ты дрыхнешь на крыше, самодовольная задница, — фырчит Хаято.

Цепочка разрушений выстраивается как по маслу, хотя вряд ли движущей силой была благодарность. Они искали покровительства сильного.

— Но этого мало, чтобы дорваться до верхов, — замечает Хаято.

Оживлённая часть города остаётся позади, дальше по широкой улице лишь пара подростков гоняет на велосипедах. Без толпы вокруг Кёя немного разговорчивее.

— Тогда я не различал, кто важная шишка, а кто простой работяга, поэтому в какой-то раз припугнули важного чиновника. Появились деньги, а потом и более влиятельные деловые партнёры. — Голос Кёи вычищен от эмоций. Он никого не называет союзниками, и их наличие или отсутствие, как и деньги сами по себе, кажется, его не трогают. — Люди дёргают за ниточки других людей. В полиции оказались друзья и братья тех, кто вступил в ДК. Начали присоединяться взрослые со своими подвязками к рычагам управления городом.

— Заливаешь. — Взгляд Хаято тяжёлый, как топор, готовый рубить за враньё. Он ни секунды не верит в голую удачу, которая за ручку привела правильных людей. Не верит в харизму, как у Десятого или Примо.

Даже Джотто не выстраивал семью в тринадцать лет и в одиночку, а Кусакабе — не второй Джи и не близкий друг. Ему достаётся на орехи, как любому другому подчинённому.

Ключевой элемент теряется между строк, и у Хаято руки чешутся отвёрткой выковырять его на свет.

— Хаято. — В имени скользят довольные интонации. Хаято шевелит извилинами — хорошо, — но надо чуть активнее. — Ты же купился на обещание стать кандидатом на место Десятого, если убьёшь Саваду.

У Хаято напрягаются крылья носа. Не самые приятные воспоминания.

Кёя продолжает:

— Я не ждал подобных привилегий и комплект регалий в подарок, но в моём случае это сработало как надо.

— Ты, — в голове Хаято скрипит и трещит, — сломал руки трупу местного королька?

Зубы Кёи белые, и линии лица — хищные, острые — внезапно бьют под дых. Словно Хаято наткнулся на призрака из прошлой жизни, о котором почти забыл, и теперь расплачивается табуном обезумевших мурашек, бегущих по позвоночнику.

Он втягивает носом воздух, но не отворачивается. В конце концов, да, за десять или даже пять поколений у них скопилось немало похожих историй.

— То, что он был якудзой, жирный плюс. У них понятные и жёсткие законы, точная социальная иерархия и наказания предписанные, чёткие, действенные. Не то что у вас — хаос и бедлам.

Возможно, поживи Кёя чуть дольше и в Италии, превратился бы в такого же брюзжащего старика как Реборн, вставлял бы «хаос» через слово. Только Кёя пока молод и не устал с ним бороться, поэтому предпочитает «камикорос». Сразу предупреждает, как с этим хаосом разберётся.

Хаято не удерживается, на языке щиплет:

— И ты втащишь его… своих людей следом за собой, в Вонголу?

Кёя сканирует его взглядом, пытаясь разгадать, что стоит за этими словами. Грязные недостойные бандюки осквернят имя великой Вонголы?

— Они пойдут за тобой, когда ты влипнешь в мафиозные разборки? Или их хватит только на разборки внутри района с такими же, как они сами?

— Они не будут Вонголой, — медленно произносит Кёя. Он ищет подсказку в лице Хаято, но тот и не огорчён, и не рад такому ответу. Жуёт губу и идёт дальше, стирая подошву кед о зернистый шершавый асфальт.

«Эй, Хибари, они прикроют твою задницу, когда дело запахнет жареным? Твоя организация — семья или нет? Та, которая плечом к плечу стоит, или та, которая крысами разбежится, когда тебя ранят и не останется сил их держать?» — Хаято не произносит это вслух, потому что Кёя обязательно поправит: стадо, а не семья; и он прекрасно справится на передовой не только без них, но и без Ямамото, Гокудеры и прочих травоядных.

И всё-таки зачем-то же они Кёе нужны.

— Нам защищать их как своих союзников? — вместо этого спрашивает Хаято.

Десятый бы выслал подмогу, не разбираясь, но защита интересов бывает разной. На переговорах и распределении денежных средств и прочих ресурсов будет Хаято. Он заранее хочет знать, как расставлять приоритеты.

— От вас ничего не нужно, — холодно бросает Кёя.

Опять двадцать пять.

— Слушай, ты! — хватает его за грудки Хаято. — Я серьёзно. Если они с нами, их и готовить, и тренировать надо совсем иначе.

— Знаю. Но это не твои проблемы. — Хаято налетает на холодную мраморную гладь в глазах. — И ответственность не на тебе.

— Ага. Когда улетишь за границу, а на кого-то из ДК нападут с коробочками, только потому что они связаны с тобой, — шипит Хаято, комкая чужой гакуран, — посмотрим, кто будет это разгребать.

Ни Джаннини, ни Шоичи со Спаннером пока не изобрели телепорт. Кёя не успеет вернуться.

Хаято не знает, в этом ли дело, но в будущем база ДК была пустынна. Куда-то же подевались все здоровяки.

Кёя касается левой скулы Хаято.

— Неймётся же. — Неторопливо поглаживает подушечкой большого пальца. Взгляд Кёи оттаивает. — Серьёзная-пресерьёзная правая рука Вонголы. В тебе что, проснулась омежья тяга взять всех под крыло и начать опекать?

— Что? Смеёшься надо мной? — вспыхивает злостью Хаято.

Боевой котик за всеми присмотрит, всё проконтролирует. Обо всех позаботится.

— Ни капли. — Улыбка трогает губы Кёи.

Под зрачками Хаято пляшет буря эмоций, ни одна не успевает перевесить, когда Кёя снова открывает рот:

— Но пока что им нужно приглядывать за тобой, а не наоборот.

— Издеваешься! — Лицо Хаято тут же искажается яростью. Будто он какой-то слабак или мешающаяся под ногами шавка!

— Нет. Констатация факта. Но инициатива — это похвально. — Скула под пальцем розовая, горячая, кожа гладкая и ровная. Хочется языком слизать её вкус, но Кёя лишь надавливает ногтем, оставляя на ней еле заметный тонкий лунный след. — Нужно время, чтобы стать тем, кем ты хочешь быть. И не только оно.

Правда жалит, и Хаято скрипит зубами, пережёвывая её, как камни; заглатывает, царапая осколками горло. Ага, нужны мозги, сила и ещё ворох того, что, по мнению Хибари, у травоядных вроде него отсутствует.

Его потряхивает, но он отпускает пиджак Кёи. Когда припечёт, сделает по-своему, и спрашивать его не будет. Надавит на Кусакабе, вытащит информацию о боевых способностях и прошлом этих горилл. Так сложнее, Тетсуя будет сопротивляться, но толку выйдет больше.

— На хер. Я домой. — Хаято душит в себе злость, кулаком трёт зудящую скулу.

— Хорошо, — Кёя перехватывает его за запястье, вжимая холодную сталь браслета в ладонь, — что наши планы совпадают.

— А?