Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

— Что все это значит? — прошептала молодая женщина. — Я думала, эта церемония предназначена для того, чтобы отдать должное коннетаблю д'Арманьяку…

— Точно так! — спокойно ответил Сен-Симон. — Он там, внутри.

— Внутри чего?

— Навоза, черт побери! Именно туда его выбросили добрые парижане после того, как убили в 1418 году и отдали себя герцогу Бургундскому. У него из спины вырезали огромный ремень кожи, потом убили и бросили в эту дыру с навозом. Правда, не его одного: с ним вместе должен находиться тогдашний канцлер Франции мессир Анри де Марль с сыном, епископом Кутанса, потом еще два именитых горожанина: мэтр Жак Пари и мэтр Раймон де ля Герр! Монсеньор де Ришмон отдал приказ вытащить его из этой кучи и похоронить как подобает. Само собой разумеется, бургундцы согласны. Вы видите рядом с коннетаблем мессира Жана Виллье де Лилль Адана, который первым водрузил французское знамя на воротах Сен-Жак. Он раскаивается, так как после взятия Парижа именно он довел монсеньера Арманьяка до того плачевного состояния, в котором мы его скоро увидим. Но, — добавил он с внезапным беспокойством, — может быть, этот спектакль не для дамы?

— Я не столь чувствительна, — ответила Катрин, И не покину этого места, не подойдя к коннетаблю. К тому здесь есть и другие дамы, — добавила она упрямо. — Вон та дама в траурной вуали — кто она?

— Это госпожа де Марель, вдова канцлера и мать епископа. Испытание — тяжелое для ее сердца, но она пожелала присутствовать.

Катрин бросила на нее полный сострадания взгляд. Она вспомнила, как еще в Дижоне ей рассказывали о тех ужасах, которые происходили в Париже, когда бургильоны снова отняли город у арманьяков. Она также вспомнила, как видела привязанную на знамени графа Жана IV д'Арманьяка, сына растерзанного коннетабля и брата Бернара Младшего — кожу, содранную со спины его отца, которую доставили ему бургильоны.

Но она быстро забыла эти рассказы и вот теперь оказалась лицом к лицу с жестокостью гражданской войны, омрачившей ее детство, войны, чья разрушительная сила была усугублена войной с иностранным государством, из-за которой королевство находилось на волосок от гибели.

Все было бессмысленно — пролитая кровь, страдания, поскольку после стольких лет таких ужасных потрясений человек, отдавший приказ к бойне, мог в этот час спокойно смотреть, как вытаскивают из кучи навоза трупы людей, которых он приказал туда бросить.

Почти сто лет войны, братоубийственных сражений, убийств, засад, стыда, славы и нищеты, смешавшихся в единое целое, чтобы прийти к такому концу! И для того, чтобы вывести на путь спасения разоренную, голодную и почти умирающую страну, понадобился еще горящий жертвенник Kaнны, ужасающий, но торжествующий огонь руанского костра…

Солдаты ворошили вилами кучу. Несмотря на свежий ветер, который трепал шелк знамен и белые волосы епископа, вонь становилась чудовищной. Она накатывала тошнотворными волнами. Искать останки приходилось на глубине, так как за восемнадцать лет яма для навоза успела превратиться в гору.

Длилось это долго. Когда наконец был освобожден первый скелет, из карманов показалось множество платков и нюхательных мешочков.

Катрин по примеру многих прикрыла нос платком, но маленького батистового квадратика, сохранившего только слабые следы вербены, скоро оказалось недостаточно, и молодая женщина почувствовала, что бледнеет. Сен-Симон был прав: это зрелище не годилось не только для женщин, но само по себе было невыносимым.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть страшных человеческих останков, которые два монаха заворачивали в белый шелковый саван, чтобы положить в один из гробов, потом снова их открыла, инстинктивно ища глазами выход.. Он внезапно почувствовала себя слабой и захотела уйти, иначе в скором времени могла стать посмешищем, потеряв сознание посреди всех этих людей и на глазах женщины, прямо стоявшей под своим черным покрывалом и казавшейся бесчувственной.

Чувствуя, что задыхается, Катрин снова откинула капюшон, освободила голову и нетвердой рукой вытерла лоб. Ее взгляд встретил другой, полный радости и удивления взгляд человека в доспехах, который с каской под рукой стоял в нескольких шагах от коннетабля, человека, чье имя она чуть было не выкрикнула.

» Тристан! Тристан л'Эрмит…«

Она не сразу его узнала. Он прибыл не с процессией, а немного позже, и она едва успела заметить высокую фигуру, медленно прогуливающуюся между рядами с видом наблюдателя.

Никогда до этого времени она не видела Тристана в полном вооружении. К тому же его светлые волосы, которые были достаточно длинными во время их последней встречи, теперь были подстрижены очень коротко, в форме небольшого круглого венчика, как того требовал рыцарский шлем.

Он тоже только что понял, кто этот худой, одетый в черное дворянин, стоявший рядом с Сен-Симоном. Врезаясь в толпу, Тристан направился к выходу со двора, делая знак Катрин следовать за ним.

Не без труда и благодаря помощи лейтенанта, которому она быстро все объяснила, Катрин пробилась к выходу, нашла Тристана в уголке, образованном одним из контрфорсов церкви, и не колеблясь бросилась к нему на шею.

— Вы именно тот, кого мне так надо было увидеть! Тристан! Мой дорогой Тристан! Какая радость вас видеть!

Он влепил ей два звучных поцелуя в обе щеки, потом, отодвинув от себя, подержал на расстоянии, чтобы лучше видеть.

— Это мне следовало так сказать! Хотя я и не должен так удивляться. Я слишком давно вас знаю и мог предположить, что вы примчитесь из глубины вашей Оверни, как только узнаете новость. Не понимаю только, как это вам удалось так быстро добраться? Кто, черт возьми, вам сообщить? Ксантрай?

Она посмотрела на него с беспокойством. Улыбка, освещавшая тяжелые черты всегда невозмутимого фламандца, много оживляла его лицо, но не задевала глаз, которые были настолько бледно-голубого цвета, что казались ледяными. Они таили суровость, какой Катрин в них никогда те не видела, по крайней мере, по отношению к себе. К ней тут же вернулась тревога: что мог такого сделать Арно, о чем ее должны были предупредить?

— Я только минуту назад узнала об аресте мужа! И я все еще не знаю за что…

— В таком случае, почему вы здесь?

— Чтобы просить о помощи. Мой город осажден грабителями, Беро д'Апшье и его сыновьями. Они претендуют на наши земли, наших людей, наше имущество и даже на нашу жизнь, так как Апшье послали сюда их бастарда, чтобы он втерся в доверие к Арно и мог его спокойно убить.

Улыбка исчезла с лица Тристана, но в его взгляде горел гнев.

— Апшье! Еще одно племя благородных бандитов! Я уже слышал о них. Я