Последняя лошадь Наполеона - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А он тебя потом трахнул?
– Дура! Свинья!
Анька бы в долгу не осталась, но тут пришёл Коля Атабеков. Он сообщил Волненке с Козловой, что их зовут, и лучше им поспешить, так как репетиция не заладилась.
Света почти до пяти часов ожидала Соню в фойе, читая Шекспира. Соня вышла заплаканная, одна.
– В чём дело? – спросила Света, встав ей навстречу.
– Всё хорошо, – прозвучал ответ, – я скоро повешусь и обрету Царствие Небесное, потому что все круги ада мной уже пройдены! Едем к Рите.
– А репетиция-то закончилась?
– Нет, конечно. Но когда я попросила меня отпустить по важному делу, мне проорали, что я могу идти на …, а на обратном пути провалиться в задницу! Едем.
Погода была в точности как утром, то есть прескверная. И в метро, и в трамвае пришлось стоять. Соня всю дорогу молчала и отвечала грустными жестами, когда Света пыталась её утешить. Затем и у самой Светы сильно испортилось настроение, потому что и в магазин по пути зашли и, вообще, съездили зря. Риту из палаты не вывели, передачу в виде конфет, сигарет и фруктов не приняли. Игорь Карлович оказался занят. Когда спускались в метро, чтоб ехать обратно, Соня спросила:
– Можно у тебя переночевать?
– Ты тоже поссорилась со своим?
– Мне просто не хочется приезжать сегодня домой.
– Может быть, в кафе посидим?
– Нет, я хочу спать. Я очень устала.
Но дома Соня вместо того, чтоб лечь спать, начала реветь. Света и Мюрат никак не могли её успокоить, хотя последний очень старался. От водки Соня решительно отказалась. Она кричала, что проклята, и просила её убить.
– Зачем ты со мной поехала? – раздражённо спросила Света, борясь с желанием удовлетворить её просьбу или, как минимум, уйти в комнату и заняться там своими делами, оставив гостью с её потоками слёз на кухне. Соня утёрла ладонью нос.
– Я ведь объяснила: надо идти по бумажному мосту, а не по железному!
– Поясни, пожалуйста, свою мысль.
– Да что непонятного?
Оказалось, что Свете действительно не понятно в этой истории ничего, Мюрату – тем более. Выпив кружку воды, Соня закурила и объяснила:
– Железный мост – умение притворяться, врать, перегрызать глотки и делать подлости. А бумажный мост – благородство, честность, великодушие, бескорыстие. В глазах мира первое – это то, с чем не пропадёшь, а второе – то, с чем каши не сваришь. Да, щедрость – глупость, да, любовь – блажь, да, умение прощать – слабость. Но в глазах Бога первое – отвратительно, а второе – великолепно! Потому рухнет железный мост, а бумажный будет стоять и приведёт к Богу.
– Что ж ты расплакалась? – удивилась Света, – тебе всё ясно. Иди правильным путём и радуйся жизни!
– Но этот путь не даёт ни малейшей радости, потому что он не ведёт к успеху! А мне успех очень нужен, я ведь актриса! Зачем мне Бог дал талант, зачем дал амбиции? Для того, чтобы я их весело растоптала? Но не могу я так поступить, потому что они сильнее меня, сильнее!
– Поэтому тебе кажется, что ты проклята?
– Да, да, да! Иисус велел следовать за Ним, но где мне взять силы? Он ведь не дал мне их! Я уже измучилась! Я сломалась!
– Да ты сама себя мучаешь, – возразила Света, ставя на плиту чайник и зажигая газ, – могла бы, по крайней мере, не жрать дерьмо такой большой ложкой.
Соня задумалась. Слёзы из её глаз уже не текли. Раздавливая окурок, она сказала:
– Я как-то слышала проповедь про геенну огненную. Основная мысль этой проповеди заключалась в том, что любой попавший в геенну огненную имеет возможность её покинуть, но не имеет желания.
– Да что за чушь? Кто же не захочет уйти из ада?
– А ты представь человека, который спился, довёл себя до помоешного, свинячьего состояния и лежит, подыхает в своём дерьме! Ему надо просто перестать пить, чтоб снова почувствовать радость жизни и её смысл! Но ведь он не хочет. Ты понимаешь, Светка? Не хочет!
– Лучше сказать, не может. Это зависимость.
– Но зависимость вызывает любая мерзость! И у меня зависимость! Дальше что?
И Соня опять заплакала. Пока Света подыскивала ещё какие-нибудь слова для неё, Мюрат вдруг навострил ушки. Заметив это, Света велела гостье притихнуть и затаила дыхание. Соня с ужасом подняла на неё глаза. Увидела знак молчать. Была уже почти полночь.
– Кто-то стоит за дверью, – сказала Света, понаблюдав за Мюратом. Тот замер посреди кухни, встопорщив шерсть. Жалобно взглянув на него, а затем – на Свету, стоявшую у плиты, Соня покачнулась на стуле.
– За дверью? Кто?
– Кажется, она.
– Она? Кто – она?
Раздался звонок.
– Не хочешь открыть? – предложила Света. Голова Сони отчаянно замоталась.
– Не открывай! Зачем открывать?
– Она не уйдёт, пока не откроем.
Они вдвоём приблизились к двери. Мюрат, который иногда действовал очень быстро и незаметно, уже стоял около неё. Соня посмотрела в глазок и съёжилась так, будто ей за шиворот бросили паука. Пока она бормотала слова какой-то молитвы, Света открыла дверь.
На лестнице не было никого. К чёрному окошку между пролётами прилепил свою жёлтую шторку месяц. Он вёл себя, как Ромео у Капулетти, а потому все ручки дверей и лестничные перила отсвечивали лишь лампочку. Ломать пьесу было безнравственно. Закрыв дверь, Света поглядела на Соню.
– Кого ты видела?
– Женщину! И она, по-моему, ещё здесь! Она не ушла…
Мюрат побежал обратно на кухню. Света и Соня последовали за ним.
– Я думаю, надо выпить, – сказала первая.
– Да, давай! У тебя есть водка?
Водка не могла справиться со своей задачей до поздней ночи. Лишь во втором часу Соня улыбнулась, слушая, как её собутыльница наизусть читает Шекспира.
– Дура ты, дура! Ровнее можешь читать?
– Что значит ровнее?
– Под метроном. Читай сперва тихо, а то собьёшься.
И Соня стала отстукивать пальцем по столу ритм. Света сразу сбилась.
– Это какая-то ерунда! Так люди не разговаривают.
– Шекспир читается только под метроном и никак иначе.
– Да почему?
– Потому, что он – вне любых эмоциональных рамок. Если его подгонять под свои эмоции, выйдет жалко, нелепо, пошло. Не донесёшь. Читай его только под метроном.
– Откуда ты это знаешь?
– Глупый вопрос. Не спорь с профессионалом. Тебе сказать, кто из педагогов со мной работал? Писарев, Райкин, Покровская и Брусникина. Курс вёл Рома Козак. Читаем!
И Соня вновь начала отстукивать. Света стала читать, сбиваясь всё реже. Вскоре её это захватило. Когда опять раздался звонок и трезвый Мюрат вскочил, ни та, ни другая с ритма не сбились. Плевать им было на приход той, чей образ они старательно воплощали.
Глава десятая
– Светка, вставай! Риткину машину сожгли!
Это было сильно – не только по содержанию, но и по исполнению. Это даже не уступало тому, что леди Монтекки творила на репетициях. Света выпила ночью много, спала недолго, но она вмиг открыла глаза, увидела дневной свет, вскочила, проснулась. Все эти действия уместились