Изгой - Сэди Джонс

Вошел Дики с палкой в руках и, смерив дочь взглядом, задал традиционный вопрос:

– Ты знаешь, за что будешь наказана, юная леди?

– Я взяла машину без спроса. Это была моя идея.

Подойдя ближе, он наотмашь хлестнул ее по лицу.

– Я тебя ненавижу, – сказала Кит.

Следующая оплеуха сбила ее с ног.

– Плевать. – Она попыталась подняться.

Дики ударил ее палкой ниже спины, потом придержал за руку и ударил еще раз. В перерывах он давал ей пощечины – открытой ладонью и аккуратно, чтобы не было синяков. Избивая Кит, Дики никогда не терял голову, в умении не оставлять следов он достиг совершенства. Дики очень дорожил красотой Тэмзин, и воспоминания о том, как он ударил ее по лицу, несколько омрачали удовольствие. Зато наказывать Кит никогда не надоедало; ее строптивость и упорное молчание только распаляли, и обычно он не унимался, не добившись слез или хотя бы стона.

Когда от боли Кит потеряла контроль над собой, Дики бросил ее лежащей на полу и уединился в спальне, чтобы успокоиться.

Элис посмотрела на часы – «Картье» с римскими цифрами на крошечном циферблате. Подарок Гилберта, с которым она всегда чувствовала себя красавицей и примерной женой. Льюис наверху уже полчаса. Элис позвонила мужу в Лондон и попросила вернуться. Пусть приезжает и сам разбирается со своим сыном, а ее освободит от этой обузы. Одна она не справится. Если Гилберт возьмет все в свои руки и увидит, что творится с Льюисом, тогда у нее появятся силы его пожалеть и помочь.

Гилберт ответил на звонок и пообещал приехать. Сидя за столом, он думал, как поступить. Плохо, что Элис наедине с Льюисом, после того как он повел себя с Тэмзин. Он позвонил доктору Штрехену и попросил порекомендовать психиатра.

К его удивлению, кабинет психиатра находился на Харли-стрит. Гилберт думал, что психиатры работают в больницах, в зданиях Викторианской эпохи с решетками на окнах. Ужасно представлять Льюиса в подобном заведении, но и жить с ним в одном доме невыносимо.

Назначив прием у доктора Бонда, чтобы поговорить о сыне, Гилберт отправился на вокзал. Обычно он ездил в другое время, сейчас на станции в Уотерфорде было пусто, только какая-то женщина тащила своего ребенка за руку и кричала на него.

Домой Гилберт ехал на такси, с ужасом думая о предстоящей встрече. Ему вспомнилось, как он возвращался с работы в ту осень, когда погибла Элизабет. Льюис всегда ждал у подъездной дорожки и улыбался ему. Гилберт не мог ответить на улыбку, даже посмотреть сыну в глаза не мог, а ведь в десять лет в нем еще не было ничего дурного. А может, и было, если он уже тогда вызывал отторжение. На мгновение Гилберту почудилось, что Льюис, как маленький призрак, стоит у дорожки, однако затем он увидел Элис у дверей и постарался взять себя в руки. Взгляд у нее был такой же беспомощный, и Гилберту хотелось сказать, что напрасно она возлагает на него надежды.

Расплатившись с водителем, он обернулся к ней. Элис улыбалась со слезами на глазах.

– Он наверху, в ванной. Уже больше двух часов. Я не решилась зайти.

Когда Гилберт открыл дверь ванной, Льюис даже не обернулся. При виде крови Гилберт на мгновение подумал, что сын вскрыл себе вены, но затем с отвращением понял, что тот всего лишь взялся за старое. Льюис смотрел перед собой невидящим взглядом.

Гилберт достал из шкафчика чистые бинты и протянул сыну. Льюис заморгал и покорно их принял. Деловая одежда Гилберта – темный костюм, шляпа и галстук – совершенно не вязалась с происходящим и странным образом помогала ему от него отгородиться.

– Доктор Штрехен порекомендовал одного специалиста в Лондоне. Думаю, лучше всего тебе на некоторое время уехать. Пожить там, где тебе станет лучше. Льюис? – Тот как будто не слышал. Подождав, Гилберт повторил: – Льюис?

Ему показалось, что сын кивнул. «Для его же пользы, – сказал себе Гилберт. – Он потом сам поймет». Не закрывая дверь, он спустился в холл. Элис ждала, но Гилберт не желал ничего обсуждать.

– С ним все нормально?

Он не стал отвечать на дурацкий вопрос. Хотелось выпить. Гилберт пошел в гостиную и налил себе почти полный стакан виски. Элис подошла и встала рядом.

– Очень сильно? – спросила она.

– Да.

– Он выйдет? Разговаривал с тобой?

– Нет. Не знаю.

– Гилберт, я думаю, он не бил Тэмзин.

Гилберт удивленно посмотрел на нее и допил виски.

– Не говори глупостей.

– Он никогда не был жестоким. С чего бы он ее ударил?

– Не хочу тебя с ним оставлять, но мне нужно зайти к Дики. Ничего?

– Ты меня слышишь? Я не верю, что он ударил.

– Слышу. С какой стати ты его защищаешь? Ты его видела? Помнишь, на что он способен?

– Не кричи на меня. Я просто говорю, что…

– Я не кричу. Я пошел к Кармайклам, посмотрю, что можно сделать. Скоро буду.

Элис осталась в холле. Все случилось совсем не так, как она хотела. Гилберт просто испугался.

Каждый вздох Кит сопровождался болью, однако, скорее всего, ребра остались целы. Всего лишь ушиб, который рано или поздно пройдет, как и всегда. Голова болела от удара об пол.

После того как Льюис держал ее за руку и нежно обнимал в танце, терпеть побои и одиночество было вдвойне тяжелее. Кит так не хватало Льюиса, хотелось доверить ему самые сокровенные тайны.

Тэмзин принесла поднос с ужином и поставила у кровати. Кит сидела в кресле у окна, поджав ноги.

– О, а у тебя никаких следов, – сказала Тэмзин. – Видела мое лицо?

– Болит?

– Не очень. Как так получается, что мне досталось всего один раз, зато заметно? У тебя никогда не заметно.

Кит пожала плечами. Ей хотелось спросить о Льюисе, но она боялась, что голос выдаст ее чувства.

– Несчастная Кит, – произнесла Тэмзин. – Пойди вниз и извинись.

Она вышла и закрыла за собой дверь. Кит заплакала, но тут же перестала. Сделав глубокий вдох, задержала дыхание и принялась разглядывать лица на конвертах расставленных по комнате пластинок и представлять, как они делятся с ней смелостью. Надо поесть. На подносе – бутерброды и тарелка с печеньем. Несмотря на отвратительный вкус, Кит заставила себя поужинать, поскольку всегда считала, что должна научиться заботиться о себе. Она сжевала бутерброд и печенье, выпила воды, потом выбралась наружу через окно.

При виде машины мистера Олриджа Кит юркнула в кусты. Утерла