Неизведанные земли - Нил Шустерман

Конечно же, Элли было приятно поговорить с мамой, и даже ее негативная реакция на попытку вступить в контакт не омрачала радости от встречи. Еще бы, думала Элли, а как я сама отреагировала бы на месте мамы? Как можно поверить словам какой-то странной женщины, которая к тому же обманула тебя, дав о себе неверные сведения? И такой вот человек приходит к тебе и начинает делиться секретами, которые не могли быть известны никому, кроме дочери. Любой бы испугался, окажись он на месте мамы!

Элли все понимала, но легче от этого не становилось. Ей было так тяжело, что она едва помнила о том, что чуть было не убила женщину-кошку, у которой одолжила тело. Ей было не до того, мысленно она была дома, рядом с мамой и отцом. Кстати, отца она так и не увидела. Она чувствовала непреодолимое желание снова побывать дома. Однажды побывав в чужом теле, хочется переживать этот опыт снова и снова. С домом то же самое. Элли понимала, что не стоит возвращаться туда, но сердце кричало: домой, домой! Ей мало было видеть родителей, Элли хотела вступить с ними в контакт. Она понимала, что напрасно пошла туда, но было уже поздно — она открыла ящик Пандоры, и закрыть его было не в ее силах. Она могла только лечь в этот ящик, как в гроб, и надвинуть крышку.

Глава двадцать седьмая

Завтрак с родителями

В ту ночь Элли пребывала в таком отчаянии, которого ей еще не приходилось переживать за весь период призрачного существования в Стране. Она забралась в тело семилетнего мальчика, так как единственным, по ее мнению, способом попасть в дом было вселиться в тело кого-то очень маленького, чтобы пробраться внутрь сквозь окно второго этажа. Она не знала, что будет делать, когда попадет в дом, но ей до смерти хотелось там оказаться. Элли знала, что, если понадобится, будет делать это снова и снова, пока родители не поймут, что она здесь и не собирается в ближайшее время никуда уходить.

Возле дома росло дерево, а на втором этаже было открытое окно. Родители всегда держали окна открытыми, чтобы не страдать от духоты жаркими летними ночами. Возле дома рос дуб — большое дерево с крепкими изогнутыми толстыми ветвями, с корой, изборожденной трещинами и покрытой крупными шишками. Дерево было из тех, на которые легко взобраться. Ветка, расположенная напротив открытого окна, была не слишком толстой, но Элли видела, что ребенок, вес которого не превышал двадцати пяти килограммов, вряд ли мог его сломать.

Она отправилась в незаконное турне по окрестным домам и, потратив немного времени на поиски, обнаружила подходящего мальчика. Ей не пришлось усыплять его сознание, потому что мальчуган уже спал так крепко, как могут спать только маленькие дети. Она легко овладела телом, сунула ноги в кроссовки на липучках, украшенные изображением Человека-паука, неслышно спустилась по лестнице и вышла на улицу.

На дворе стояла ночь, а в небе сиял серебряный месяц, похожий на лезвие ятагана, рассекающее пролетающие мимо редкие облака. На улице никого не было, и в окнах родительского дома не горел свет. Элли обнаружила, что мальчик, вероятно, и сам был не прочь полазать по деревьям. Она поняла это сразу, стоило ей коснуться ствола. Ей ничего не оставалось, кроме как довериться мышечной памяти малыша, и вскоре она уже висела на нужной ветке. Элли протянула руку и уцепилась за карниз. Но в момент, когда она уже была наполовину в доме, ветка сломалась.

Элли уцепилась за карниз, а ноги, лишившись опоры, с громким стуком ударились о стену. Если бы Элли была в своем теле, она ни за что не смогла бы удержаться, но дети есть дети, недаром они порой забираются в самые труднодоступные места. Дело в том, что их тела весят очень мало. Элли подтянулась и, держась одной рукой, стала царапать второй противомоскитную сетку. Вскоре ей удалось оторвать ее, и она упала на землю. Элли перебросила ногу через проем, сделала еще одно решающее усилие и оказалась в спальне.

Теперь в коридоре горел свет, он пробивался сквозь щель под дверью. Судя по звуку шагов, к двери спальни кто-то поспешно приближался. Дверь еще не успела открыться, а Элли уже была под кроватью. С этой позиции она могла разглядеть пару босых ног стоявшего в комнате человека. Это были мужские ноги, принадлежавшие отцу. Он щелкнул выключателем, и комнату залил яркий свет. Элли постаралась забиться как можно глубже под кровать. Она буквально задыхалась от страха и чувствовала, что вены вот-вот лопнут от бурлящего в них адреналина. Элли постаралась дышать как можно тише и наблюдала за тем, как ноги отца перемещаются от кровати к окну и обратно. Элли чувствовала, как колотится сердце мальчика. Глаза тоже пульсировали, из-за чего зрение постоянно мутилось.

— Что это было? — спросила мама, стоявшая, по всей видимости, у порога.

— Ничего, — ответил отец. — Ветка сломалась и выбила противомоскитную сетку из окна. Больше ничего.

— Я же просила тебя закрепить ее, — напомнила мама. — Ты уверен, что больше ничего не произошло?

— Иди посмотри сама.

Элли услышала шаги мамы. Она подошла к окну. Раздался характерный звук: мама закрыла окно.

— Прости, — сказала она отцу. — Я слегка нервничаю после визита этой странной женщины.

— Да уж, сумасшедших здесь хватает. Знаешь, я подумываю установить сигнализацию. Думаю, с ней ты почувствуешь себя в большей безопасности.

Папа и мама вышли из комнаты, выключили свет и закрыли дверь. Через несколько секунд Элли услышала скрип пружин — родители легли в кровать. Десять минут Элли провела без движения, опасаясь, как бы они не вернулись. Наконец, решившись, она выбралась из-под кровати и огляделась. Света было мало — сквозь занавески пробивались лишь тусклые лучи стоящего в отдалении уличного фонаря. Все в спальне было серым или черным. Но даже несмотря на это, Элли узнала комнату.

Это была ее спальня.

Вернее, это была ее комната, воссозданная в Мемфисе. Она пряталась под своей собственной кроватью, накрытой знакомым покрывалом. У кровати стоял письменный стол, за которым она когда-то делала уроки, а на стенах висели постеры с изображениями групп, которые она слушала три года назад. Комната напоминала музей или плод ее воображения. Зачем родители ее воссоздали? Ладно бы еще сохранять обстановку в старом доме, но перевозить ее в новый? Элли была в недоумении.

Она протянула руку и взяла плюшевого медвежонка, сидевшего на полке. Элли любила мягкие игрушки, хотя предпочитала никому в этом не признаваться. Конечно же, она не была из той породы девочек, которые, пожалуй, и сами были бы не прочь прожить жизнь, превратившись для кого-нибудь в мягкую игрушку, поэтому Элли все время придавала своим «питомцам» какие-нибудь забавные черты. К примеру, медвежонка, которого она держала в руках, звали Винни-Панком. На лапах у него были нарисованные фломастером татуировки, а в брови красовалась большая булавка. Медвежонок, как показалось сначала Элли, странным образом вырос, но потом она сообразила, что дело тут в том, что она находилась в теле маленького мальчика.

Элли прижала медвежонка к груди и почувствовала необыкновенный прилив чувств. Она отнесла это на счет психологии малыша, полученной вместе с телом — ведь дети готовы разразиться потоками слез в любую минуту. Но обманывать саму себя было трудно. Она села на пол и тихонько расплакалась.

Зачем она вернулась? Неужели действительно надеялась явиться к родителям в обличье ребенка и поговорить с ними? Она понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет, но вместе с тем уже планировала, как вернется на следующий день, быть может, в теле продавца систем безопасности и сигнализаций для дома. И во что тогда превратится ее жизнь? Она так и будет возвращаться сюда, день за днем, раз за разом, меняя тела, прикидываясь всякий раз новым человеком? Просто ради того, чтобы быть рядом с родителями?

Она прилегла на постель, свернулась клубочком и обняла медвежонка, напоминавшего ей о жизни, которую она потеряла. Элли лежала, прижимая к себе игрушку, и не заметила, как мысли стали путаться, а потом неожиданно уснула крепким сном.

Проснулась Элли в семь часов сорок пять минут.

К сожалению, мальчик, в теле которого она находилась, проснулся на четыре минуты раньше. Элли с ужасом убедилась, что за такой короткий промежуток времени может произойти очень многое.

— Все хорошо, не волнуйся. Все будет хорошо. Я отнесу тебя домой.

Это был голос мамы. Она держала мальчика на руках. Мамины руки дрожали. Элли было трудно дышать, глаза застилала пелена, грудь судорожно вздымалась, из нее доносились звуки безудержных рыданий. Мальчик плакал так сильно, что даже руки и ноги тряслись. Элли было трудно что-то понять. Что случилось? Где она? Кто она, наконец?

— Я хочу домой, — донесся до сознания Элли голос мальчика.

Бедняга говорил в нос, продолжая рыдать, и вышло что-то вроде: «Я хочу добой». Элли с ужасом сообразила, что фраза донеслась из ее собственных уст. Вдруг картина прояснилась: она вспомнила, что находится в теле мальчика, а дело происходит в доме родителей, точнее, в ее старой спальне. Мама держала ее на руках, а отец стоял рядом с телефонной трубкой в руке.