Опция номер (СИ) - "FlatWhite"

Тот никак не отзывался. Сколько бы Хаято его ни нюхал, ни трогал, ни перекладывал из левой руки в правую и обратно. По очереди пускал в него по каждому из пяти потоков пламени — без толку. Шоичи не удивился, похлопал по плечу, сделал ему кофе и пожелал не расстраиваться. Только как тут не расстроишься?

Ещё и Такеши со своей кислой миной. Его отстранённость и немой укор в этот раз незаслуженные: Хаято ради него тут старается всё порешать, закрыть долги, не втягивая в разборки, а выходит, что всё равно выглядит говнюком в глазах друга. Чертовски сложно делать, что должен, и при этом держать обещания, быть честным и далее по списку Такеши.

— Пойдём поговорим. — Хаято подлавливает его в коридоре, пока остальные галдят в комнате. — Выскажешь претензии. Глядишь, крепче спать потом будешь.

— Да тебе повторять, как горохом об стенку, — обходит его Такеши. — Всё равно делаешь по-своему.

— Я же не помчался в больницу сразу после разговора. Что не так?

— Откуда мне знать, куда ты запропастился? — громко шепчет Такеши. — У тебя язык, что ли, отвалится предупредить?

— А я должен обо всём докладывать? — взвинчивается Хаято. Присылать отчёты за каждый шаг и вдох он не собирается.

— Наверное, стоит начать. Мутишь какие-то дела в одиночку и вешаешь мне лапшу на уши.

— Не параной на ровном месте. — Хаято сам готов послать его к чёрту и обидеться в ответ. Что не сказал, то не сказал, но он не врал.

— Ты сбросил звонок. Что я должен думать?

— Что я занят, дебил?

— Про твою занятость я уже понял, — припечатывает Такеши, собираясь снова его обойти.

Хаято не пропускает.

— Да кто я по-твоему? Лгун? Тупая безмозглая малолетка? Или мазохист? Прямо пойду и сам на операционный стол лягу, пусть на органы разбирают. Так?

— Ну что ты сразу… — Такеши с грустью опускает уголки бровей.

— А как?

Грудь Хаято тяжело вздымается и опадает; еле сдерживается, чтобы не орать.

— Ты… Ты это ты.

Такеши притягивает его к себе и как-то неловко обнимает за плечи. Не как привык — крепко и уверенно, от всей широты души — но Гокудере и так сойдёт.

— Я не считаю тебя таким. — Злость Такеши сдувается как воздушный шарик, оставляя после себя лишь неприятный запах резины на пальцах и желание отплеваться, спрятать растянутый клочок подальше — мол, не он раздувал. Такеши наклоняется ниже. Неуверенной рукой гладит чужие лопатки.

— Тогда верь мне чуточку больше, — с облегчением выдыхает Хаято.

— Ты понимаешь, как опасно, что о твоей проблеме знают?

— Да пусть знают, я буду в убежище. Там не подкараулят.

Такеши сжимает его сильнее и зажмуривается, словно кто-то вырывает Хаято из рук. Чужое сердце выбивает сумасшедший ритм по рёбрам, бьёт Хаято сквозь слои одежды, и это так приятно и щемяще больно — о нём заботятся. О нём волнуются.

— Я переживаю, — говорит Такеши.

Хаято обнимает его в ответ, зарываясь лицом в ёжик чёрных волос. Он тоже переживает. А Такеши ещё набрасывается и землю из-под ног выбивает.

Балбес, конечно. Зато высокий, здоровый и сильный; стоит на своих двоих. И Хаято думает: вся эта нервотрёпка с Вендиче, судами и прыжками по мирам того стоит. Как его можно было бросить, беспомощного, в оковах капельниц и плену инвалидной коляски? Если шрамы Такеши — его собственные шрамы. И боль Такеши точно так же принадлежит ему, как и тёплые объятия сейчас.

— В последнее время я стал хуже тебя понимать. Порой вообще не представляю, о чём ты думаешь, что происходит. И что я должен с тобой, таким странным, делать.

— Дурак. Я не делаю ничего странного.

— Не знаю… Но я скучаю, когда ты где-то там. И по нашим ночёвкам, и играм до рассвета, — признаётся Такеши. — Весь год шарахаешься от меня, а я всё не привыкну.

Есть разница между тем, как Хаято отталкивал его в начале знакомства, и тем, как начал это делать после результатов тестов на гендер. Во втором случае намного больнее, с подтекстом «навсегда» и обещанием стать только дальше друг от друга.

— И не хочу привыкать.

Хаято стыдно за то, что он слышит предназначенные другому человеку слова, но Такеши с его собственного языка их срывает.

Тяжело держаться вдали, когда тебя уже прикормили и приласкали. Показали, как может быть иначе. Хаято был бы не против, если бы Хибари покусал его и заразил независимостью и самостоятельностью, потому что Такеши — полная противоположность, приковывающая к себе намертво даже без укусов и меток. И как с ним быть — непонятно.

— Есть альтернативы? — без надежды спрашивает Хаято.

— Есть. Я хочу, чтобы мы не расставались. Ты пах мной, а не Хибари. И касаться тебя хочу столько, сколько оба того пожелаем.

Хаято застывает в его руках. Чувствует, как Такеши и сам резко взмок от волнения.

Слова рассыпаются осколками иероглифов, и Хаято не может собрать их обратно. «Хочу, но увы?»

Коридор начинает плыть перед глазами. Или он имеет в виду?..

— Оу, вот вы где. — Фуута выглядывает из комнаты Тсуны. — А мы уже решили, что вы свинтили домой.

— А, нет… — Хаято сбрасывает с себя наваждение.

— Фу-у-у, Ямамото и Глопудера обнимаются!

— Что б ты сдохла, тупая корова. — Хаято пинком ноги отбуцывает Ламбо обратно в комнату. Злость прекрасно отрезвляет.

— Ну-ну, полегче.

От крика Ламбо простреливает в затылке, и Хаято хочет заткнуть себе уши, а ему — глотку. Мамы дома нет, как и Хару с Киоко, поэтому никто, кроме Тсуны, не пытается его утихомирить. У босса выходит плохо. Реборн ещё и от себя пенделя добавляет, поэтому весь чудотворный эффект от увещеваний Десятого сходит на нет.

— Я тоже с Хару обнимаюсь, а ты — с мамой.

— Мама и Хару не противные, как он. — Ребёнок тычет пальцем в извечного обидчика.

— Сам ты мелкий, противный…

— Гокудера-кун!

— Ладно. — Хаято надувается. — Я пойду, пока этот не заладил по новой. Или я сам его не придушил.

— Я тебя провожу. — Такеши выходит за ним.

На улице Хаято постепенно отходит и вспоминает, на чём их прервали. Такеши идёт рядом. Он всё так же собран — явно хочет продолжить, — и Хаято мечтает провалиться сквозь землю.

Эта ситуация ничем не отличается от той, что была с Хибари. Оба — другие версии, и Хаято не может ничего им ответить, не зная, какие тут отношения и какая у них предыстория. Это должен разруливать другой Гокудера.

Тот, который ходил на свидания с Хибари и оставался у него с ночёвками. Тот, с которым Хибари был убийственно серьёзен, говоря об отношениях, о комнате на базе ДК и прочем.

Хаято следит, чтобы между ним и Такеши оставалось расстояние хотя бы в полшага. Так некстати. Могли бы расчехлиться чуть раньше или позже. А теперь как быть? Тянуть время? И долго получится так делать?

— Ты уже думал об этом. — Такеши не оставляет путей к отступлению. — Конечно, ты думал. Из нас двоих ты делаешь это наперёд.

Хаято не отрицает.

— Я обидел тебя тем, что сразу не предложил, когда мы узнали результаты тестов?

— Что за бред? Ты сам себя слышишь? — До начала течек было время подготовиться. Но странно начать встречаться только из-за одной записи в медкарточке. На такое предложение Хаято, не задумываясь, отказал бы. — А если бы я оказался бетой и скучать по мне не пришлось бы?

Такеши дружбы хватило бы, Хаято уверен.

— Если бы ты всё равно ходил к другому, пришлось бы. — Такеши вспоминает: — У Ханы и Рёхея как раз такая расстановка. Она ничего не меняет.

Неправда. Хаято ждёт, когда покажется его дом, чуть ускоряет шаг.

— За нами никто не гонится. — В первый раз за вечер Такеши позволяет себе улыбку.

Хаято косится на него. За нами — нет. За мной — ты, да. Он представляет, как сейчас вскрикивает «Насилуют!» и откуда-то из-за кустов вылазит Кусакабе с дубинкой наперевес. Решение? Решение.

Хаято фыркает, сдерживая нервный смех.

Такеши расценивает это как добрый знак и сокращает расстояние.

— Хаято.

— Почему именно сейчас? Почему тебя ничего не смущало, когда я ходил на каток с Хибари?