Записки эмигрантки - Ника Энкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день, в воскресенье, вместо извинений он, наоборот, стал атаковать меня бесконечными расспросами: а почему Алик звонит тебе так часто, а почему ты не удалила телефон Жени, а кто такой Эдик с нью джерсийским номером и так далее.
–
Джозеф, опомнись, у Алика есть жена! – после испытанного унижения я еще должна была оправдываться.
–
Еще неизвестно, какие отношения у него с этой женой!– ответил он.– Зачем он тебе звонит так часто? – продолжал допытываться он.
–
Он знает, что никого у нас с Даником здесь нет и интересуется, как дела, нужна ли помощь. Кроме всего прочего, наши мобильные телефоны на его имя и у нас взаимные расчеты.
–
Это раз в месяц. А остальные звонки? А может, он специально привез тебя сюда, поселил в тот же билдинг, чтобы ты была под боком? Кто знает? Но правда всплывет! Так и знай! У меня до тебя была русская Ольга – она казалась такой хорошей, а потом я выяснил, что она изменяет мне. Я выследил ее. Я умный!
И он стал рассказывать длинную историю о том, как он выслеживал свою предыдущую герлфренд.
–
Джозеф, ко мне это не имеет никакого отношения. Ты же видишь, что я с тобой и на работе и в выходные, – не смотря на то, что отвращение переполняло меня, я старалась говорить спокойно.
–
Я тебе говорил в самом начале, что я могу быть как очень хорошим, так и очень плохим, – повторился он.– Я очень умный и меня тяжело провести!
«Пошел бы ты куда подальше, умный! – подумала я. – Как ты мне надоел!»
В ресторане появился новый официант. Итальянец. Звали его очень распространенным среди этой нации именем – Джозеф, и был он даже чем-то похож на этого, но намного моложе. По всей вероятности, он положил на меня глаз, но, к его несчастью, никто не успел предупредить бедолагу, что у меня очень ревнивый кавалер. Более того, от этого ревнивца-тезки зависит, будет здесь в дальнейшем работать молодой Джозеф или нет. Как-то, в один из первых дней работы, когда в ресторане практически не было посетителей и ревнивого кавалера, он стоял возле кассового аппарата и мы разговорились. Итальянец обладал чувством юмора и веселил меня своими рассказами. Но… повсюду глаза и уши. На следующий день, вечером, когда я сдавала кассу, я имела что выслушать от Джозефа-старшего. И мне было совсем не смешно. Не буду в красках описывать произошедшее, но красной нитью была фраза:
–
Ты выставляешь меня посмешищем перед всеми работниками ресторана. Все знают, кто я для тебя, а тут мне докладывают, что ты флиртуешь с каким-то официантом! Стоило мне отойти!
–
Если беседа – это флирт, то… – попыталась вставить я.
–
Замолчи, когда я говорю, не перебивай! Я тебе дал работу, а ты меня позоришь? О чем вы говорили? – блеск глаз за стеклами.
–
Ни о чем! Кто тебе все это сказал? Я думаю, Виктор, чтобы очернить меня и унизить в твоих глазах. Он ведь до сих пор злится из-за того, что ты уволил его родственницу, – предположила я.
–
Не имеет значения, кто. У меня свои доверенные лица здесь, – гордо ответил Джозеф.
«Интересно, кто? Тебя все здесь ненавидят!» – мысленно сказала я, а вслух предположила:
–
Так подумай, может быть это сделано специально! Многим не нравится наша связь! – настаивала я на выбранной версии.
–
Чтоб это было в первый и последний раз! – предупредил он.
–
Если он спрашивает что-то по работе, мне молчать? Это же глупо!
–
Отвечай по работе и пусть отходит в сторону, – великодушно согласился тиран.
Невероятно: оправдываться в том, чего нет и не было даже в мыслях. Говорят, «ревнует, значит любит». Не нужна мне такая любовь, если даже обычный разговор выводит человека из себя и ты слышишь оскорбления в свой адрес. Немного поутихнув, он продолжал бурчать, для профилактики. Чтобы не повадно было в следующий раз! Обычно после таких «профилактик» он предлагал:
–
Останься, поужинаем или в кино сходим!
Метод «кнута и пряника». Прямо, Макаренко какой-то! Джозеф младший, не понимая, что происходит, несколько раз после этого опять пытался вывести меня на разговор, но я старалась свернуть беседу: не буду же я объяснять, что произошло. Однако молодой тезка проявлял завидную настойчивость, не понимая и не видя ничего вокруг. В очередной раз, издалека завидев «соверника», Джозеф-старший, подскочив к моей стойке, рявкнул:
–
Что ты здесь стоишь? Отойди, не мешай ей работать!
Чуть позже, я ему объяснила, в чем проблема. Итальяшка был абсолютно растерян, не предполагая о нашей связи. Спустя пару недель, Джозеф-старший нашел причину и уволил своего тезку. За ненадобностью.
В конце января я получила письмо от приятельницы из Москвы о том, что она скоро будет в командировке, в Нью Йорке, и хотела бы встретиться. Наши дети родились с разницей в два дня. Живя в одном доме, мы познакомились на детской площадке, во время выгула малышей.
Прекрасная пара, Света и Володя. Она – очень привлекательная блондинка. Лицо – актриса! Высокие скулы, зеленые раскосые «кошачьи» глаза, аккуратненький носик. Фигура? Не длинноногая модель, но все в гармонии. Он – красив мужской красотой. Бывший спортсмен, идеально сложен, брюнет с карими глазами. Гены, отвечающие за красоту, на дочке решили отдохнуть: Ирочка не взяла ни красивое лицо от матери, ни рост от отца. Так иногда бывает… У красивых родителей. Но Света является образцом редкого сочетания – красоты и ума. Она знала, что нужно дать девочке для ее же дальнейшего блага. Уже в пять лет Ирочка танцевала. А танцы, как известно, делают чудеса. Это выправка, уверенность в себе и красивая фигура. Кроме того, они занимались танцами очень серьезно, в течение десяти лет, участвовали во всяческих международных соревнованиях. Девочка оказалась очень умной и смышлёной. И имела бойцовский характер. Именно о таких говорят: не родись красивой! И, что самое главное, мама Света постоянно прививала дочке мысль: « Ты лучшая! Знай себе цену!» А это ох, как важно – иметь хорошую самооценку!
К сожалению, в советские времена было не принято ( со слов моей мамы) утверждать детей и подростков во мнении: ты самый лучший! Считалось, что дети будут зазнаваться и задирать нос. Не знаю, какой советский Спок учил наших мам этому, но из-за заниженной самооценки мы очень страдали в свое время. В возрасте четырнадцати-пятнадцати лет, когда я не знала куда девать свои длинные ноги и руки, а сверстники обращали внимание только на писанных
