Русская поэзия Китая: Антология - Николай Алл

РОССИЯ

Яд ностальгии вновь, как много лет назад,Овладевает мной: я зол и резок в споре,Насмешлив, суховат, язвителен в укоре,И в мыслях у меня сомненье и разлад.

Встают сквозь мутный бред властней во много кратРоссия Белого — пылающее море,Россия Тютчева — смирение и горе,Россия Гоголя — смятение и ад.

Кто перечислит мне все эти отраженья?Напрасно силится найти воображеньеВ мельканьи призраков свет вечного лица.

Но отгоняю прочь приниженное чувство.Неоценимый дар — вглядеться до концаВ лик Родины своей через ее искусство.

КОЛОКОЛ

Прозрачный колокол из крепкого стекла,Во тьму опущенный — холодную, морскую…Над ним заботливо пучина залегла:Я в нем живу, работаю, тоскую —И келья мне подводная мила.

В луче прожектора резвятся вереницыРыб экзотических, а водорослей сетьЛегла решеткою загадочной темницыНа стекла, прочно вправленные в медь,Узорной тенью пала на страницы…

Знак обреченности? Но я ведь не беглец,И одиночеству не угрожают звезды, —Что им бездонная тоска пустых сердец?Но кто-то медленно выкачивает воздухИз колокола — близок мой конец…Погибнет мир, который мною создан.

ВЛАДИМИР ПОМЕРАНЦЕВ

СИРЕНА

Бледен был солнца восход.Холоден мертвый рот.И волны ласкали прохладное тело.

Сирена из пены смотрела и пелаО розовых лунах в прозрачной воде,О плясках веселых чешуйчатых дев,О черных килях горделивых фрегатов,О смуглых, задумчивых, мертвых пиратах,Лежащих на дне среди веток коралла…

Волна прибегала, волна убегала,Целуя хвостатого тела извивы.И плачет сирена: как люди красивы,Зачем же всегда они так молчаливы?

Но бледен был солнца восход,Холодным был мертвый рот.

«В желтом пламени песков…»

В желтом пламени песков,В голубых зыбях морейСкрыто в темноте вековСердце памяти моей.

Ненависть родней любви,Чаще роз растут шипы.Ночи в пытках, дни в крови,И огонь костров шипит.

Пламя лижет мрамор тел,Дымом вьется в волосах.Чей-то голос сладко пел,В чьих-то радостных глазахЗасверкавшая слеза.Чей-то вздох, что улетелВ облачные небеса.

Призраки забытых сновКрыльями шуршат над Ней,В желтом пламени песков,В голубых зыбях морей.

ТАЙГА

Скала, поднявшаяся над просторомТайги зеленой, сумрачных долин,Коней небесных голубых равнинЗа гривы облаков в движеньи скором —

Не удержать влюбленным в солнце взором.Лишь кедр — угрюмый старый исполин,Откинув пряди вековых седин,Любуется их сумасшедшим хором.

И нежатся на скалах теплых тигры,В свои таежные играя игры,Изюбри настороженные бродят,

Девичьими глазами смотрят козы.Но иногда здесь пули цель находят,И кровь в траве цветет роскошной розой.

ДЫМ

Клубятся космами седыми,Лохматой сизой бахромойБезгласые, глухие дымыЗа исчезающей кормой.

За облаком закатно-алымИзгибами драконьих лапПолзет движением усталымПросвечивающая мгла.

Слабеет, исчезает в небе,Лишь облака и волн раскат…И кажется, вся жизнь, как небыль,Как дым, растаявший в закат.

КАРУСЕЛЬ

Ноет шарманка и дети визжатВ воздух взмывают роскошные кони.У балагана подпорки дрожат,Цепи скрипят от веселой погони.

Взрослые тоже несут пятакиВ круг увлекающих пестрых качелей,И, разгоняясь, летят седокиЗа полосатый брезент карусели.

Шумной, хохочущей, шалой гурьбойНосятся — только не долго гулянка!«Крутится, вертится шар голубой», —Смехом сквозь слезы взывает шарманка.

АНГЕЛЫ

Ничего не осталось. Но в дали,В неизвестность и тьму, но впередТемный ангел последней печалиУстремляет свой острый полет.

И над временем в сумрак лиловый —Пусть венчают страданье венцом —Поднимается тенью суровойЧеловек с полумертвым лицом.

ЕЛИЗАВЕТА РАЧИНСКАЯ

ВЕСЕННИЕ ТРИОЛЕТЫ

Сад в цвете яблонь, в белой пене,И дверь раскрыта на балкон.«Сойди», — зовут меня ступени…Сад в цвете яблонь, в белой пене,Восторг душистых снов сирениИ первый царственный пион.Сад в цвете яблонь, в белой пене,И дверь раскрыта на балкон.

О чаша солнечной эмали,Ты до краев полна хмельным.Судьбой начертаны скрижали…О чаша солнечной эмали,Я разобью тебя сама ли,Прильну ль к тебе, отдам другим.О чаша солнечной эмали,Ты до краев полна хмельным.

Смотреть на буйный сад весеннийИ медлить, медлить, не входить…Боится сердце совершений.Смотреть на буйный сад весеннийПить гамму красок, ощущений.Сплетать в одно двойную нить.Смотреть на буйный сад весеннийИ медлить, медлить, не входить.

ПОДРАЖАНИЕ КОРАНУ

Дыханье жгучее обманных снов пустыни,Но путник сладостной надеждою влеком:Спасение дает издревле и донынеИз камня сложенный прохладный водоем.

Для всех прозрачных струй доступна благостыня.Создавший спит давно в песках глубоким сном,Но дело рук его, живой любви святыня,Горит сквозь мрак веков немеркнущим огнем.

Сверкающей игрой волшебного обманаВ скитаниях земных встает фата-моргана,Но лишь безумные ее приемлют власть:

Неисчерпаемо, таинственно-глубоко;Колодезь мудрости, учение пророка,И смертным всем дано к воде его припасть.

НА ДОРОГЕ К КЛАДБИЩУ

В вечерних сумерках, когда закат погас,Я долго шла пустынною дорогой.Безмерный вид полей, как будто в первый раз,Мне душу поразил своей печалью строгой.

Как странно обнажен, как скуден их простор,Как, распростершись ниц, земля нага и сира…Не в них ли в этот час, как жалобный укор,Вселяется душа тоскующего мира?

«Жизнь мнится мне неверной и случайной…»

Жизнь мнится мне неверной и случайной,От тени тенью, отраженьем снов,Пустой мечтой, игрой необычайной,Насмешкою неведомых богов.

Все ж смутно жду минуты откровенья.О, дай ответ, единственный, простой!Дозволь постигнуть тайное значеньеИ тайный смысл судьбы моей земной!

Но дни идут — и тяготит молчанье.Все строже взгляд, печальнее лицо.Ненужное, мучительное знанье,Бессильное разъять зловещее кольцо!

ВЕСНА В НОЯБРЕ

В лицо нам ветер бьет упругий и порывный,Рожденный нынче югом на заре…Мне внятен глас его, тревожный и призывный,Будящий Май в железном Ноябре.

Какая острота!.. На грани увяданья,В преддверьи дней томления и мукВдруг уловить весны нежнейшее дыханье,Начала и концы в один сомкнувши круг.

В ЗАКАТНЫЙ ЧАС