Принцесса викингов - Симона Вилар

Сдвинув брови, Ги отыскал взглядом плащ герцога Роберта, светлевший в сгущающихся сумерках в голове отряда. Этот человек, которому он служил столь верно, сегодня предал его, а значит, у Ги есть теперь право поступить так же. Он вдруг почувствовал, что ненавидит герцога, но теперь он знал, как действовать. Недаром он целый год прослужил у Роберта и писцом, и конюшим, и посланником. Ему ведомо то, что Роберт скрывает ото всех: кто такая на самом деле Эмма из Байе, ибо не один герцог имеет право крови на эту девушку, плод союза Робертинов и Каролингов. Есть еще и венценосец Карл, прозванный Простоватым, брат матери Эммы — Теодоры.

Ги сцепил зубы. План сложился окончательно. Выждав, пока отряд минует глубокую тень франкской дозорной башни, он свернул на проселочную дорогу и затерялся в сгущающемся сумраке.

ГЛАВА 5

Дорога к старой столице Каролингов Лаону — древнему кельтскому Лаудунуму — являла собой картину упадка всей каролингской эпохи. Разрушенная дождевыми потоками и зимними стужами, она не чинилась со времен Карла Великого, и местами известняковые плиты поглотила болотистая почва. Если бы не старые, еще римские, подорожные камни, ничто бы не напоминало о том, что некогда здесь пролегал один из наиболее оживленных путей. Зато добротные усадьбы вавассоров Каролингов с частоколами, рвами и бревенчатыми вышками попадались через каждые пару лье. Когда-то их владельцам вменялось в обязанность следить за состоянием тракта, но по мере того, как пожалованные за службу бенефиции превращались в наследственные аллоды, они стали считать проходящий через их земли участок дороги своей собственностью. Это повлекло глубокие изменения, поскольку принято было считать все упавшее на ухабах с повозок собственностью землевладельца, а уж если колесо соскакивало с оси и повозка касалась земли, то и сама она, и поклажа тотчас переходили в пользование алчных придорожных феодалов. Помимо этого, новые владельцы земель требовали, чтобы каждый из проезжающих уплатил пошлину за право пользования их участком дороги. Оттого-то, когда Ги, наконец, увидел издали стены Лаона, кошелек его совсем отощал, , и он неоднократно пожалел, что, поддавшись порыву, отправился в путь налегке.

День занимался хмурый и дождливый, очертания города терялись в водянистой дымке. Дорога, минуя полегшее от дождей поле ржи, сворачивала к бревенчатым городским стенам, над которыми на высоких шестах с перекладинами, издали напоминавшими кресты, темнели отрубленные головы — знак королевского правосудия, а равно и отголосок кельтских времен, когда забальзамированная голова считалась первостепенным боевым трофеем и зачастую служила украшением жилищ воинов.

Когда Ги миновал по подъемному мосту ров и въехал в распахнутые ворота, его тотчас окружили знакомые запахи: дым очагов, смрад навозных куч, ароматы стряпни, смешанные с испарениями толпы. Теснота за городскими стенами была невероятная — хотя Лаон не имел надежных каменных стен, как соборный Тур или Париж, мало кто рисковал селиться за пределами городских укреплений. Каждая пядь земли была занята: не часовней — так лотком с товарами, не лачугой — так бочкой с водой. Улочки были узки, не шире, чем для одной повозки, а некоторые представляли собой сумрачные щели, где и двоим пешим тяжело было разминуться. Дома стояли, вплотную прижавшись друг к другу, как озябшие нищие. Каменными были только храмовые постройки, остальные же строения сооружались из глины пополам с соломой и щебнем, укрепленной брусьями и обломками досок. Лестницы располагались снаружи, а верхние этажи выступали на добрый локоть над первыми, ибо строители норовили хотя бы там захватить место, которое отнимала у них мостовая. Ехавшему верхом Ги поминутно приходилось склонять голову, чтобы не задеть за один из подобных выступов. Конь ступал медленно, испуганно фыркая и кося глазом на шумную уличную толчею. То и дело раздавались крики зазывал, лаяли псы, бранились торговки, ревел осел, пели петухи в закутках под лестницами. Копыта коня по бабки увязали в зловонной грязи. Всаднику приходилось часто останавливаться и прижиматься к стене, когда дорогу загораживала повозка, запряженная медлительными волами, или пышные носилки королевского сановника. Однако чаще дорогу уступали именно ему, ибо воин, имеющий коня и кольчугу, повсеместно считался господином. Ему униженно кланялись, нищие тянули черные ладони, клянча милостыню, уличные девки зазывно улыбались и окликали его, суля все услады рая, а хозяева постоялых дворов приглашали завернуть к ним, предлагая мягкий тюфяк и сытную трапезу. Ги, однако, не обращал на них никакого внимания. Во-первых, У него было неотложное дело к королю, а во-вторых, у него почти не было денег. В том, что без денег в королевском городе трудно чего-либо достичь, он убедился, когда, миновав рыночную площадь у дворцовой ограды, оказался перед аркой ворот и выложил денарий только за разрешение проникнуть на территорию дворца.

Здесь текла совсем иная жизнь — ни беспорядочной толчеи, ни шума. Обширный восьмиугольный двор был вымощен квадратными плитами, частью раскрошившимися от времени, но без следов городского мусора. В центре располагался круглый бассейн фонтана с каменным изваянием. Постройки все разраставшегося дворца представляли собой причудливую смесь — крытые черепицей переходы, высокие террасы на могучих опорах, украшенные каменной резьбой фасады с полукруглыми окнами с архивольтами, кованые флюгеры на шпилях. Этот городок в городе обрамляли небольшие сады, колоннады клуатррв, сторожевые башни и караульные помещения, вытесняя за пределы дворца подсобные помещения, хлева, колодцы, кухни и казармы стражи. И вместе с тем, несмотря на то что на галереях там и сям виднелись силуэты нарядных придворных в шелках и повсюду царила деловитая суета слуг, во всем проступали упадок и запустение. Резные спирали и каннелюры массивных колонн главной галереи, некогда позолоченные, облупились, вместо росписи в простенках остались пятна рыжей охры, сквозь плиты пробивались кустики травы, в бассейне вместо воды — мусор.

Широкие полукруглые ступени, ведущие к высокому крыльцу, стерлись и растрескались, однако пятеро дюжих молодцов, что несли здесь службу, держались с таким достоинством и были столь великолепны, что Ги невольно оробел. Тускло мерцали их огромные каплевидные щиты, алые, с эмблемой единорога посередине и с окованными бронзой краями. Панцири из цельного металла с застежками на боках, длинные туники и башмаки со стальными поножами, как у римлян, — все сияло. Каждый держал длинное копье, их головы венчали каски с опущенными полями, расходящимися ото лба и прикрывающими уши, с высокими гребнями, выкрашенными в алый цвет. Даже дождь не лишил блеска их облачение.