Синтез. Создание Бога в эпоху Интернета - Александр Бард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кант по-прежнему говорит о некоей четко ограниченной вещи, которую он называет нуменоном. Феномен, по Канту, является лишь плохим приближением к - для платониста Канта - еще более реальному нумену. То, что эта ноуменальность недостижима, объясняется не ограниченностью органов чувств, как это представляет себе Кант, а тем, что все вещи находятся в постоянном движении и изменении, как внутриактивном, так и интерактивном, и поэтому по определению не могут быть зафиксированы. Кант является поучительным примером изолированного наблюдателя в рамках физики, который не понимает, что его собственное сплетение с вещью, которую он воображает наблюдающей извне, также влияет на саму вещь. Он не может представить, что его позиция внешнего и нейтрального наблюдателя является физической невозможностью и что именно это и ничто другое делает вещь в себе чем-то недостижимым. Кант - это просто ньютоновско-эйнштейновский мистик, который не совсем понимает квантовую физическую революцию. Он не понимает, что наблюдающий субъект также является миром. Ибо чем еще он может быть? Если он существует, то он и есть мир.
Вещь сама по себе не может быть пережита как объект, поскольку она de facto не объект, а всего лишь произвольная этернализация. Не вещь сама по себе, а этернализация вещи должна рассматриваться как настоящий фокус в кантовском корреляционизме. Как только мы это понимаем, нам больше не нужно принимать кантовские аксиомы. Сразу же становится возможным новый вид онтологического реализма, который Барад называет агентивным реализмом, а Стивен Хокинг - модельно-зависимым реализмом. Реляционистский ответ Канту заключается в том, что феномены - это скорее поля, чем частицы. Поля состоят из интенсивностей и вероятностей и на самом деле никогда не имеют четких границ. Ибо физика как таковая не имеет никакого смысла в четких границах. Четкие границы скорее следует рассматривать как выражение нарциссического принятия желаемого за действительное в антропоцентрическом мировоззрении, которое борется с недостатком своей способности к обработке информации по отношению к неисчерпаемым океанам ее существования. Каждый раз, когда нам приходится слышать клише о том, что квантовая физика неясна, загадочна и поразительна, или видеть, как ее обвиняют в том, что она является некой поверхностной подделкой реальности, миражом, который явно скрывает более дружественную интуиции и, следовательно, более реальную реальность, скрытую за некой космической, таинственной завесой, - это голос Канта внутри нас и в преобладающей культуре, который говорит.
Однако все обстоит как раз наоборот: Какой бы контринтуитивной ни казалась квантовая физика на первый взгляд, она де-факто является реальной реальностью, или, вернее, настолько близкой, насколько мы вообще можем приблизиться к научно подтвержденной, а также доступной для восприятия реальности. Квантовая физика даже открывает путь к онтологическому реализму - как агентивному, так и модельно-зависимому - то есть именно к онто-эпистемологической доступности окружающего мира, которую, как полагает Кант, он раз и навсегда отбросил своим почти аутистическим разделением субъекта и объекта. На самом деле реальность - это субъект и объект, сплетенные в один неделимый феномен, без какого-либо реального разделения. Тот, кому удастся наиболее гладко обновить свое мировоззрение, откалибровав свою интуицию в соответствии с этим пониманием, также больше всех выиграет в связи со сменой парадигмы от корреляционизма к реляционизму. И это, конечно, в значительной степени относится к метафизике и религии.
Этерналистская картина мира существует потому, что она нужна человеку: физика же прекрасно обходится без этернализма в нашей мобилистской Вселенной. Процесс восприятия превращает мобилистское поле в вечную вещь. Абстрактная вещь, таким образом, не существует в онтическом смысле, она должна пониматься как некое конкретное поле. Эволюция удобно превратила восприятие в высокоэффективный механизм расстановки информационных приоритетов, а не в производителя онтологических истин, каким его желает видеть кантовский рационализм в своей суеверности. Таким образом, именно восприятие замораживает конкретное поле в пространстве-времени и декодирует его как ограниченное фиктивное. Ключевое слово здесь - интенсивность. Феномен - это, прежде всего, некая ноуменальная интенсивность. Чем выше активность и сложность конкретного поля, тем выше интенсивность. Физики Джулиан Барбур и Ли Смолин определили сложность в физическом смысле как множественность. Чем больше различий внутри подсистемы, тем больше вариативность. Самоорганизующиеся системы организуют потоки энергии как петли обратной связи, причем как положительной, так и отрицательной. После этого нужно просто умножить вариативность на активность, чтобы рассчитать интенсивность рассматриваемого явления.
Корреляционисты, похоже, не понимают, что стабильность как свойство не зависит от всех требований необходимости. Как ни странно, Зороастр осознает это различие уже в древнем Иране около 1700 лет до н. э., когда формулирует понятие хаурватат - состояние, содержащее некое священное совершенство и в то же время постоянно находящееся в движении и динамике; хаурватат вполне можно рассматривать как синоним синтетической идеи бесконечного сейчас. Гений Зороастра заключается в том, что он помещает святость в изменчивое, а не в неизменное, что полностью противоречит платонизму и авраамическим религиям. Зороастра и физиков-реляционистов объединяет то, что все они утверждают, что относительно стабильные состояния могут возникать более или менее регулярно в абсолютно непостоянной в остальном Вселенной. Симметрия, которую так страстно желают - от Канта до Эйнштейна, как в философии , так и в физике, - на самом деле противоположна случайности. Симметрия - это этернализм, а случайность - мобилизм.
Конечно, в человеческом сознании существует постоянно колеблющаяся диалектика между этернализмом и мобилизмом, но истина и реальность за пределами воспринимаемого человеком фантастического мира в основе своей мобилистична. Вселенная, таким образом, условна и не симметрична. Стабильность и необходимость не имеют ничего общего друг с другом: логически связать их - значит позволить загипнотизировать себя этерналистской иллюзией. То, что существование на фундаментальном уровне трансфинитно, не означает, что оно не может порождать временно стабильные состояния. Совсем наоборот: временная стабильность в сложных системах может быть столь же обычным явлением, как и взрывные изменения. Однако они, как и взрывы, всегда временны. Поскольку в подвижной и непостоянной Вселенной все влияет на все остальное, рано или поздно все изменится и перейдет в совершенно новые эмерджентные состояния. А что это такое, если не физическое воплощение этического идеала Зороастра - хаурватата?
Поэтому мы можем полностью воздержаться от построения еще больших конструкций из изолированных объектов, которые Кант использует в качестве строительных блоков в своей устаревшей метафизике. Но это не означает, что мы релятивисты. Ведь релятивизм не отходит достаточно далеко от индивидуализма и атомизма; его следует рассматривать скорее как
