Принцесса викингов - Симона Вилар

Получив эти сведения, Эврар решил оставить службу у Роберта. Он уже начал тосковать по своим мансам в Лотарингии, да и зачем его господину эта шлюха северян? Он оказался прав. Герцога Ренье больше не занимал вопрос о браке с рыжей Эммой, ибо он был целиком поглощен борьбой с собственным сыном Гизельбертом, который водил дружбу с германцами, не желая признавать власти Каролингов, которой так или иначе был привержен его отец. К тому же Ренье пришлось отражать нашествие кочевых племен венгров, которые явились с востока и представляли собой опасность не меньшую, чем норманны на севере. В довершение всего германский император Людовик Дитя, опасаясь, что может окончательно утратить лотарингские земли, вверил их Франконскому дому, и граф Гебгард начал не на шутку вмешиваться в дела Ренье. Таким образом, когда мелит Эврар прибыл ко двору Ренье Длинная Шея, тот был рад ему и осыпал милостями, поскольку крайне нуждался в каждом искусном воине. О невыполненном поручении и речи не было. Ныне же Ренье прибыл к Карлу просить подмоги для борьбы как с графом Гебгардом, так и с дикими венграми. Но Каролинг, как обычно, медлил и оттягивал решение, хотя Ренье все же надеялся на успех, после того как Карл вдруг не на шутку увлекся одним из его палатинов — кудрявым и румяным, как девица, юношей Аганоном. Герцог удивил Эврара, заявив, что намерен использовать Аганона и для того, чтобы с его помощью вновь попытаться добиться руки единственной дочери Карла принцессы Гизеллы.

Этот разговор состоялся не далее как вчера, и хотя Эврар согласился с господином, в душе он весьма сомневался в успехе подобного сватовства. Гизелла была рождена вне брака, еще до того, как Карл начал отдавать предпочтение рослым воинам. Принцесса была его любимицей и, в сущности, единственной прямой наследницей Каролингов. Франкские вельможи никогда не позволят Карлу отдать дочь чужаку Ренье, вручив тем самым ему наследственные права на трон Карла Великого. И хотя в древнем своде законов, Салической Правде, провозглашалось, что женщина не может наследовать земельное владение, еще неизвестно, как повернется дело, когда речь пойдет о наследовании престола…

Эврар одобрительно кивал, слушая горячие речи слегка захмелевшего Ги и разглядывая следы ожогов на руке, в которой когда-то держал раскаленное железо, чтобы доказать Фульку Рыжему, что сделал все возможное, чтобы юноша не погиб. И вместе с тем он был готов зарубить его, а затем они вместе уходили от норманнов… Шрам занимал почти всю ладонь и долго причинял мучительную боль. И вот Ги ест его мясо, пьет вино и откровенен с ним, как не бывал и с Фульком Рыжим.

— Помнишь ли, в Париже, когда я решил стать воином, ты заставлял меня ночи напролет выстаивать с луком в вытянутой руке? — то и дело прикладываясь к ковшу, говорил Ги. — Зато рука с тех пор стала крепкой и мои стрелы редко пролетают мимо цели. А деревянный вращающийся идол, у которого в одной руке был молот, а в другой — дубинка? Ох, и досталось мне от него, пока я не научился уворачиваться даже с закрытыми глазами, чуя удар по движению воздуха! Я был весь в ссадинах и кровоподтеках, но ты оставался неумолим. Наука пошла мне впрок, и теперь я стал одним из лучших воинов Роберта. Да, да, это так. Когда ты покинул Париж, мелит, мне не хватало тебя. Я хотел стать таким же, как ты, чтобы вызвать на поединок и сразить самого Ролло. Да простит меня Господь, но в моей душе нет милосердия к этому варвару, ибо никого и никогда я так не ненавидел, как этого язычника и поганого пса. Знаешь ли, что он задумал, Эврар? О нет, ты и вообразить себе этого не можешь! Они вознамерились отдать ему мою невесту!

— Рыжую Эмму? — приподнял брови Эврар. — Но разве она и без того не принадлежит ему?

Ги мотал головой и вновь прикладывался к ковшу. Вино темными струями стекало ему на грудь. Вытерев тыльной стороной ладони подбородок, юноша неподвижно глядел в огонь. Эврар не торопил его, обгладывая каплунью ножку.

— Ты ни о чем не ведаешь, Эврар. Эмма принадлежит одному мне. Я видел ее совсем недавно… Она все так же хороша и свежа, как в праздник мая в аббатстве Святого Гилария, или еще краше. И она любит меня, она осмелилась вступить в спор с самим Ролло ради того, чтобы поговорить со мной. О нет, клянусь истинным Богом, я не позволю им распоряжаться ее судьбой. Мы помолвлены, и наши судьбы соединены навек.

Как и прежде, мальчишку ничто не занимало, кроме рыжеволосой дочери Эда.

— Зачем ты прибыл в Лаон? — спросил наконец Эврар. Ги глядел на него, морща лоб и явно с трудом соображая.

— У тебя хорошее вино, мелит. Ты многого добился, покинув Роберта… И это разумный шаг, клянусь верой, Роберт не тот властитель, которому стоит служить. Он готов отдать свою племянницу в лапы вурдалака из Нормандии. Но и он не имеет на нее всех прав, ибо Карл Каролинг также ее родич, верно? Эврар, помоги мне! Мне необходимо побеседовать с королем!

Мелит подбросил в очаг новое полено, пошевелил уголья.

— Ты надумал поменять службу у Робертина на должность вавассора Каролинга?

— Да я готов служить самому нечистому, лишь бы мне помогли отнять Эмму у язычника!

— Зачем она тебе теперь, после всего, что с нею сотворили норманны?

— Я люблю ее!

Этого Эврар не мог уразуметь. Несомненно, иной раз люди привязываются друг к другу, но чаще это происходит, когда они прожили достаточно долго под одной крышей, вели хозяйство, имели общих детей. Правда, в молодости — а Ги был молод — людей разного пола тянет друг к другу, но если судьба располагает иначе, не следует с ней спорить. В жизни множество вещей куда более важных, чем чувства, — богатство, слава, наконец, власть. Поистине этот юноша глуп. Лучше бы он, право, подался в монахи. К тому же Эврар вовсе не был уверен, что рыжая не по доброй воле сбежала с норманном. Уж слишком легко удался побег язычника. Мальчишка упустил возможность задрать подол шалой девке, а теперь льет хмельные слезы. Фульк Анжуйский вполне мог бы подыскать для сына красавицу, не столь подпорченную норманнами. Даже его господин Ренье утратил всякий интерес к Эмме, когда Эврар поведал ему, где она теперь находится. Эврар даже пожалел, что потратил столько времени, слушая излияния Ги. Однако юноша продолжал:

— И вот теперь, когда Роберт расторг нашу помолвку, кто, если не ее другой дядя, король и сюзерен герцога Роберта, может воспротивиться тому, что Эмму по брачному договору отдадут Роллону?.. Призываю Бога в свидетели, я готов сделать все, чтобы помешать этому противоестественному союзу язычника и христианки.

И я умоляю тебя, Эврар: помоги мне, ведь для тебя не составляет труда похлопотать за меня…

Хотя речь юноши то и дело прерывалась рыданиями, Эврар теперь слушал его внимательно. То обстоятельство, что Эмма может стать связующим звеном между герцогом Нейстрийским и норманнами, словно открыло ему глаза. Вот она — королевская кровь! Эта девочка и в самом деле многого стоит в подобной сделке. Хитер же Роберт! Недурно придумано — превратить свирепого язычника в цепного пса. Если он добьется этого, то и представить трудно, как возрастет его вес в землях франков. Тогда и самому Карлу впору снимать перед ним шляпу.