Охота за наследством Роузвудов - Маккензи Рид

сейчас далеко-далеко, как будто вспоминает что-то из прошлого. Затем он моргает, и все возвращается на свои места. – Мы должны это сделать. Думаю, я всю жизнь ждал возможности доказать, что я нечто большее, чем самый младший отпрыск моих родителей, который им в тягость. Мои родители просто… Все их ссоры происходят только из-за денег. И я всегда чувствовал, что это моя вина, потому что я был их последним ребенком, которого они никогда не планировали. Я никогда не буду соответствовать сестрам и не стану таким, каким меня хочет видеть отец. Бабушка знала все это и знала, что деньги могут это решить. Ну, скорее всего. – Он замолкает. – Я верю ей. Я чувствую, что мы близко. Мы отыщем их к субботе.

«Я тоже верю бабушке», – хочу сказать я. Но я не уверена, что это до сих пор так.

– Приятного аппетита, – говорит Куинн, когда мы садимся на заднее сиденье фургона. Она машет рукой в сторону кучи пакетов с чипсами и конфетами, как будто они с Калебом смели все самые вредные снеки, которые смогли найти в 7-Eleven. Но я умираю с голоду и открываю пакетик «Читос».

– Неплохо, – бормочет Лео, жуя «Доритос» со вкусом сырных начос.

Крошки прилипли к его губам, и меня вдруг охватывает безумное желание прижать мои губы к его и ощутить их вкус. Что странно, поскольку до этого момента мне никогда не хотелось ни с кем целоваться.

Это чувство пугает. Я засовываю в рот горсть «Читос», чтобы подавить его.

– Я бы написал об этом недурной отзыв в интернете, – продолжает Лео.

– Если пол в твоей спальне равнялся гостинице «Холидэй-инн», то это какой-то дрянной мотель.

– Не просто дрянной, а дряннейший, – поправляет Куинн, вылизывая пластиковый контейнер из-под сливочного десерта языком, поскольку ложек у нас нет.

Даже Калеб коротко смеется. Его настроение явно улучшилось.

Слова, которые мне хотелось сказать всю дорогу до автозаправки, вертятся на языке, просясь наружу. Мне страшно их произносить, но я знаю, что должна это сделать.

– Я хочу, чтобы вы знали – вы все, – что вам необязательно продолжать этим заниматься.

Они перестают жевать и молча пялятся на меня.

– Я знаю, что нам всем нужны деньги и что бабушка выбрала всех нас. Но она моя бабушка. Я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал, особенно если поначалу вы вообще не хотели впутываться в это дело. – Я с ужасом чувствую, как в горле образуется ком. И продолжаю, уставившись в уже опустевший пакетик «Читос»: – Я могу закончить это сама, но я все равно разделю деньги с вами. Если останусь в живых.

Еще каких-то пять дней назад я бы не испытывала к этим троим никаких чувств. Куинн оставалась бы для меня просто девушкой со скейтбордом, с которой я ни разу не перекинулась ни единым словом, Калеб – совершеннейшим незнакомцем, а Лео – человеком, с которым я дала себе слово никогда больше не общаться. Но теперь… теперь они, я думаю, мои друзья. И от мысли о том, что они могут пострадать, мне становится не по себе.

– Все это полная жесть, – продолжаю я, когда никто не произносит в ответ ни слова. Ком в горле здорово мешает говорить. – Сперва я думала, что бабушка сделала это только ради меня. Типа чтобы отвлечь меня от горя. Но теперь это явно перестало быть игрой. – Я невесело смеюсь. Господи, вряд ли когда-либо прежде я чувствовала себя такой уязвимой. – Я не хочу, чтобы вы пострадали. Вы не Роузвуды. У вас есть выбор, есть собственная жизнь, не связанная со всем этим. А у меня такого выбора нет.

Это не совсем так. Я могла бы жить другой жизнью. Это жгучая правда, о которой я все это время молчала и которая касается отъезда матери, но, возможно, сейчас настало время выложить все.

– Это был очень драматичный монолог. – Куинн насмешливо улыбается.

И последний секрет остается при мне. Вероятно, к лучшему.

– Думаю, что выражу наше общее мнение, если скажу, что мы в этом деле заодно. Так что, если тебе хочется сыграть роль мученицы, дав нам возможность выйти из игры, из этого ничего не выйдет.

Я фыркаю, испытывая одновременно досаду и облегчение.

– Я пытаюсь спасти вас.

Куинн лукаво усмехается и играет мускулами.

– Разве я выгляжу так, будто меня нужно спасать?

Лео поднимает хоккейную клюшку.

– И мне это тоже без надобности. Тебе не отделаться от меня, Лили Роуз.

Я подавляю улыбку и поворачиваюсь к Калебу:

– Ты не обязан…

Он вскидывает ладонь.

– Я ценю, что ты предлагаешь мне выйти сухим из воды, – говорит он. – Но я остаюсь с вами. Послушайте, хотя вы и шальные ребята – взять хотя бы то безумие с поездом, – мы прикрываем спины друг друга. Думаю, именно поэтому бабушка Лили и свела нас вместе. Да, нам нужны эти деньги. Но дело не только в этом. – Он делает вдох и смотрит на меня. – Я никогда не рассказывал вам, как познакомился с Айрис. Это произошло прошлым летом, во время моей стажировки в музее. Посетителей было совсем мало, и я сидел в зале, где висят «Три цветка». Она присела рядом со мной. – Его взгляд становится отсутствующим. – Я, разумеется, знал, кто она, и был на нее зол, как будто это она была виновата в том, что моя мать погибла. ДТП, в котором погибла мать, произошло на выезде из Роузтауна, а Роузтаун бы не существовал, если бы не твоя семья. Оттого, что я на кого-то злился, мне становилось легче. Но я злился также и на самого себя.

Мне ужасно жаль его. Я знаю, каково это – хотеть переложить вину за смерть того, кого любишь, на чьи-то плечи, чтобы направить на него ярость. В моем случае я всякий раз винила саму себя.

Калеб вздыхает.

– Когда я был маленьким, мать часто говорила мне: «Будь смелым, Калеб». На детской площадке я не лазал по рукоходу и не прыгал на батуте, потому что боялся что-то повредить. Я отказывался ходить на дни рождения других детей, и поэтому у меня было мало друзей. Я всю жизнь избегал непредсказуемого. Того, что могло причинить боль. И поэтому не подпускал никого слишком близко. В тот день, когда я познакомился с твоей бабушкой, я был зол, потому что сделал то, что и всегда. Я разговорился с парнем, хотел подружиться, а потом пропал с радаров. Я всегда так поступаю. Люди сближаются со мной, а я боюсь ответить им тем же, потому что это кажется слишком рискованным.

– Ах,