Один день ясного неба - Леони Росс

Когда Ингрид умирала, она колотила кулаками по простыням и с восторгом издавала неразборчивые восклицания.

У Анис защемило в груди.

Женщины поспешно следовали ее указаниям. Рита и Лайла драили пол на веранде, стоя на коленях, и руками вытирали его насухо, рассыпая крупицы соли и хлопья сушеного зеленого перца. Все сняли набедренные обручи и сложили их в ладони Анис: обручи из красной, желтой и коричневой кожи с золотыми вставками. Микси и Лайла выволокли во двор тяжелый обеденный стол и расставили вокруг него стулья. Трудновато нападать, когда ты сел на чужое место. Анис взяла из корзины Лайлы моток белой пряжи и перекинула ее через выступ крыши, как бельевую веревку. Потом подвесила на ней рядышком две пуси губами наружу. Одну — свою, другую — Микси. А Лайлину, выброшенную, перевернула вверх тормашками и похлопала ладонью. Из нее выпали три красных муравья. После этого она приладила ее около первых двух. Ну и хватит.

Пуси напоминали ей маски.

Что бы сказали ее отец и муж, видя, как она готовится к встрече с мужчинами? Она не знала. У нее не было времени у них спрашивать, и ее беспокоило, что в голову не пришло ни одной мысли.

А у радетеля было время поинтересоваться жизнью шлюхи?

У него-то точно было. Самое запомнившееся ей свойство души Завьера была его доброта.

Его красивые усталые руки.

Обе сестры вышли к ней на веранду. Лайла надела только что довязанное платье. Платье, как рыбачья сеть, доходившее до голых щиколоток, обвило ее длинную шею, тонкую талию; оранжевое платье крупной вязки, с вкраплениями розового и персикового, инкрустированное блестящими ракушками. Ее кожа была влажная, а похожая на подсолнух голова блестела. Живот выступал полумесяцем. С него можно было слизать солнечные блики.

Лайла поглядела на болтавшуюся на веревке вереницу горделивой плоти; вытянув руку вверх, она потрогала свой рабочий инструмент и улыбнулась Анис.

— Может быть, стоило попрощаться более полезным образом.

Микси присела на перила веранды. Грудь у нее опала. Рита обняла ее за плечи.

— Я бы и свою вывесила с остальными, да она прилажена крепко-накрепко, просто чудо какое-то!

Микси кивнула.

— Надеюсь, когда все закончится, наши тоже прикрепятся не хуже. — Анис постаралась произнести эти слова как можно беззаботнее.

— Если они их не сдернут с веревки! — поправила ее Микси.

Но, разумеется, какой же мужчина осмелится оскорбить целительницу.

Какая же это глупость — думать. Ты не важна. Мужчина тиранит ребенка и бабушку, тебе известно множество несчастных женщин, которых ты встречаешь каждую неделю: с разбитыми сердцами, с разбитыми лицами, втоптанных в грязь. Все они приходят к тебе за исцелением, так что хватит твердить, будто ты ничего не знаешь. Когда мужчина ведет себя мерзко, они воспринимают это очень серьезно, как произведение искусства, а правительству на них наплевать.

Она не могла больше прислушиваться к своим страхам, иначе она бы убежала.

Анис всмотрелась в удивительное платье Лайлы. Со стороны можно было подумать, что она все еще вяжет: ее пальцы шевелились, как будто держали спицы. Похоже, ей не нужна была вагина, чтобы ощущать свою власть. Похоже, ей вообще ничего не было нужно. А она сама смогла бы стать такой же самодостаточной, как Лайла, и носить красивые платья?

— Вижу: они идут, — сообщила Микси.

Да, и правда. Улыбающиеся смуглые мужчины входили в ворота.

Женщины взялись за руки.

15

Романза смотрел, как Завьер, сидевший на носу длинного гладкого каноэ, зачерпнул две пригоршни морской воды и вылил себе на макушку. Капли застряли в его дредах, как прозрачные насекомые. Романзе было приятно видеть, как расслаблен радетель.

Ему с трудом верилось, что он везет Завьера Редчуза через пролив на Мертвые острова! Он все заранее спланировал. Сначала они отправятся в сады Джедже в западной части островов за травами и фруктами, о которых радетель, вероятно, никогда слыхом не слыхивал, потом на встречу с реальными людьми, чтобы приготовить еду на голой земле. Он и не надеялся сопровождать богами избранного радетеля в сегодняшнем обходе, хотя, разумеется, его всегда хотелось увидеть в действии — так тебе хочется стать свидетелем чего-то редкого и удивительного, но ты никогда даже подумать не смел, что подобное произойдет. Романза успокоился от мысли, как ему повезло; кто мог знать, что его отец настолько прогневает Завьера, что тот будет готов воздеть руки к небу и поднести Сонтейн чашку с морской водой… И разбить ей сердце!

Но сегодня этого не случится. Он знал, что, бродя по Мертвым островам и ровно дыша, способен вдохновить Завьера приготовить нечто ошеломительно-впечатляющее. Приготовить трапезу неприкаянных — это проявление высшего мастерства. Его сестра это оценит, а Интиасар будет в ярости. А как много всего он сможет узнать. И многому обучить. Что, как уверял его Пайлар, было другим способом получения знаний. Нас посетил радетель! Да уж, островная беднота была готова к визиту радетеля — тихого, честного, сердитого человека. Пайлар говорил, что они никогда особо не жаловали Дез’ре. Слишком голосистая.

И, может быть, к концу дня откроется маленькая тайна, о которой оранжевыми словами напишут на всех стенах. Изложат каракулями какую-то правду о поваре. Никогда не знаешь, когда такое может вдруг случиться.

Управляли каноэ два пожилых неприкаянных. Как только они с Завьером взошли на гребень дюн на пляже Карнейдж, лодка обогнула мыс и подплыла к берегу, точно дожидалась их появления. Романзе многое нравилось в повадках неприкаянных: например, их характерной чертой была необъяснимая способность оказываться в нужном месте в нужное время. Они обладали несравненным инстинктивным умением чуять друг друга издалека.

Солнечные лучи выгравировали на их спинах причудливые узоры. Океан казался светло-зеленым, пустая водная гладь была покрыта легкой рябью.

Романза хорошо знал одного из гребцов. У Берела, сына Арта, имелось три внучки, а у жены было цилиндрическое туловище и глаза на затылке; он греб, неотрывно глядя на Завьера, и на лбу у него блестели бисеринки пота. Завьер обернулся и встретил взгляд Берела. Романза заметил, как оба гребца напряглись и застыли. Наконец Берел опустил глаза и сосредоточился на гребле. На его руках под черной, покрытой песком кожей бугрились вены. Ого. Силен мужик, коль он заставил отвести взгляд островного старейшину.

Завьер Редчуз производил сильное впечатление на окружающих, в частности потому что сам этому вроде бы не придавал значения. Конечно, он был красив, но имелось в нем что-то еще более существенное, глубоко затаившееся. Всю