Четвертое сокровище - Симода Тодд

Тина пошла в гостиную и села на полу рядом со своим рюкзаком. Вошла Ханако, сменившая рабочее кимоно на простое домашнее платье. Села на диван и спросила:

— Ну что у вас с Робертом-сан? Проблемы?

— Он тебе рассказал.

Ханако молча кивнула.

— Не хочу об этом говорить. — Она просто не знала, что сказать. В электричке по дороге в город ей пришло в голову, разлюбил он ее потому, что она недостаточно японка для него. Хотя она выглядела как японка, но не говорила и не читала по-японски, как он, ничего не понимала в икэбане, и не по-японски себя вела.

Ханако откинулась на диване.

— Ты поэтому приходила сегодня утром? И зашла в ресторан сегодня вечером?

— Разве я не могу проведать свою мать?

Ханако поправила подушку под ногами.

— Ты уже съехала от него?

— Думаю, да. Пока не знаю.

Ханако потерла ноги.

— Можешь жить здесь.

— Спасибо, — сказала Тина. Она открыла рюкзак и вынула папку. — У меня еще есть такие. — Она протянула Ханако новую пачку рисунков сэнсэя.

Ханако взяла их и стала смотреть.

— На прежние не похожи.

— Мне тоже так показалось. Более абстрактные.

— Можно, я их оставлю у себя на некоторое время?

— Конечно. Дай мне знать, если поймешь что-нибудь.

Рассматривая верхний рисунок, Ханако заметила:

— Я думала, ты больше не будешь видеться с сэнсэем.

Фраза показалась Тине знакомой.

— Это тебе сказал Мистер Роберт? Он мне советовал тоже самое. «Не ходи больше к сэнсэю».

— Я не пытаюсь советовать, что тебе делать, Ха-тян.

— Мистер Роберт рассказал тебе что-нибудь про сэнсэя?

— Мы разговаривали об этом, — ответила Ханако.

— Так в чем проблема с сэнсэем? — спросила Тина. — Откуда ты его вообще знаешь? Ведь это ты рассказала о нем Мистеру Роберту.

— Я слышала о его школе.

— Ты знаешь что-нибудь о нем? О его семье? Нам нужно найти члена семьи, чтобы профессор Портер получила разрешение работать с ним. — Тина умолкла. Лицо Ханако побледнело и исказилось от боли. — Ма?

Ханако встала с дивана, хотя по ее медленным, неуклюжим движениям можно было подумать, что она падает. Встав, она выбежала из комнаты. Тина встала с пола и двинулась за ней в коридор. Ханако вышла из квартиры: дверь была еще открыта. Тина поспешила за ней.

С лестницы до нее донесся пронзительный вскрик — это определенно был голос ее матери — и глухой удар.

Потом — тишина. Тина подбежала к перилам и посмотрела вниз. Ханако распласталась на лестничной площадке. Тина бросилась вниз к матери.

— Ты ушиблась?

Зажмурившись от боли, Ханако застонала и потянулась к ногам. Тина коснулась их, Ханако вздрогнула. Ее лодыжки уже начали опухать.

— Что случилось? — спросила Тина.

— Мои ноги. Я не смогла ими двигать и упала.

— Где-нибудь еще болит? Голова? Шея?

Ханако покачала головой, и гримаса боли снова исказила ее лицо.

— Не двигайся. Я вызову неотложку.

— Иэ. Это всего лишь лодыжка.

— У тебя может быть перелом.

Ханако посмотрела на лодыжку.

— Я просто хочу вернуться к себе наверх.

— Ты можешь идти?

Ханако попыталась приподняться, но сморщилась и снова села.

— Я не донесу тебя. Я позову кого-нибудь из соседей на помощь.

— Ииэ, не надо соседей. Позови Киёми, — простонала Ханако сквозь стиснутые зубы.

— Она тебе не поможет.

— Пусть придет ее муж. Он сможет отнести меня домой.

— Ма, уже поздно, давай я вызову «скорую».

Я верю в некоторые

вещи

они раскрываются

как раз достаточно

часто

чтобы напоминать

Киёми и ее муж помогли Ханако подняться по лестнице и уложили ее в постель. Они положили ей лёд на распух-и покрасневшую лодыжку. Тина поблагодарила за помощь и вежливо отказалась от предложения посидеть подольше или вызвать неотложку, заверив, что все будет нормально.

В спальне Тина предложила матери аспирин. Та покачала головой. Тина смотрела на мать, откинувшуюся на подушки.

— Есть идея. Я позову Уиджи.

— Не стоит его беспокоить.

— Он не будет против.

Тина дотянулась до рюкзака. Найдя в блокноте номер Уиджи, она его набрала.

— Это я. Извини, что так поздно.

— Тина?

— Мама упала на лестнице и повредила лодыжку.

— Хочешь, чтобы я приехал?

— Я знаю, что не могу просить…

— Не вопрос. Она лежит?

— Да. Мы приложили лед и подняли ногу вверх.

— Молодцы.

Положив трубку, она набрала собственный номер. Ответил автоответчик. Тина оставила сообщение:

— Я остаюсь у мамы. — И все. Ей больше нечего было добавить.

Ханако уже в третий раз повторила:

— Извините, что заставила вас ехать в такую даль.

— Ничего страшного, мэм. Только скажите, если больно.

Ханако вздрогнула, когда он коснулся ее лодыжки, но промолчала.

— Ма, ты должна сказать ему, если тебе больно.

— Не думаю, что перелом, — успокоил Уиджи. — Но точно сказать трудно из-за опухоли. Нужно сделать рентген.

— Или МРТ? — предложила Тина.

— Конечно, тоже пойдет. Только значительно дороже.

— Если мы не сделаем его сами, — заметила Тина.

Уиджи улыбнулся:

— У нас уже есть опыт работы с «Эйч-5100».

— Потерпишь до Беркли? — спросила Тина у матери.

— Беркли?

— Надо выяснить, нет ли у тебя перелома. Можем поехать в Беркли или в больницу.

Ханако кивнула.

— Как мы ее спустим на пять этажей вниз? Чертов лифт.

— Думаю, придется нести на руках.

Три часа спустя Уиджи положил Ханако на ее кровать.

— Спасибо, что поднял ее сюда, — сказала Тина.

— Пустяки, — ответил он, еле переводя дух. — Как вы себя чувствуете, мэм?

— Прекрасно. Извините, что доставила вам столько хлопот. Аригато годзаимас[66].

— Никаких хлопот, — успокоил Уиджи. — Хорошо, что нет перелома.

— Лодыжка не сломана, — сказала Тина, стоя у кровати, — хотя нога в скверном состоянии. Тебе нельзя будет несколько дней наступать на нее. Так, Уиджи?

Он подложил подушку ей под лодыжку.

— Точно так. Здесь все растянуто и повреждено из-за падения. Завтра приду и осмотрю. — Он глянул на часы. — Точнее, сегодня.

— Извини, — сказала Тина, — уже поздно.

Уиджи и Тина зашли в гостиную. Он сел на диван, Тина устроилась на полу.

— Почему ты всегда сидишь на полу?

— Так удобнее. К дивану тело нужно специально приспосабливать.

— Как скажешь.

— Как ты думаешь, лодыжка заживет?

— Должна. Если она будет о ней заботиться. Когда опухоль спадет, не помешает пройти курс физиотерапии.

— А склероз не замедлит выздоровление?

Для начинающих постигать искусство сёдо поучительным будет обратить внимание на ключи иероглифов. Филология кандзи началась три тысячи лет назад в Китае с буквальных рисунков повседневных предметов. Иероглифы принадлежат к тому роду примитивных рисунков, которыми и сегодня пользуются обычными люди без художественных наклонностей. Когда пытаются описать какие-то физические объекты. Эти примитивные линии превратились в абстрактные иероглифы, которые мы имеем сегодня. Например, первоначально солнце изображалось в виде простого круга с точкой или чертой посредине. Эта пиктограмма постепенно стала квадратной, так что сейчас этот иероглиф по форме больше напоминает ящик или коробку. Так конкретное стало репрезентативным, а изображение превратилось в абстрактный символ, потерявший первоначальное значение. Вернуть абстрактному символу конкретное и глубокое значение — задача каллиграфа.