Последняя лошадь Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

в одну секунду. Неистовство за стеной, где были Мюрат и Соня, росло. Света побежала к окну – единственному вменяемому источнику информации. Стул, задетый ею, упал. Котёнок сидел со вздыбленной шерстью на подоконнике. Да, он был уже здесь. Его передислокация из одной комнаты в другую осуществилась вне рамок времени.

День был солнечный. Норовистой лошадки Наполеона, точно, уже не существовало. Прохожие останавливались взглянуть на её обугленные останки, но не задерживались, шли дальше. Стояли лишь два милиционера.

– Кто это сделал? – крикнула Света, открыв окно. Милиционеры взглянули на неё хмуро, даром что она высунулась по пояс в одном белье. Потом, правда, улыбнулись. Один спросил:

– Это была ваша машина?

– Нет, не моя! Подруги.

– А где подруга сейчас?

– В сумасшедшем доме… в больнице!

– Ну, пусть она заявление пишет, когда ей вправят мозги.

– Разве их поймают?

– Это уж вы у врачей спросите.

– Нет, я про тех, кто поджёг машину!

– Всё может быть. Сейчас дознаватель сюда приедет.

Света закрыла окно и пошла к дивану, сжимая виски ладонями. Она думала не про лошадь, а про коня, что, в сущности, было одним и тем же. Сев на диван, она зарыдала. Леди Монтекки, решив перед репетицией не сажать своё горло длительным воем, немедленно оказалась рядом и обняла её.

– Светочка, не плачь! Это железяка, а не животное! Ничего, Риточка себе получше машину купит!

Мюрат спрыгнул с подоконника и толкнул Свету лапкой: да, мол, животное – это я! Трясущимися руками она схватила его и прижала мордочкой к своему лицу, мокрому от слёз. Котёнок лизнул её и мяукнул. Сотовый заиграл. Света машинально вышла на связь.

– Алло!

– Здравствуй, Светочка, – нарочито строго сказала мама, – как у тебя дела?

– Нормально. А что?

– Ты мне ничего не хочешь сказать?

– По поводу?

– Ну, по поводу сегодняшнего числа.

Света опустила котёнка на пол.

– Сегодняшнего числа?

– Да. А ты что там, плачешь?

– Ой, мамочка! С Днём рождения!

Голос Светы пресёкся. Слёзы затекали ей в рот. Выключив мобильник, в котором загрохотала буря упрёков, она вскочила и побежала в ванную, потому что ей не нужны были ни объятья Сони, ни обезьяньи штуки Мюрата. Ей нужно было побыть одной. Хоть десять минут.

Завтрак проходил в тяжёлом молчании. А о чём можно говорить под второпях сваренную овсянку и кофе без молока, которого не было? Соня тихо вздыхала. Мюрат подпрыгивал, звонко приземляясь на когти. Ещё бы, он получил единственную сосиску! Когда его оставили одного в квартире, он вновь взобрался на подоконник, чтоб проводить двух подруг задумчивым взглядом.

После работы Света час поприсутствовала на репетиции. Ей понравилось, как Тибальд прикончил Меркуцио. Эта сцена, впрочем, и не могла не быть убедительной, потому что два исполнителя – Янушевский и Атабеков, с первого дня своего знакомства мечтали убить друг друга. Но остальные работали вполноги, особенно Соня, всё-таки переутомившая свою глотку перед открытым окном. Также отличились Артур в роли Бальтазара и Марат Горин в роли Бенволио. Их обоих ещё до прихода Светы чем-то взбесили Анька с Тамарой, но ни один нюанс этого конфликта при Свете не был озвучен. Устав орать на халтурщиков, а Волненко назвав свиньёй, Корней Митрофанович объявил перерыв. Сразу после этого Света, не без труда уклонившись от кофепития с девочками, опять поехала к Рите. Она решила добиться встречи с Игорем Карловичем. Однако, ей вместо этого разрешили встретиться с самой Ритой, сказав, что той стало лучше.

Комната для свиданий была уютно обставлена. В ней имелось даже и пианино «Лирика», явно найденное в руинах психопатической музыкальной школы после бомбёжки и перееханное бульдозером. Сыграв «К Элизе», Света расположилась на небольшом кожаном диванчике и ждала минут десять, прежде чем дверь открылась и вошла Рита. Она, действительно, выглядела неплохо. По крайней мере, ссадин и синяков на её лице слегка поубавилось.

– Как дела? – прошептала Света, вскочив и обняв её.

– Ничего. Как ты? Откуда фингал?

– Сейчас расскажу!

Крепко держась за руки, будто их могли разлучить в любое мгновение, они сели. И Света всё рассказала. Рита её ни разу не перебила, ни разу не отвела спокойного взгляда от её глаз, в которых блестели слёзы. Потом сказала, слабо поцеловав её в рот:

– Не переживай. Если бы угнали, было бы хуже. С вином просто шоколадно всё получилось!

– Почему хуже было бы? Почему?

– Потому, что смерть – лучше рабства. Смерть – это естественное событие, а вот рабство я бы не назвала естественным состоянием.

– Из смерти выхода нет, а из рабства – есть!

Рита улыбнулась.

– «Гестапо перекрыло все выходы, но Штирлиц ушёл через вход». «Для тех, кто попадает в Бастилию, не существует никаких «потом»!»

– Но ведь её смерть была неестественной!

– Почему? Машины ведь от болезней не умирают.

Света вздохнула.

– Ну, хорошо. А Юлька? Как тебе Юлька?

– Это вопрос, – нахмурила брови Рита, – знаешь, я не могу ответить на него прямо.

– Ну хорошо, ответь криво! Главное, объясни мне хоть что-нибудь!

– Как бы объяснить? Такое бывает. Ты сигарет мне не привезла?

У Светы глаза полезли на лоб.

– Что значит – бывает? У тебя всё в порядке с башкой? Сколько тебе галоперидола сегодня вкатили в жопу?

– Немного. Ну, как тебе объяснить? Попробую так. После смерти бабушки я увидела сон: она лежит мёртвая, а мы, родственники, сидим за столом, её поминаем. Вдруг она поднимается и глядит на нас мёртвыми глазами! Я испугалась, а тётя мне говорит: «Такое бывает!»

– Это не объяснение, твою мать!

– Согласна. Но иногда лучше жить с загадкой, чем с её разъяснением. Полагаю, что это – тот самый случай. Как там Мюрат?

– Мюрат как раз ничего, – проронила Света, задумавшись над словами Риты. Потом спросила:

– Чем сейчас тебя колют?

– Уже ничем особо не колют. Почти. В основном, обследуют.

– Когда выпишут?

– Да на днях! Потом я слетаю на три недели в Париж. Ты, может, со мной?

– Как – в Париж? Зачем?

– Вот странный вопрос! Он очень подходит к слову «Москва», а к слову «Париж» совсем не подходит. Я просто лечу в Париж. И этим всё сказано. Понимаешь?

– Нет. Но я тебе верю.

– Ты сигарет привезла? – ещё раз спросила Рита, заглядывая в пакет, принесённый Светой. Это была та самая передача, которую накануне не приняли – виноград, кондитерские изделия, хурма, груши и сигареты.

– Да, целый блок.

– Отлично! Джульетта больше не приходила?

– Сегодня ночью звонила в дверь, но я её не пустила. Я была с Сонькой.

– С Козловой?

– Да.

– Она не обосралась?

– Как ни странно, нет. Наверное, постеснялась Мюрата. Он вёл себя очень храбро.

– Он – дурачок, – улыбнулась Рита, – но это его нисколько не портит. Есть у него и более существенный недостаток.

– Какой?

– Готовность брать на себя ответственность. Абсолютно за всё. Премьера когда?

– Четвёртого ноль четвёртого. Представляешь, министр культуры будет!

– У вас? На этой самой премьере?

– Да.

Рита усмехнулась.

– Это мне нравится! Сам министр того, что здесь теперь называют словом «культура»? И что ему от вас надо?

– Хочет увидеть, на что идут бюджетные деньги.

– Это