Зов Оз-моры - Андрей Хворостов

в избу. Он, словно заворожённый, разглядывая небо. Редко когда увидишь такое изобилие звёзд! Под небесным Коромыслом[1] он рассмотрел туманное пятно, а в Стожарах, помимо шести самых ярких огоньков, различил множество других — тусклых, едва заметных…

— Экий чудной год! — вздохнул он. — Лето тянулось-тянулось-тянулось… а потом сразу морозы начались. Осени будто и не было…

И правда, накануне Михайлова дня[2] ветер принёс такую стужу, какая редко случается и в январе. Замёрзло снежное месиво на дорожках. Даже в валенках было боязно ходить: того гляди поскользнёшься.

Вернувшись в избу, Денис встал перед дальним углом, где в христианских домах висят иконы, и начал тихо шептать: «О Господень Архангел Михаиле, излей миро благостыни на раба твоего Дионисия и рабу твою Варвару…»

— Опять меня Варварой назвал! — недовольно пробурчала жена: она уже не спала, просто нежилась в кершпяле.

— Это христианская молитва, — строго ответил Денис. — Не Пёрышком же мне тебя в ней называть… Толганя.

— Кельме-ате сейчас нужно молиться, а не Архистратигу Михаилу, — бросила Варвара.

— Это ещё зачем?

— Озимые мороз бьёт. Деревня страдает. Надо Кельме-атю угостить, чтоб рожь не погибла. До завтрака кисель квасим.

— Кисель, — хмыкнул Денис. — У нас его варят к поминкам.

— Это у вас, у рузов… а мы им Кельме-атю кормим. Надо квасить, Денясь! Принеси воды. Ты ведь ходишь уже.

Денис вновь накинул тулуп, осторожно дошёл до колодца, всмотрелся в небо на востоке. Над гладью Челновой сияла Волчья звезда. Значит, вот-вот начнётся рассвет…

— Ну, что? — поинтересовалась Варвара, когда Денис вошёл в сени. — Не заболела опять нога?

Он поставил ведро рядом с дверью.

— Нет, но ходить боязно. Заледенел двор, запросто поскользнуться можно. Как же ты пойдёшь к Инжане?

— Сегодня к ней не идти, а завтра видно будет. Говоришь, зачем нужен кисель? Может, Кельме-атя снег опять дарит? Ходить легче, нежели по льду.

— Ты лучше стала говорить по-русски, Толганя! — подлизался к жене Денис.

— А ты не можешь по-мокшански. Лентяй! — ущучила его Варвара.

Она размешала в воде овсяную муку, бросила в него закваску и сухой измельчённый укроп.

— Ну вот! Внеси ведро в клеть, поставь возле печи. Завтра кисель варим. И мы едим, и Мороза кормим.

— А что у нас ныне на завтрак? — полюбопытствовал Денис.

— Калонь коршампяль.

— Из тех окуней, что Офтай позавчера принёс? Не надоела тебе рыбная похлёбка, голубка моя?

— Не коршампяль надоел. Варить надоело! — злобно буркнула Варвара.

— Как бы Инжане опять не пришлось нас мирить…

Инжаня оказалась легка на помине. Как только Денис и Варвара дохлебали остатки окунёвой ухи и начали убирать со стола, явилась нежданная гостья — раскрасневшаяся, в валенках и толстой овчиной шубе, с двумя небольшими прямоугольными свёртками в руках.

— Не ждали? — с порога сказала она. — С праздником, Денясь!

— Вот не думал, что волховка поздравит меня с Собором Архистратига Михаила…

— Что-то ты неприветливый. Опять с Толгой поссорился? Будь теперь с ней помягче. Она ж чреватая. Твоего ребёнка носит…

— Да мы и не ругались вовсе, — вмешалась в их разговор Варвара, которая протирала посуду пучком сухой крапивы.

— Вот и не ссорьтесь, — наставительно сказала Инжаня. — Я твоему мужу кое-что принесла.

Она вручила Денису первый свёрток.

— Ветхий завет? — спросил он.

— Нет, — таинственно ответила Инжаня.

— А что же?

— Посмотри…

Денис нетерпеливо развернул холщовую ткань и поразился увиденному.

— Икона? Ты ж уговариваешь меня отказаться от веры Христовой, и вдруг…

— Я ж тебя не принуждаю отказываться, — сказала Инжаня. — Ты сам должен разобраться, где истина. Молись пока своему Богу… а на этой иконке, видишь, и не Бог вовсе.

— Архангел Михаил… Ты ведь что-то о нём говорила Толге?

— Не я Толге, а отец Афанасий Мине, — поправила его Инжаня. — Архистратига не токмо среди рузов, но и среди мокшет почитают. В Тройцю не верят, а его любят. Благодарят, ведь он лишил Ведь-аву демонского облика.

— Ты сама веришь в это?

— Не верю, вестимо. Ты ж видел Вирь-аву. Помнишь, какая она ростом?

Дениса вспомнил спасшую его лесную русалку.

— Разный у неё рост. То она как человек, то как травинка, а то и как дерево…

— Вот и покумекай. Лесов в наших краях хватает, есть где поместиться громадине высотой с дерево. А вот ни больших рек, ни озёр глубоких у нас нету. Негде развернуться Ведь-аве в обличье чудища! В этом дело, а не в Архистратиге!

— Выходит, в больших озёрах Ведь-ава может и чудищем обернуться? — спросил Денис.

— Отчего ж нет? — усмехнулась Инжаня. — Но чего мы с тобой всё о ней да о ней гутарим? Сегодня не её день, а Михаила архангела. Бери икону. И Ветхий завет тоже возьми. Читай потихоньку, я не тороплю.

Инжаня положила на стол второй свёрток и посмотрела на просыпавшуюся овсяную муку, которую хозяйка дома ещё не успела стряхнуть в ведро.

— Вы, я погляжу, кисель делаете? — поинтересовалась Инжаня. — Хотите Кельме-атю задобрить?

— Перед твоим приходом начала готовить, — ответила Варвара. — Сегодня заквасила. Завтра варю, приправляю мёдом да на порог ставлю, а Денис в печку, — она строго посмотрела на мужа. — В самую глубь.

— И руками, без рогача! — добавила Инжаня. — Иначе Кельме-атя озлится.

— К чему мне в саже пачкаться? — недовольно спросил Денис. — Не верю я в вашего Мороза.

— Веришь не веришь, а влезть придётся. Ты же старше Толги, а в печку кисель всегда ставит старший в семье, — объяснила Инжаня. — Вся деревня завтра Кельме-атю будет угощать, ни одна семья не отлынет! Иначе стужа не ослабнет.

— Ну, и не ослабнет! — с вызовом усмехнулся Денис. — Тогда болота скорее промёрзнут. Руду раньше начнём добывать.

Варвара посмотрела на него с удивлением и раздражением.

— Хочешь, чтоб мороз побил озимую рожь?

— Вовсе нет! — ответил он. — Тоскую я по своему делу, кузня даже по ночам снится.

— Разве так можно, Денясь? — возмутилась Инжаня. — Права твоя жена. Рожь важнее и руды, и крицы. Пусть сначала больше снега выпадет. Тогда мороз не станет страшным озимым.

— Верно! — кивнула Варвара. — За схроном надо бы съездить, пока снег не повалит.

— Помню, вы говорили о схроне. Давно ты его сделала? — поинтересовалась Инжаня.

— В ночь перед Велень озкс. В норе варьдувы. Там две сабли, пищаль, ларец… Я сверху ветки и листья накидала. Хорошо заховала!

— Ценный схрон у Толги, — добавил Денис. — Сабли особенные. Таких нигде нет. Русский выков!

— Не слышала о таком, — хмыкнула Инжаня.

— Отец изобрёл. Хорошо сабелька рубит. Лучше польских!

— Что ж её за образец никто не взял? — язвительно спросила Инжаня. — Если сабля так хороша…

— Не бывает пророка в отечестве своём, — вздохнул Денис. — Привезём — посмотришь. Ежели разбираешься, оценишь. Может, я как раз